Конечно, у большинства из нас есть родители и друзья, которые и говорят нам подобные слова, если нам случится проиграть турнир по бадминтону или не схватить знаменитого фальшивомонетчика, которого мы разоблачили на борту некоего катера. Но ведь родителей у бодлеровских сирот не было, а ближайшие друзья пребывали, можно сказать, на небесах — в автономном летучем доме, построенном на принципе нагретого воздуха, — и сражались с орлами и с ужасным негодяйским приспешником, у которого вместо рук были крюки, поэтому знакомство с Дьюи Денуманом и его утешительные слова были для сирот настоящим подарком.
Бодлеры стояли вокруг библиотекаря, благодаря его за этот подарок, а когда они услышали шум приближающегося автомобиля, то, оглянувшись, увидели, что такси привезло им ещё два подарка, и снова преисполнились благодарности.
— Бодлеры! — воскликнул знакомый голос.
— Бодлеры! — воскликнул другой знакомый голос.
Бодлеры всмотрелись в темноту и, различив две фигуры, не поверили своим глазам. На прибывших были необычные очки, сделанные из двух больших конусов, привязанных к голове длиннющими перепутанными верёвками. Такие очки превосходно скрывают лицо, но Бодлеры без труда узнали тех, кто бежал к ним, хотя и не видели их очень давно и были уверены, что не увидят больше никогда.
— Судья Штраус! — воскликнула Вайолет.
— Джером Скволор! — воскликнул Клаус.
— Наконец-то я нашла вас, — сказала судья и, сняв очки, промокнула глаза и обняла всех сирот по очереди. — Я боялась, что никогда больше вас не увижу. И как это я позволила этому скудоумному банкиру вас забрать? Никогда себе не прощу!
— А я никогда не прощу себе, что ушёл от вас, — сказал Джером, которому не повезло быть женатым на Эсме Скволор. — Плохой из меня опекун.
— А из меня вообще никакой, — сказала судья Штраус. — Когда вас увезли в том автомобиле, я сразу поняла, как виновата перед вами, а когда узнала о страшной судьбе доктора Монтгомери, то принялась вас искать. Потом мне довелось встретить и других людей, которые сражались с негодяями и мерзавцами этого мира, но мне так хотелось найти вас самой — хотя бы ради того, чтобы извиниться.
— И я хочу извиниться, — сказал Джером. — Как только я услышал о том, какая беда случилась с вами в Городе Почитателей Ворон, то начал собственное волонтёрское расследование. Волонтёры повсюду оставляли послания для Ж. С., и я думал, они адресованы мне…
— А я думала, они адресованы мне, — сказала судья Штраус.
— Но как же так? — удивилась Вайолет. — Ведь ваши инициалы вовсе не Ж. С.!
— Французск! — воскликнула Солнышко.
Старшие Бодлеры переглянулись. Их сестра, как всегда, была права: ведь по-французски Джерома звали Жером, а судью Штраус — Жюстис Строе.
— На свете очень много людей с инициалами Ж. С., — улыбнулась судья, — и мы причисляли себя к ним.
— Хотя я чувствовал себя самозванцем, — сказал Джером.
— Вы не самозванцы, — сказал Дьюи. — Вы волонтёры. — Он посмотрел на Бодлеров. — Эти люди оказали нам безмерную помощь, — сказал он, имея в виду «Сделали нам много хорошего». — Судья Штраус изложила подробности вашего дела другим судьям в Верховном Суде. А Джером Скволор провёл критическое исследование несправедливости и написал всеобщую её историю.
— Меня вдохновила супруга, — признался Джером, снимая Глазной Подкрепитель Видения. — Где бы я ни искал вас, Бодлеры, всюду натыкался на эгоистичные планы завладеть вашим состоянием. Я читал книги о несправедливости во всех библиотеках, где вы побывали, и в результате сам написал книгу. «Отвратительные и Лицемерные Аферисты-Финансисты» — книга о ненасытных негодяях, вероломных подругах, неумелых банкирах и всех прочих людях, из-за которых на свете столько несправедливости.
— Но что бы мы ни делали, — сказала судья Штраус, — мы не в состоянии исправить тот ущерб, который нанесли вам, Бодлеры.
— Судья права, — сказал Джером. — Нам следовало бы быть такими же благородными, как вы.
— Вы достаточно благородны, — сказала Вайолет, и её брат и сестра согласно кивнули, а судья и специалист по несправедливости снова их обняли.
Когда кто-то вас разочаровал, как судья Штраус и Джером Скволор — Бодлеров, продолжить знакомство с ним может оказаться трудным, даже если за истекшее время этот человек совершил тысячу добрых дел. Кое-кто станет твердить, что нужно прощать всех, даже того, кто безмерно вас разочаровал. Ещё кое-кто скажет, что нельзя прощать никого и нужно хлопнуть дверью, как бы перед вами ни извинялись. Вторая из этих точек зрения сулит, несомненно, гораздо больше развлечений, но хлопать дверью всякий раз, когда вас кто- то разочарует, может быть утомительно, ведь все всех постоянно разочаровывают, а хлопать дверью каждую секунду не получится. Когда Бодлеры вспоминали, какой ущерб нанесли им оба Ж. С., у них возникало такое чувство, будто когда-то их ударили и синяк почти исчез, но трогать его ещё больно, и когда его трогаешь, то хочется хлопнуть дверью. Но тем вечером — или, точнее, тем ранним утром среды — сиротам не хотелось громко хлопать дверью отеля и будить безмятежно спящих негодяев. Сироты решили простить двоих Ж. С. и обнять их, несмотря на разочарование.
— Не хочу мешать вашей радостной встрече, — сказал Дьюи, — но у нас много дел, волонтёры. Как давным-давно сказал один из первых волонтёров, «хотя мальчишки бросаются в лягушек камнями понарошку, лягушки гибнут не понарошку, а по-настоящему».
— Кстати, о лягушках, — сказала судья Штраус. — К сожалению, вынуждена сообщить, что другую сторону пруда мне совсем не видно. Эти Глазные Подкрепители Видения прекрасно действуют при дневном свете, но после заката смотреть через солнечные очки — это как высматривать ворона, одиноко парящего в беспросветной ночи, а его-то мы и ищем.
— Мы ждём ворон, а не воронов, но в остальном судья Штраус совершенно права, — печально заметил Джером. — Мы не можем с уверенностью утверждать ни что вороны прибыли, ни что их задержали в пути.
— Мы даже не видим, не попалась ли в ловушку одна-единственная ворона и не упала ли сахарница в трубу, — сказала судья Штраус.
— В трубу? — переспросил Дьюи.
— Да-да, — кивнула судья Штраус. — Вы нам сказали, если враги застрелят ворон, они упадут на липучку для птиц.
— А если вороны упадут на липучку для птиц, — подхватил Джером, — то сахарница упадёт в прачечную, правда?
Дьюи с хитрым видом поглядел на пар, валивший из трубы, а затем на поверхность пруда.
— Создастся такая видимость, — сказал он. — Но если наши враги захватят сахарницу, это будет так же неприятно, как то, что они захватили медузообразный мицелий.
— Так значит, вы уже знаете, что негодяи задумали перестрелять ворон и захватить сахарницу?! — поразилась Вайолет.
— Да, — сказал Дьюи. — судья Штраус узнала, что в солярий на крыше доставили гарпунное ружье. Джером заметил, как из окна сауны в номере 613 вывесили липучку для птиц. А я дал Солнышку замок и велел закрыть прачечную в номере 025.
— Неужели вам известно обо всех негодяях, которые шныряют по отелю? — не меньше сестры поразился Клаус.
— Да-да, — сказала судья Штраус. — Мы обследовали всю деревянную мебель и взяли на учёт все круги, которые оставили своими стаканами люди, преступно пренебрегающие подставками. Негодяев в отеле, несомненно, очень много.
— Мицелий? — спросила Солнышко, поразившись лишь ненамного меньше, чем её брат и сестра.
— Да, — сказал Джером. — Нам стало известно, что Олаф получил в своё распоряжение несколько спор, которые были герметично закрыты в водолазном шлеме.
Бодлеры посмотрели на записную книжку в руках Клауса, а затем снова подняли глаза на библиотекаря.
— Мне кажется, наши сведения вряд ли окажутся такими уж ценными, — сказала Вайолет. — Ведь все тайны, с которыми мы столкнулись в отеле, уже разгаданы.
— Не важно, Бодлеры, — сказал Джером. — Олаф не отважится распространить медузообразный мицелий, если не заполучит сахарницу, а её он никогда не найдёт.
— Какие слова откроют Глагольно Перекрытый Вход, знаю только я, — сказал Дьюи, подталкивая детей обратно ко входу в отель. — На всем земном шаре нет ни одного негодяя, который был бы настолько начитан, чтобы отгадать их до четверга. А к этому времени все волонтёры представят суду свои исследования деятельности Графа Олафа и его сообщников, и его злодействам будет положен конец.
— Джером Скволор будет важным свидетелем, — сказала судья Штраус. — Его всеобщая история несправедливости поможет Верховному Суду вынести приговор.
— Суд? — спросила Вайолет.
— Свидетель? — спросил Клаус.
— Приговор? — сказала Солнышко.
Трое взрослых улыбнулись сначала друг другу, а затем Бодлерам.
