из глотки.
– И что? Давно ли этот тип у тебя на службе? Дитерлинг когда-нибудь прежде его встречал?
До него, хоть и страшно медленно, доходил смысл моих вопросов.
– Да ты что, приятель! Мой человек никоим образом не может быть в этом замешан. Клянусь тебе, Таннер!
– Я бы не снимал его со счетов. Это относится ко всем, кого мы встретили вечером, включая тебя, Красная Рука.
– Но зачем мне убивать Змея? Я так хотел, чтобы он взял меня на охоту.
В этих словах было что-то трогательно-эгоистичное, а потому они вполне могли быть правдой.
– Что ж, ты упустил свой шанс.
– Таннер, я здесь ни при чем.
– Но Мигуэля убили на твоей территории.
Он собирался ответить, а я собирался спросить, что он сделал с телом и как теперь намерен действовать, но изображение Васкеса растворилось в помехах. В тот же миг вокруг нас словно разом вспыхнуло небо, и все потонуло в мертвенно-белом сиянии.
Это длилось лишь долю секунды.
Но ее вполне хватило. Резкая вспышка матового света показалась знакомой, как будто я однажды видел это раньше. А может, не однажды? Я порылся в памяти и вспомнил россыпь белых гвоздик на фоне звездной тьмы.
Ядерные взрывы.
Освещение в кабине мигнуло. На пару секунд я как будто сделался легче, потом вернулся в прежнее состояние.
Кто-то взорвал атомную бомбу.
По-видимому, нас зацепило электромагнитным импульсом. Я не видел ядерной вспышки с детства. Один из маленьких плюсов нашей войны: до применения оружия массового поражения дело обычно не доходит. Я не мог определить силу взрыва, не зная расстояния до эпицентра, но отсутствие грибовидного облака указывало, что бомбу взорвали высоко над поверхностью планеты. Полная бессмыслица. Конечно, ядерный обстрел мог быть началом нападения, но сейчас не самое подходящее время для боевых действий. Высотные взрывы? Еще меньше смысла – сети военных коммуникаций защищены от поражения электромагнитными импульсами.
Быть может, просто случайность?
Я поразмыслил над этим еще несколько секунд, после чего услышал быстрые шаги вверх по винтовой лестнице между уложенными друг на друга отсеками лифта. Это был аристократ, из тех, с которыми я ужинал. Я не дал себе труда вспомнить его имя, но левантийское сложение и золотисто-коричневая кожа выдавали северянина. Он был одет весьма вычурно, длинный, до колен, сюртук переливался всеми оттенками изумруда и аквамарина. Аристократ был взволнован. За его спиной, на последней ступеньке лестницы, замерла похожая на лисицу жена, она испуганно поглядывала на нас обоих.
– Вы видели? – спросил он. – Мы поднялись сюда, чтобы посмотреть, – тут наилучший обзор. Вспышка была довольно мощная. Мне она даже показалась похожей на…
– Ядерный взрыв? – договорил я. – Думаю, это он и был. – Перед глазами у меня все еще стояли розовые пятна.
– Слава богу, что рвануло не близко.
– Послушаем, что говорит общественное вещание, – произнесла женщина, глядя на дисплей своего браслета.
По-видимому, информационная сеть, с которой это устройство связывалось, была лучше защищена от помех, чем та, которой пользовался Васкес. На маленьком экране замелькали изображения и текст.
– И что? – поинтересовался муж. – Есть какие-нибудь предположения?
– Не знаю, но… – Она умолкла и задумчиво уставилась в пространство, потом нахмурилась. – Нет. Этого не может быть. Просто не может быть.
– Чего не может быть?
Женщина посмотрела на мужа, потом на меня:
– Говорят, что мост обстреляли. Якобы нить перебило взрывом.
Мы продолжали плавно подниматься, но мир теперь казался нереальным.
– Нет, – сказал аристократ. Он изо всех сил старался выглядеть спокойным, но выходило плохо. – Скорее всего, это какая-то ошибка.
– Боже, я на это надеюсь, – произнесла его жена с дрожью в голосе. – Последний раз мне делали нейросканирование полгода назад…
– Полгода! – проворчал аристократ. – Черт побери, меня в этом десятилетии вообще не сканировали!
Женщина тяжело вздохнула:
– Что ж, несомненно, это ошибка. Ведь мы стоим здесь, разговариваем, а должны падать на планету, вопя от ужаса. – Она снова недовольно взглянула на браслет.
– Что говорят? – спросил муж.
– То же, что и минуту назад.
– Либо это ошибка, либо подлая ложь.
Я прикинул, разумно ли будет теперь нарушить конспирацию. Разумеется, я был не просто телохранителем. За годы службы у Кагуэллы я изучил эту планету до последнего камешка, хотя обычно удовлетворял свое любопытство не ради повышения боеспособности. Даже не притворялся, будто разбираюсь в устройстве моста, но о производстве гипералмаза, искусственного углеродного аллотропа, из которого он был сплетен, я кое-что знал.
– Вообще-то, они могут быть правы, – заметил я.
– Но ничего ведь не изменилось! – воскликнула женщина.
– По-моему, ничего и не должно измениться.
Пытаясь успокоиться, я переключился на управление кризисной ситуацией – боевая привычка. Где-то в закоулках мозга истошно вопил страх, но я приложил все усилия, чтобы не слушать его.
– Даже если мост перебило, где, по-вашему, произошел обрыв? Думаю, не меньше чем в трех тысячах километров под нами.
– А какое это имеет значение, черт побери?
– Огромное. – Должно быть, в моих устах это прозвучало как юмор висельника. – Представьте себе нить. Она свисает с орбиты и натягивается собственным весом.
– Я об этом думаю, поверьте.
– Хорошо. Теперь представьте, что нить перерезали посредине. Та часть, которая находится выше, все еще свисает с орбитальной «катушки», а нижняя часть начинает падать на землю.
– Значит, беспокоиться не о чем? – Северянин заметно оживился. – Ведь мы наверняка выше разрыва. – Он посмотрел вверх. – Отсюда и до самого орбитального терминала нить цела. Это означает, что мы продолжаем подниматься. И мы доберемся, слава богу.
– Я бы повременил благодарить Господа.
Аристократ взглянул на меня с кислой миной, словно мое глупое замечание нарушало некую салонную игру:
– О чем вы?
– О нашей безопасности. Если вы разрежете натянутую бечевку, ее концы отпружинят в разные стороны.
– О да. – Кислая мина сменилась грозной, словно я возражал ему назло. – Понимаю. Но это, очевидно, не относится к нам, поскольку ничего не случилось.
– Пока не случилось. Я
