Наши запасы мяса к этому времени совершенно иссякли, если не считать нескольких кайр, которых удалось убить в течение дня; сала оставалось несколько кусков. Больше всего, конечно, хотелось добыть медведя, но они не попадались. Приходилось удовлетворяться моржовым мясом. Причалив, под прикрытием тороса мы подошли к одному стаду почти вплотную. Легче всего было справиться с молодым моржом, а их здесь было много. Я убил сперва одного совсем маленького, потом еще одного. Взрослые звери при звуке первого выстрела вскочили и стали озираться вокруг. При втором – стадо устремилось в воду. Но самки не хотели покидать своих мертвых детенышей. Одна из них обнюхивала и подталкивала своего. Она не понимала, что с ним такое приключилось, видела только, что из головы у него течет кровь. Моржиха стонала и жалобно плакала, как человек. Наконец, когда стадо бросилось в воду, она тоже принялась толкать детеныша перед собой к воде. Боясь потерять добычу, я кинулся спасать ее. Но мать оказалась проворнее меня: она обхватила детеныша одним из передних ластов и с молниеносной быстротой исчезла с ним в глубине. То же самое сделала и вторая моржиха[360].
Все это произошло с такой быстротой, что я сообразить не успел и остался стоять у кромки льда, разинув рот. Я думал, что детеныши всплывут, но они исчезли. Пришлось пойти к другому стаду, где тоже были детеныши, и застрелить одного из них. Но, умудренный опытом, я убил также и мать. Трогательно было смотреть, как, прежде чем моя пуля пронзила ее, она склонилась над мертвым детенышем и обхватила его ластами, да так и застыла мертвая. Теперь у нас было мяса и сала вдоволь на долгое время, к тому же превкусного мяса: жареные лопатка и грудинка молодого моржа напоминали вкусом рагу из барашка. Вдобавок раздобыли еще дюжину кайр, и наша кладовая стала опять полна. Если бы понадобился еще провиант, на воде всегда можно было подстрелить кайр и другой съедобной дичи. Нужда миновала. Моржей здесь было без счета. Велики были их залежки на льду; еще больше их было в воде. В некотором отдалении море буквально кипело от моржей, больших и малых. Если я скажу, что мы видели их по меньшей мере сотни три, то ни в коем случае это не будет преувеличением.
Отплыли дальше мы на следующее утро (понедельник, 15 июня) в половине второго при чудной тихой погоде. Так как в море развелось много моржей, грести в одиночку было рискованно и решили на первых порах на всякий случай связать каяки. Теперь уже было известно, как назойливы бывают эти молодцы. Накануне они ныряли совсем рядом с каяками и долго следовали за нами по пятам, не причиняя, однако, никакого вреда. Я склонен был думать, что все это с их стороны одно любопытство, и полагал, что они в сущности не опасны. Но Йохансен сомневался в этом. Он напомнил, что мы уже имели случай убедиться в противоположном, и уверял, что осторожность во всяком случае не повредит. Весь день встречали стада моржей, которые иногда окружали каяки кольцом. Мы шли, придерживаясь кромки льда, и когда какой-нибудь морж подплывал слишком близко, причаливали ко льду там, где под водой выступала ледяная подошва[361]. Проплывали мы и мимо крупных лежбищ моржей и долго слышали за собой, как они ревели, словно коровы.
Пока плыли вдоль земли, все шло хорошо. Но, к несчастью, над землей висел плотный туман и невозможно было разобрать, пролив или ледник просвечивает сквозь него между темными пятнами скал. Очень хотелось получше рассмотреть эту землю, так как подозрение, что мы находимся поблизости от селения Лей-Смита, укреплялось[362]. Наша широта, так же как направление береговой линии и расположение островов и проливов, слишком хорошо согласовались с его данными, чтобы мыслимо было допустить существование другой такой же островной группы на небольшом расстоянии между Землей Франца-Иосифа и Шпицбергеном; такое сходство было бы чересчур замечательным. Кроме того, на дальнем западе виднелась земля, которая в таком случае могла находиться в самой непосредственной близости к Северо-Восточной Земле. Но как же тогда быть с картой Пайера? Йохансен справедливо доказывал, что Пайер не мог сделать таких грубых ошибок, какие приходилось в таком случае допустить[363].
Позже утром в течение некоторого времени мы гребли, не видя вокруг такого множества моржей, и поэтому чувствовали себя в относительной безопасности. Но вдруг на некотором расстоянии впереди нас из воды вынырнул какой-то одинокий бродяга. Йохансен, шедший впереди, причалил ко льду. Я, хотя и думал, что эта предосторожность излишняя, тоже готовился последовать его примеру. Но не успел: рядом со мной из воды вдруг поднялся морж, бросился к борту моего каяка и, положив передние ласты на палубу, попытался опрокинуть каяк, ударяя бивнями в борт. Я старался, как мог, сохранить равновесие и изо всех сил колотил зверя веслом по голове. Но он еще крепче вцепился в каяк и так накренил его, что палуба оказалась почти под водой. Затем морж отпустил каяк и высоко привстал в воде. Я схватил ружье, но в то же мгновенье морж повернулся и исчез так же быстро, как появился.
Все это произошло, как говорится, в мгновение ока, и я только что собирался сказать Йохансену, что мы благополучно отделались, как заметил вдруг, что ноги у меня мокрые. Я прислушался и услышал журчание набиравшейся в каяк воды. Повернуть его и пристать к ледяному выступу было делом нескольких секунд, но тут-то я и начал тонуть, так как каяк быстро наполнялся водой. Надо было побыстрее выбираться из него на лед. Край льда был высокий и рыхлый, я все же вскарабкался, а Йохансен, накренив тонущий каяк на правый борт так, что пробоина оказалась над водой, подвел его к такому месту, где край льда был пониже и где мы могли общими силами втащить каяк на лед. Все пожитки плавали внутри каяка, насквозь промокшие. Больше всего удручало то, что вода попала в фотографический аппарат; пожалуй, и драгоценные фотографии должны были погибнуть.
И вот сидим на льду, разложив вокруг себя для просушки наше имущество, в том числе и каяк, требующий – до новой встречи с моржом – основательного ремонта. Морж пропорол здоровую дыру, по крайней мере сантиметров в пятнадцать длиной. Хорошо еще, что своими клыками он не поранил мне ногу. Плохо бы нам пришлось, если бы мы успели отплыть подальше от края льда или же не находились почти рядом с таким удобным для высадки местом. Да, тогда бы мне, пожалуй, было несдобровать. Спальный мешок насквозь промок. Мы его хорошенько выжали, вывернули мехом наружу и отлично провели в нем ночь».
В тот же день вечером я записал:
«Сегодня мы починили мой каяк и залили все швы на обоих каяках стеарином. Теперь можно надеяться, что они не будут больше пропускать воду. Моржи расположились вокруг нас в воде и, сопя и хрюкая, пялят на нас свои большие круглые глаза. По временам они взбираются на край льда, будто намереваясь прогнать нас».
