Он намеревался взять жену измором, заставив согласиться с его желаниями. Родив ему сына, она сможет уехать куда пожелает, получив впридачу его благословление. Это казалось ему достаточно справедливым требованием, но Фиона была совершенно с этим не согласна. Еще хуже было то, что он недооценил один маленький штрих в характере его красивой жены, — ее чрезмерную гордость. В этом они были равны, но при этом Фиона была намного более упрямой.
В ответ на его ультиматум жена сделала все возможное, чтобы превратить замок Килкэрн в тот ужасный хаос, в котором он пребывал сейчас, изводя умелую прислугу, пока та не уволилась, и с пренебрежением наблюдая за теми, кто остался. Малкольма мучили тревожные сны о Фионе, танцующей в замке и взметающей при этом в воздух клубы пыли. А позже, уставшей от этой игры, отдыхающей в его любимом кресле возле камина, и плетущей паутину всевозможных форм, размеров и цветов.
Остановившись перед широкой дубовой дверью, Малкольм распрямил плечи.
— Не уступай ни на йоту, — пробормотал он сам себе. Его отец никогда бы не совершил такой глупости, и он, Малкольм, тоже этого не допустит.
Однако ему было трудно сохранять свою гордость, потому что он любил Фиону… ведь так?
Холод неуверенности заставил его замереть на месте. Как обычно, это было тем самым вопросом, на который он не мог ответить. Что, если его любовь к жене продлится столько же, сколько длилась любовь отца к матери? Малкольм помнил боль своей матери каждый раз, когда отец сбивался с пути истинного.
Прошло достаточно много времени, прежде чем он поднял руку, чтобы постучать в дверь, а затем вошел.
Комната была декорирована изысканными оттенками белого и голубого, — любимыми цветами Фионы. Возле одной из стен располагалась большая кровать, а богато украшенный туалетный столик помещался на противоположной стороне, возле большого камина. Его молодая жена в кружевной ночной рубашке сидела за туалетным столиком, ее распущенные волосы струились по спине, в то время как горничная расчесывала длинные локоны.
Их взгляды встретились в зеркале, и упрямый румянец вспыхнул на щеках Фионы, когда она отвела свой взгляд.
Малкольм решительно обратился к горничной:
— Мари, я хотел бы поговорить с леди Стрэтмор наедине.
Худое лицо Мари покраснело, и она крепко сжала спинку стула Фионы, словно защищаясь.
— Я всего лишь причесывала ее светлости волосы и …
— Достаточно, Мари, — решительно сказал Малкольм.
Горничная фыркнула и посмотрела на Фиону.
— Мадам?
Фиона вздохнула.
— Ты можешь идти, Мари.
— Oui, но… — Мари взглянула на Малкольма, словно желая удостовериться, что тому можно доверять.
Это раздражало его. Во имя всего святого, он был хозяином в этом доме, и не потерпит такой дерзости. Повернувшись на каблуках, Малкольм подошел к двери, и открыл ее.
Высоко подняв голову, так, словно она находилась на пути к гильотине, Мари медленно покинула комнату. Едва она переступила через порог, как Малкольм в ту же секунду ногой захлопнул дверь.
Фиона подпрыгнула.
— Малкольм!
— Извини, нога соскользнула. Я намеревался дать ей пинка под зад.
Щеки Фионы порозовели.
— Нет необходимости быть таким грубым.
— Не согласен. — Он встретился с ее пристальным взглядом в отражении в зеркале. — Я пришел поговорить с тобой о том, что произошло сегодня утром. Ты, сударыня, совсем отбилась от рук.
Фиона поправила граненый графин на своем туалетном столике.
— Я не делала ничего подобного.
— Я послал за тобой с просьбой присоединиться ко мне и гостю за завтраком. Ты отказалась выполнить мою просьбу.
Она взяла щетку и начала расчесывать свои волосы.
— Я была еще не готова.
— Тогда тебе следовало передать, что ты еще не готова! Я попросил тебя присоединиться к нам, и ты должна была это сделать!
Она вздернула подбородок.
— Тебе известно, как я высоко ценю свое утро.
Утро. Эта мысль отозвалась эхом в его памяти. Когда-то и у него утро было любимым временем суток. Те утренние часы, когда он приходил в эту самую комнату и забирался в постель Фионы, чтобы найти ее, теплую и нежную, уютно свернувшуюся под одеялами. Боль пронзила его сердце.
— Это случалось иногда в те времена, когда мне позволялось разделить утренние часы с тобой.
Ее румянец стал еще сильнее, но она не отвела взгляда.
— Тебе известны условия твоего возвращения в мою постель.
Малкольм сделал паузу. Часть его желала покончить с этой нелепой отчужденностью. Вернуться к сердечности их былых отношений. Но он не мог уступить.
— И тебе тоже известна цена возвращения в Эдинбург. Я хочу иметь сына, мадам.
Фиона дернула щеткой, запутавшейся в длинной пряди волос. Ее волосы были густыми и коричневыми, словно поверхность почвы в лесу, с золотыми прядями, поблескивающими посреди шелковистой массы ее волос.
— Как и прежде, мы находимся в тупике.
Малкольм потер свою шею в том месте, где начинала формироваться боль.
— Послушай, Фиона. Я пришел сюда не для того, чтобы спорить. Я пришел, чтобы попросить тебя быть вежливой с Сент-Джоном.
— Ох! — она бросила щетку на свой туалетный столик, и та с грохотом упала посреди многочисленных хрустальных флакончиков. — Разве я когда-нибудь была грубой по отношению к твоим гостям?
— Никогда. Я говорю это только потому, что мне показалось, что Сент-Джон заинтересовался Кэт.
— Вначале ею все интересуются. Но тебе известно, что произойдет потом. Сент-Джон бросит один взгляд на Кэт, а та двинет кулаком ему в глаз за его дерзость. И потом Сент-Джону не захочется иметь ничего общего с Кэт. Ее привлекательность для мужчин, кажется, никогда не длилась дольше первой встречи.
— Кажется, на этот раз, все по-другому.
Тонкие брови Фионы приподнялись.
— О?
— Они встретились сегодня утром, и, если я не ошибаюсь, то Девон весьма заинтересован.
— Но Кэт… — Фиона не закончила свою мысль.
Его глаза сузились, а пристальный взгляд впился в Фиону.
— Она что?
Ее щеки побагровели.
— Ничего.
— Может, моя сестра немного странная, но она совершенно здорова. Если дать мужчине шанс узнать ее получше, то его не проведешь. Посмотрим, как он себя поведет.
— Тебе известно, что я ничего не имею против твоей сестры. Просто мужчина, подобный Сент-Джону, гораздо лучше подошел бы кому-нибудь вроде…, Мюриен.
— Твоей сестре? — Малкольм почти заикался.
Фиона резко подскочила на своем месте.
— Тебе никогда не нравилась Мюриен!
— Это неправда…
