осторожно убрала руку и, задумавшись, стала растягивать фиксатор на кровати прибывшего.
Нисана она нашла в том же кабинете, который он занимал до того, как стал начальником медицинской службы.
– Чувствую себя неуютно во владениях Ро, – пояснил он. – Так что, если собираешься здесь оставаться на несколько дней, то в твоём распоряжении не только ваша квартира при госпитале, но и его старый кабинет. Я понял, что я там лишний, когда получил раскладной кроватью по голове.
– Как ты считаешь, у парня есть шансы выкарабкаться? – спросила Маргит.
– Ты видела, какая у него степень дистрофии? – Нисан начал загибать пальцы: – Дефицит белка, дистрофические изменения пищеварительного тракта, атрофия скелетных мышц… Обычно в таком состоянии человек умирает либо относительно долго от деградации всех систем организма, либо очень быстро от какой-то присоединившейся инфекции. Но ты меня не первый день знаешь, я никогда не сдаюсь. Я от него не отстану, пока мы не сделаем всего, что можно и даже чего нельзя.
– Дай мне кусок того материала, который вы используете в качестве фиксаторов на госпитальных кроватях, – попросила Маргит.
Захватив кусок эластичной ткани поудобнее, она с силой выстрелила с помощью импровизированной тетивы огрызком карандаша в стену. Карандаш разлетелся в щепки.
– А ведь это идея, – задумчиво произнёс Нисан. – Почему тут не изобрели рогатку?
– Птиц нет, охотиться из такого оружия не на кого.
На следующий день прибывший всё так же лежал в реанимационной кровати, опутанный трубками. Он попытался что-то сказать, но Маргит не поняла ни слова. Она взяла мягкое, толстое и заранее нагретое полотенце и через ткань начала очень осторожно массировать ему руки и плечи. Впечатление было такое, что этот человек состоял лишь из костей и пергаментной кожи. Закончив с руками, Маргит показала на ноги, спрашивая разрешения. Человек заметно смутился. Она отложила полотенце, решив, что позже это сделает медбрат, села рядом и начала рассказывать о фермерской колонии, в которой раньше жил Шимон, о катаниях на лодке по озеру, о жёлтом ночном тумане, о бирюзовом лесе, о холмах на горизонте.
Человек внимательно её слушал. Она знаком показала, как что-то пишет в воздухе. Прибывший поднял руку, делая движения пальцами, но сразу же бессильно её уронил. Маргит сделала успокаивающий жест.
Пару дней она забегала проведать всё ещё лежащего без сил прибывшего и подолгу сидела с ним, рассказывая о чём-то приятном из своей прошлой и настоящей жизни, в остальное время занимаясь вместе с Алоном и Нисаном планированием мероприятий на случай нападения, не забывая при этом уделять внимание и Адаму, совершенно очарованному Новым Мегиддо.
На пятый день прибывший уже полусидел в постели за установленной медбратьями подставкой для письма и с трудом пытался что-то писать, часто прерываясь из-за слабости. Маргит взглянула на написанное, но не поняла, что это за язык. Она положила перед пациентом принесённый из старого мира мобильный телефон, на котором была запущена не зависящая от подключения к интернету версия электронного переводчика, надеясь, что прибывший окажется достаточно образованным, чтобы с ним справиться. Её надежды оправдались: человек быстро сообразил, что от него требуется. Он поискал нужный алфавит и, не обнаружив его, написал по-английски, что ему необходимо. Маргит настроила для него требуемую раскладку клавиатуры и, поддерживая его руку по локоть через толстое полотенце, помогла ему сделать первую запись.
«Ты из полиции?» – неожиданно гласил перевод на родной язык Маргит.
«У нас нет полиции», – написала она в ответ.
«Где я? Как называется клиника?»
«Название тебе неизвестно. В любом случае, ты в безопасности».
«Плохой ответ».
«Зато хорошая для тебя ситуация».
«Как тебя зовут?»
Маргит назвала себя.
– Амин, – представился прибывший слабым голосом.
Маргит осторожно опустила его локоть. Для первого информативного контакта было вполне достаточно.
Вооружившись электронным переводчиком, бумагой и карандашом, она написала транскрипцией, понятной Амину, пару сотен основных слов и выражений, которые могли помочь общаться с Нисаном и медбратьями. Отдохнувший за это время прибывший снова попросил мобильник.
«Я не буду есть».
«Пить будешь?»
«Да».
«Договорились», – охотно согласилась Маргит, предполагая, что Нисан прекрасно может продержать необычного пациента некоторое время на клиническом питании, поступающем непосредственно в вены.
– Он араб? – спросил Нисан.
– Курд, – ответила Маргит.
– Никогда о таких не слышал.
– Санечка, ты сколько классов на той стороне успел окончить? Три?
– Я в пятом учился, а учебники по биологии даже за восьмой и девятый успел прочесть.
– Ро рассказывал, что ты выглядел лет на восемь-девять, когда пограничники нашли тебя.
– Да, я лет до тринадцати был совсем мелким, хорошо расти начал уже в Новой Иудее, меня на той стороне выставляли в боях против мальчишек на два-три года младше, пока кто-то не узнал об этой хитрости. Моего «куратора» избили за мошенничество, и нас обоих бросили в старую шахту. Ох, натерпелся я тогда страха: понимал, что детдомовца никто искать не будет. Но у детей психика более гибкая, чем у взрослых. Когда пограничники меня накормили и дали выспаться, Самизнаетекто посадил меня к себе на плечи, вышел со мной на холм у озера и сказал: «Саня, ты спал, и тебе снилась всякая ерунда. А теперь ты проснулся в добром светлом мире».
Маргит отдавала должное острому уму и высокому профессионализму Нисана. В отличие от решительного и быстрого хирурга Роувема, Саня был терпеливым и внимательным терапевтом. Прибывший получал лошадиную дозу поддерживающих средств, кроме того, приставленные к нему медбратья делали ему массажи и занимались с ним посильной лечебной гимнастикой. День, когда он смог самостоятельно продержаться на ногах несколько мгновений, стал для медиков настоящим праздником.
Через неделю после его появления в госпитале на Амина надели гражданскую одежду, которую привезла для него Маргит, тепло укутали и вывезли посидеть в парк, где она его и нашла в очередное посещение. Он показал рукой на необычную растительность. Маргит принесла большой лист бумаги и схематично изобразила глобус, сферу нового мира и перемещающихся «чудовищ». Амин долго смотрел на рисунок и, как ей показалось, мало что понял, но поверил.
«У тебя были какие-то проблемы с законом?» – поинтересовалась Маргит с помощью электронного переводчика.
«С властью, а не с законом».
«Считай, что ты амнистирован. Есть будешь?»
«Я попытаюсь», – был ответ.
– Ты хорошая, добрая, – сказал он вслух на арамейском.
Маргит подумала, что если предположения Нисана верны, и Амин действительно за короткий срок по какой-то неизвестной причине потерял больше половины своего первоначального веса, то он должен был быть видным мужчиной – высоким, симпатичным, неглупым и хорошо воспитанным.
Амин немного поколебался и жестом попросил мобильник, долго набирал текст, пока она поддерживала его руку под локоть.
«Я адвокат. Выступал против действующей власти. Меня арестовали. В тюрьме я объявил голодовку, только пил сладкий чай. Меня пытались кормить насильно, но я сопротивлялся. Когда я потерял много веса, они сказали, что везут меня в госпиталь, но выбросили умирать в безлюдном месте. Я не мог ходить, они несли меня на одеяле. Думаю, чтобы люди не видели, во что я превратился. Проще было объявить, что я сбежал по дороге в госпиталь».
«Ты тяжело болел, и тебе приснился страшный сон. Забудь», – ответила Маргит и погладила Амина по пергаментной руке.
«У меня там остались родители, братья, друзья».
«И это тоже тебе приснилось. Твои друзья здесь».
Прибывший отвернулся.
Дэвид перехватил её, когда она садилась в свою «ватрушку», торопясь отправиться домой, в Новую Самарию.
– Мы можем поговорить? – спросил он. – Алон послал меня к вам.
– Извиняться или благодарить?
– Простите, госпожа, я не понимаю, о чём вы спрашиваете.
– Шеф отправил тебя ко мне, чтобы ты извинился за своё поведение на той стороне или чтобы поблагодарил меня за то, что оказался на этом берегу? – повторила свой вопрос Маргит. – Кстати, здесь не используют местоимение «вы» при обращении к единственному собеседнику, а слово «госпожа» уместно только по отношению к нашей обожаемой царице, – добавила она.
