Охранник посмотрел в щель. Проситель не выглядел ограбленным. Невысокий, молодой мужчина покуривал сигарету. Он носил пальто отличного кашемира, расстегнутое, с размотанным шарфом. В свете электрических фонарей, блестел бриллиант в заколке для галстука. Присмотревшись, охранник понял, что похожий галстук, черный, с голубыми полосками, носит его светлость посол:
– Итонский, – вспомнил мужчина, – старый, школьный галстук.
Шляпу визитер сдвинул на затылок, каштановые волосы играли золотыми искрами. Лазоревые, усталые глаза взглянули на охранника.
Акцентом частной школы можно было резать стекло:
– Меня зовут Питер Кроу, я владелец «К и К», – охранник увидел в щель британский паспорт, – вызовите посла, сэра Ньютона…, – охранник, было, откашлялся: «Сэр Кроу…»
– Мистер Кроу, – поправил его мужчина, взглянув на золотой хронометр. Охранник не мог не заметить, что запонки у него тоже с бриллиантами:
– Я жду, – со значением добавил мистер Кроу, – посла и атташе, отвечающего за связь с Лондоном. Вы меня понимаете…, – охранник, обреченно, открыл ворота. В комнате мистер Кроу сбросил пальто. Мужчина привольно расположился на стуле, найдя чистую чашку:
– Рокфель выиграла дерби, в Эйнтри, – одобрительно сказал мистер Кроу, потянувшись за газетой, – у кобылы большое будущее…, – мать и дядя Джон возили их на скачки. Герцог разводил лошадей, но азартом не отличался. Он водил детей в денники, рассказывая о родословных, любуясь английскими скакунами. Юджиния стояла в очереди, к окошечку кассы. Она обязательно покупала билетик на каждого ребенка. Питер помнил осенний, острый воздух Ньюмаркета. Стучали копыта, в воздухе кружилась пыль, золотилось шампанское в хрустальном бокале матери. Юджиния размахивала шарфом, дети залезали на скамейки закрытой ложи: «Давай, давай!». Завтрак они привозили в плетеной корзине. Мать доставала из накрахмаленных салфеток копченого лосося, сконы, яйца по-шотландски:
– Констанца с тетрадью приезжала…, – он курил, глядя на результаты скачек, – она в Лондоне все высчитывала, заранее. Никогда не ошибалась…, – Констанца сидела на скамье, поджав ноги. Стивен усмехался:
– Как ты предсказывала, фаворит проиграл. Мы получим хорошую выдачу…, – глаза цвета жженого сахара удивленно посмотрели на брата: «Я всегда права, Стивен».
– Нам с Маленьким Джоном пятнадцать исполнилось…, – охранник говорил в телефонную трубку, косясь в сторону Питера, – Лауре семнадцать. Она в Кембридж тем годом поступила, а Стивен кадетом служил. Тони и Констанце двенадцать было. Констанца пропала, а у Тони мальчик…, Интересно, за кого она замуж вышла? За испанца, наверное, из республиканских войск. Он погиб…, – Питер услышал осторожный голос охранника: «Сейчас они приедут, ваша светлость…»
– Мистер Кроу, – в который раз поправил его Питер. На тарелке лежали сэндвичи с яйцами и пастой из анчоусов. Похожие бутерброды подавали в кембриджской столовой:
– И в Палате Общин тоже…, – Питер сжевал один, – мама меня приводила в парламент, на каникулах. Черчилль, после Мюнхена, выступил с речью. Он утверждал, что войны не миновать. Он прав, конечно…, – оставшиеся четверть часа они с охранником говорили о скачках и футболе.
Питер поднялся, завидев открывающиеся ворота, черный, низкий форд. Взяв пальто, он вышел на освещенный двор. Дождь, к вечеру, прекратился. Над Прагой высыпали крупные, яркие звезды. Сэр Ньютон оказался высоким, седоволосым чиновником, с недовольным лицом. Его сопровождал мужчина моложе, с военной выправкой, но в штатском костюме. Он представился третьим атташе, Макдональдом. Питер отдал им паспорт: «Мне надо срочно связаться с Блетчли-парком, господа».
Посол, было, открыл рот, но Макдональд кивнул:
– Меня предупреждали, что подобное может случиться. Сэр Бэзил, – бесцеремонно распорядился атташе, – вы поезжайте домой. Мистер Кроу станет…, – атташе поискал слово, – временным гостем посольства. Я обо всем позабочусь…, – Ньютон что-то пробормотал, атташе достал из кармана пальто ключи:
– Пойдемте. Мы можем вывезти вас на аэродром Рузине…, – они спускались по узкой лестнице, тускло горели лампочки.
Питер отмахнулся:
– Пока не надо. Вам из Блетчли-парка сообщили, что я буду в Праге? – атташе кивнул, пропуская его в голую, подвальную комнату, с деревянными столами:
– Связь безопасная, но я все равно бы не советовал употреблять имена, и тому подобное…, – поставив рядом пепельницу, он сел к радиопередатчику.
– А если Маленького Джона там не окажется? – Питер посмотрел на часы:
– У них девятый час вечера. Если он в замке? Дядя Джон болеет…., – Питер вздохнул:
– Значит, им позвонят, они приедут в Блетчли-парк. Дело не терпит отлагательств…., – атташе передал ему наушник:
– Граф Хантингтон на проводе, мистер Кроу…, – Питер услышал, через полтысячи миль, знакомый голос Маленького Джона: «Что случилось?».
Питер все, быстро, рассказал. Он добавил:
– Джон, это дети. Хочешь, я перед тобой на колени встану? Я не смогу работать, если я брошу их, здесь, без помощи. Твой отец…
– У папы второй наушник, – кузен помолчал:
– Он приехал меня проконсультировать, на выходные. То есть шофер его привез. Сейчас много работы…, – в Блетчли-парке шел сильный дождь. Горел газовый радиатор, пахло виргинским табаком. Джон обернулся на отца. Герцог сидел, в большом кресле, закрыв глаза, положив наушник на колени.
К подлокотнику была приставлена трость. После Мюнхена отец ушел в отставку. Он стал жаловаться на боли в спине. Герцог больше не мог водить машину, и приезжал в Блетчли-парк с шофером. Джон, в Банбери, поговорил с Тони. Сестра вздохнула:
– Ты его знаешь, милый. Он никогда, ничего не скажет. И тетя Юджиния молчит. Сэр Уинстон гостил, на выходных. Они с папой и тетей Юджинией работали. Может быть, у него спросить? – в спальне сестры пахло лавандой и тальком. Уильям протянул ручку к дяде. Наклонившись над колыбелью, Джон пощекотал мальчика:
– Ты весь в слюнях, дорогой мой. Скоро ожидается первый зуб. Сэр Уинстон тоже ничего не скажет, – мрачно добавил Джон, – вынет сигару изо рта и покачает головой. Я стариков знаю…, – он, нарочито небрежно, спросил: «Лаура не приезжала?»
Тони сидела на кушетке, у камина:
– Звонила. У нее работы много. Она обещала на Рождество выбраться. Мы почти не поговорили. Уильям капризничал, она извинилась. Не хотела меня отвлекать…, – племянник захныкал, Джон подал его Тони.
В руке у отца посверкивало янтарем виски, в тяжелом стакане. Бледные веки были опущены:
– Он очень похудел, – понял Джон, – двадцать фунтов потерял, а то и больше. И у него боли, по лицу видно…. – впалые щеки зашевелились, отец отпил виски. Герцог, неожиданно, улыбнулся: «Трубку мне дай».
До Питера донесся тихий, старческий голос:
– Милый мой, помни, все, что мы делаем, мы делаем для того, чтобы жили люди. Вывози ребятишек в Англию. С твоей матерью я поговорю. Палата допишет в билль какую-нибудь сноску. Судеты, в конце концов, оккупированная территория. Не волнуйся…, – отец закашлялся, Джон подал ему платок. Герцог подышав, махнул рукой:
– Вряд ли ты потом в Берлин вернешься. Передай ему, что в декабре начинает работать координатор. Маленький Джон этим занимается. Он без связи не останется. Чтобы с него снять подозрения, мы тебя на аэродроме в Хендоне арестуем, прямо на трапе. Посидишь пару месяцев в тюрьме, – до него донесся смешок герцога, – по нынешним временам это ценный опыт…, – они попрощались, в трубке раздался треск.
Маленький Джон, осторожно, поинтересовался: «Папа, ты уверен?»
– Спасающий одну жизнь, будто спасает весь мир, – сварливо отозвался отец, – а иначе, для чего мы здесь сидим…, – он обвел рукой комнату:
– И опять же, дорогой мой, если не сейчас, то когда, и если не я, то кто? То есть он, – герцог кивнул на трубку:
– Юджиния мне говорила, что Голландия закрыла границы для еврейских беженцев, а нацисты запретили отправлять детей из немецких портов. Они пытаются прийти к компромиссу с послом Голландии. Питер придумает что-нибудь, – уверенно завершил герцог, – он мальчик умный. В любом случае…, – отец попытался встать, Джон поддержал его, – скоро начнется война. Тебе на континент надо поехать, – распорядился герцог, – мы с адмиралом Хью Синклером выбрали координатора…, – Джон положил руку на медвежий клык:
– Папа мне не скажет, что за координатор. Сейчас не скажет. Только когда я к отъезду подготовлюсь. Я слышал, адмирал Синклер тоже болеет…, – Джон вышел в переднюю, кивнув дежурному:
– Мы наверх, ужинать. Сообщайте, если кто-то выйдет на связь.
Он поднимался вслед за отцом, стараясь не слышать его одышки, повторяя: «Будет война, будет война…».
Попрощавшись с Макдональдом, Питер помахал охраннику. На Малой Стране было тихо, ветер нес рваные, белесые тучи, светила луна. Он выпрямил спину:
