class="title3">
371
Устная традиция рассматривает самого Али Колена и его преемников, носивших титул сонни, или ши, как “колдунов” (korte koni). Тем самым подчеркивается неразрывная связь наружно исламизованного сонгайского двора с доисламскими верованиями, образовавшими идеологическую основу верховной власти; см. [Руш, 1953, с. 180]. Имена этих правителей Руш предлагает истолковывать следующим образом: Али Колен 'Али-сверчок'; Слиман Нар 'Слиман-глупец'; Ибрахим Кабай 'Ибрахим, который знает'; Усман Канафа 'Усман полезный'; Бари Кейна Кабе 'Бари — маленькая бородатая лошадь'; Бакари Дьонго 'Бакари-шакал'; Бакари Дилла Бимби 'Бакари, схожий с мухой'; Мар Карей ''пантера-крокодил', или же 'Мухаммед-крокодил' (Мар — уменьшительная форма от имени Мамар, т.е. Мухаммед); Мухаммед Кукийя 'Мухаммед [родом] из Кукийи', или же 'Мухаммед с острова' (гунгийя 'остров'); Мухаммед Фари 'Мухаммед с полей'; Кар Бифо 'ударь позавчера'; Мар Фей Кул Дьям 'Мухаммед, продающий всех кузнецов' (или 'Пантера...'); Мар Хар Канн 'спящий самец пантеры' (или 'Мухаммед-мужчина...'); Мар Хар На Дано — 'самец пантеры', или 'Мухаммед не слепой'. Прозвание “Дао” (Мухаммед Дао) истолкованию не поддается; см. [Руш, 1953, с. 180, примеч. 2]. Не идентифицирует он также и прозвание “Дам” (Сулейман Дам), хотя и предполагает возможный вариант “Денди” (т.е. ' Сулейман [родом] из Денди') (Руш., 1953, с. 180, примеч. 2].
372
Имеется в виду библейский сюжет (Исход, 7, 11—12), воспроизведенный в Коране дважды (VII, 102—123; XX, 59—75). Характерна при этом подчеркиваемая хронистом связь Кукийи — древней столицы, сохранявшей функции священного города на всем протяжении истории Сонгай, — с “волшебниками”, т.е. с носителями традиционных доисламских верований (см. выше, примеч. 359).
373
Здесь перед нами типичная этногенетическая и генеалогическая фикция, имеющая в виду “облагородить” первую сонгайскую династию возведением ее основателя к арабам Йемена (джа мин ал-йаман 'он пришел из Йемена'). По своему социальному смыслу она аналогична “ранжированным” генеалогиям народов Судана в ТФ; см. примеч. 20 и 63.
374
См. примеч. 68. Можно также отметить определенное сходство рассказа о рыбе-божестве с сообщением ал-Бекри о поклонении змее у жителей “страны Зафку” на верхнем Нигере; см. [Арабские источники, 1965, с. 159/180; Левцион и Хопкинс, 1981, с. 78—79].
375
Еще одна попытка “возвысить” династию: к якобы арабскому происхождению добавляется еще и “исконная” мусульманская конфессиональная принадлежность ее основателя. Нельзя, впрочем, не отметить некоторый скептицизм, ощутимый в последующих словах хрониста.
376
Имеется в виду упоминавшаяся выше арабская фраза джа мин ал-йаман: в языках Судана ее начало принимало фонетически форму дья.
377
“А они были язычниками, ибо обе они не были целомудренными” — Удас рассматривал этот пассаж как естественную для правоверного мусульманина ссылку на запрещение мусульманским правом брака одновременно с двумя родными сестрами [ТС, пер., с. 11]. Однако не исключено, что упоминание “язычества” могло бы указывать на какие-то доисламские брачные традиции, скажем на добрачную дефлорацию невесты. Сам факт сохранения множества домусульманских элементов в семейно-брачных отношениях у сонгаев, правда преимущественно в сфере имущественных и социальных прав женщины, отчетливо засвидетельствован в научной литературе — см., например, [Прост, 1954, с. 184—211; Прост, 1970; Брассер, 1968, с. 125—178; обзор этих данных — Куббель, 1974, с. 169—172].
378
Совершенно очевидно, что термин “служба” в данном контексте равнозначен термину “заложничество”; последнее действительно было широко распространено не только в Судане, но и в других частях Африки (например, в государствах восточно-африканского Межозерья — Руанде, Буганде и др.).
379
Наиболее основательной датировкой этих событий представляется предложенная Ш. Монтеем — последняя четверть XIII в.; см. [Монтей, 1929, с. 367—372].
380
Называя сонни Али хариджитом, хронист тем самым невольно подчеркивает специфику внедрения ислама в страны Западного Судана. В начальный период своего проникновения сюда, т.е. в VIII—IX вв., ислам поначалу был известен преимущественно в его хариджитской — ибадитской — форме. Это было связано с деятельностью купцов из ибадитских общин Северной Африки, главным образом из Джебель Нефуса и Тахерта. Основные же торговые пути через Сахару в этот период шли через Гао; неудивительно, что город стал центром ибадитства в Судане. Вероятно, и ислам правители из династии дья приняли в форме ибадитства, что позднее вызывало ожесточенные нападки со стороны правоверного маликитского духовенства, группировавшегося уже вокруг другого важнейшего торгово-политического центра в Томбукту; этот центр сложился уже в пору резкого упадка ибадитства в Северной Африке; см. [Шахт, 1954, с. 20—21: Левицки, 1960, с. 10—13, 20—21; Левицки, 1962, с. 515—516, 521, 524, 534; Левицки, 1964; Кюок, 1975, с. 196; Левцион и Хопкинс, 1981, с. 89—91].
381
Правление Абу Бакара Дао, иначе — ши Баро, сына сонни Али, продолжалось всего несколько месяцев, так что, по существу, хронист прав, именуя сонни Али “последним царем” из первой сонгайской династии.
382
Малийский манса Муса I Кейта (Канкан Муса) был не первым из малийских правителей, подчинивших сонгаев: какая-то форма зависимости (видимо, данническая) Гао от Мали существовала еще во времена Али Колена, т.е. в последней четверти XIII в., а возможно, и раньше. Однако именно Муса, возвращаясь из хаджжа в 1325 г., прошел из Египта через Гао, тем самым как бы подтвердив свои права сюзерена на сонгайских землях.
383
Речь идет об оазисе Туат в алжирской Сахаре. Толкование этого топонима — типичный пример “народной этимологии”.
384
Томбукту, так же как и Гао, был окончательно подчинен малийским правителем Сакурой (1285—1300) в последнем десятилетии XIII в. Появление же в Томбукту мансы Мусы I в 1325 г. было прежде всего демонстрацией суверенитета малийского государя над важнейшим торговым центром Западного Судана (ср. примеч. 370). Об этом суверенитете, по-видимому, и должна была напоминать постройка в городе резиденции мансы. И в то же время громкая слава, которой пользовался Муса Кейта в историческом предании народов региона, заставляла именно ему приписывать важнейшие достижения всех правителей династии. Это оказало прямое влияние и на хронистов XVII в.
385
“Рихла” — имеется в виду сочинение знаменитого марокканского путешественника Ибн Баттуты (Абу Абдаллаха Мухаммеда ибн Абдаллаха ал-Лавати ат-Танджи, 1304—1368) “Тухфат ан-нуззар фи-гараиб ал-амсар ва-аджаиб ал-асфар” (“Подарок созерцающим о диковинках городов
