Это не умолит моей вины перед семейством Фокскасл, но хотя бы немного убаюкает мою боль… По крайней мере, я на это надеюсь.
В зал суда всё ещё не впускали, поэтому мы стояли одной большой толпой в коридоре неподалёку от входа в него. Помимо всей моей семьи, рядом со мной находился Байрон, а вскоре к нам присоединились мать и брат Рины. Миссис Шейн за эти годы сильно постарела и в свои шестьдесят один выглядела минимум на пять лет старше своего реального возраста, а Грэм откровенно возмужал и покрасивел. Сначала Шейны обсуждали только радостный факт того, что личность убийцы Рины наконец установлена. Они нерушимо верили в то, что благодаря упорности действующего следователя Пейтон Пайк, убийца рано или поздно будет пойман. Однако после того, как к нам присоединилась жена Грэма, Джованна, все сразу же переключились на тему подмены младенцев. Ламберт поменял Джованну с Оливией Фейбер сразу после их рождения, и эта информация откровенно сложно воспринималась не только Джованной, Оливией и их родителями, но и их ближним кругом. Вскоре тема обсуждения перебросилась на коллегу Грэма Шейна, Раймунда Хоггарта, бывшего парня Рины, и его жену, и их новорождённую дочь, и таким образом все незаметно сосредоточились на беспокойстве о своих, и чужих детях. Моя мать так остро и так ярко сочувствовала пострадавшим от подмены детей родителям, что я, чтобы отвлечься от глубины её сочувствия граничащего с безотчетной болью, начала блуждать взглядом по небольшим скоплениям людей, неустанно прибывающим по коридору и неумолимо стремящимся ко всё ещё закрытым дверям зала суда. Вдруг заметив Оливию с её родителями – не биологическими, а теми, которые её воспитали – в компании с Пенелопой, Одриком и его отцом, мистером Лютером Темплтоном, я с силой сжала зубы, отметив, как их компания сосредоточена на взволнованном старике. Оказывается, в далёком прошлом Лютер Темплтон был одноклассником Ричарда Маккормака, и хотя не водил с ним дружбу, всё же его сильно задело, что он когда-то так близко знал Больничного Стрелка. Мистер Темплтон, в отличие от энергичного и хорошо сохранившегося Маккормака, в свои семьдесят четыре выглядел не очень бодро и даже болезненно, так что неудивительно, что его сын и невестка с таким беспокойством отнеслись к его непреклонному желанию присутствовать на суде над сыном Стрелка. По сути, Темплтоны пришли поддержать потрясённую Оливию и её гораздо более потрясённых родителей, а также растоптанную горем старшую сестру Пенелопы, Рене Ламберт, но как бы старик Темплтон не сдал свои позиции из-за всего этого стресса…
Пока я смотрела на своих друзей издалека, гул из человеческих голосов, поднимающийся к высокому потолку коридора, вдруг резко начал разрастаться и становиться отчётливее. Прежде чем я поняла причину стремительного возрастания общего возбуждения толпы, я увидела, как моя мать, раскрыв рот от явно перехватившего у неё дыхания, с силой схватила отца за предплечье и вдруг совершенно потрясённым тоном, наверняка вызвавшим мурашки по коже не у меня одной, глядя куда-то в направлении входа, вдруг произнесла:
– О, Говард, как эта девушка похожа!..
Никто не понял, что именно мама имела ввиду, но все – отец, я, Байрон, Маршалл, Астрид, Грир, Грация, миссис Шейн, Грэм и Джованна – мгновенно бросили свои взгляды в том направлении, в котором взгляд моей матери застыл, словно поражённый невидимой волной электрического тока. В коридор вошла Пейтон Пайк. Рядом с ней шёл следователь Арнольд Рид, и они, словно не замечая серьёзного волнения, которое в толпе вызвало их появление, невозмутимо продвигались вперёд по направлению ко входу в зал суда, напротив которого стояла наша компания.
– Она похожа? На кого? – осевшим голосом, словно он знал ответ на свой вопрос, поинтересовался у матери отец, но ответа от неё он так и не получил.
– Это следователь Пейтон Пайк, – вспомнив, что мои родители на протяжении последних трёх недель бойкотировали прессу, решила просветить их я. – Это она вела расследование… – меня неожиданно смутила реакция матери и растерянность отца, поэтому я решила, что они уже знакомы, может быть, косвенно… – Вы могли видеть её фотографии в прессе.
– Это и есть Пейтон Пайк? – словно не слыша меня, мама продолжала напряжённо наблюдать за упорно не замечающей нас Пайк. – Нет, я прежде её никогда не видела. Я бы точно запомнила её.
Я напряглась. С чего бы вдруг моей матери точно запоминать Пейтон Пайк? Растерянный же взгляд отца меня вовсе покоробил. Нет, они, должно быть, уже знакомы, ведь все признаки их знакомства с ней на лицо, но почему-то они пытаются это скрыть от присутствующих… Почему?..
– А ведь я её знаю, – вдруг совершенно неожиданно подал голос Грир. Сделав шаг в сторону от Грации, заслонившей ему обзор, и положив руки в карманы брюк, он, врезавшись взглядом во всё ещё ничего не замечающую Пейтон Пайк, начал раскачиваться с пяток на носки и обратно. – Однажды она заступилась за меня в старшей школе. Одного из моих обидчиков она окунула головой в унитаз, за что после её, в качестве наказания, заставили посещать внеурочные исправительные занятия, предназначенные для заядлых хулиганов.
– Так значит, она местная… – процедил Грэм Шейн.
– Этой девочке памятник нужно поставить! – полушёпотом, по-видимому опасаясь быть услышанной уверенно приближающейся к нам Пайк, воскликнула миссис Шейн. – Если бы не она, никто бы никогда не узнал о преступлениях Ламберта, и кто знает, сколько ещё бед он натворил бы с этими мерзавцами, своим отцом и дедом!
– Дедом? – мгновенно напрягся мой отец.
– Конечно! – миссис Шейн одарила моего отца крайне удивлённым взглядом. – Столько лет никто не мог разоблачить преступника, а здесь появляется эта девушка и спустя столько мучительных лет всеобщего ожидания раскалывает это дело голыми руками, словно сгнивший изнутри грецкий орех! Самый молодой главный следователь в истории города раскрывает грязные дела самого старого, бывшего следователя Эйча Маккормака!
– Как?! Эйч Маккормак – дед Стэнли Ламберта?! – на сей раз очередь восклицать перешла к моему отцу. – Следователь Маккормак – отец Больничного Стрелка?!
Я чуть не покраснела от неловкости перед услышанным. Не стоило моим родителям изолировать себя от прессы настолько, чтобы создавать вокруг себя столь серьёзный информационный вакуум.
– Да уж, теперь она суперзвезда полицейского мира, – сверля взглядом неумолимо приближающуюся к нам Пайк, глухо произнесла стоящая между мной и матерью Астрид. – Она такое не любит… Должно быть, сложно такому закрытому человеку, как она, переносить столь пристальное, пусть даже любовное, внимание общественности к своей персоне.
Как только Астрид договорила эти слова, Пейтон Пайк, проходящая на расстоянии трёх метров мимо нас,
