Она прижимает к себе теплое тело Флориан. Женщина еще дышит. Аш вскрикивает вслух, пораженная вспыхнувшей мыслью:
- Но тогда Флоре придется умереть?! Прежде чем я смогу что-то сделать?
- ЭТО ПЕЧАЛИТ И НАС...
- Нет, - говорит Аш. - Нет.
Смятенный хор голосов:
- ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ПРОТИВИТЬСЯ НАМ.
- Вы вот чего не понимаете, - говорит Аш. - Я не сдаюсь!
Утро пятого января темно, как безлунная полночь. Может быть, прошло не больше получаса с тех пор, как Фридрих Габсбургский бросил войско в атаку? Бой продолжается и в этой чернильной тьме? Крики людей, вопли раненых, выкрики командиров... Или это только големы: тупые жестокие машины убийства, которые не замечают ее, скорчившуюся за стеной, когда все остальные бежали или убиты?
- Я не сдаюсь, - повторила Аш. - такой вы меня создали. Вам был нужен боец, даже если вы сами этого не понимали. Я умею жертвовать людьми, это мое ремесло. Но я никого не отдам без необходимости, пока еще есть выбор.
- У ТЕБЯ НЕТ ВЫБОРА.
Очень тихий голос проговорил:
- Никогда не любила городов. Мерзкие нездоровые места. Я подхватила дизентерию?
Глаза Флориан были открыты, но смотрели в пустоту. Еле слышные слова срывались с посиневших, почти неподвижных губ.
- Кто-нибудь... убьет тебя. Если я прикажу. Аш боялась шевельнуться, чтобы не потревожить лежащее у нее на коленях тело. Она сказала очень мягко:
- Не прикажешь.
- Я... черта с два. Ты разве не понимаешь - я люблю тебя, глупышка. Но я прикажу. Ничего другого не остается.
Аш приложила ладонь к щеке Флориан. "Я не умру, и я не сдамся".
В ее голове раздался крик Диких Машин, крик горя и торжества. Она почувствовала, как в нее вливается сила. Сила входила в нее помимо сознания, в самую глубину души, туда, где скрываются самые изначальные стремления, убеждения, движения тела...
- Я умею выжить и победить там, где не осталось надежды, - говорит Аш, криво улыбаясь. - Чем я, по-вашему, занималась всю жизнь?
- КАК СОЛДАТ...
- Задолго до того...
Она касается лба женщины-лекаря, ее прикосновение легче пуха, но когда пальцы продвигаются вверх, Флора напрягается и вздрагивает от боли. Кровь засохла в золотистых волосах и не течет больше, но Аш чувствует пальцами сильную припухлость. "Ей бы в госпиталь; оказаться бы сейчас в аббатстве..."
- Еще даже до тебя, - тихонько шепчет она раненой. - Давай, держись, будь умницей. Когда меня насиловали, когда отряд Грифона-на-золоте был перевешан до последнего человека, после сдачи крепости. Когда меня бросил Гильом. Когда я стала шлюхой, чтобы не умереть с голода. С тех пор. Держись. Все дело в том, чтоб держаться.
- ОНА УМИРАЕТ. БУРГУНДИЯ УХОДИТ.
- Времени нет. Не спорьте. - Аш просовывает руку под камзол Флориан, щупает холодную кожу, находит пульс. - Я уже видела такие ранения.
- ОНА ЕЩЕ ДЫШИТ...
- ЕЩЕ БЬЕТСЯ СЕРДЦЕ...
Давление в мозгу невыносимо.
- И я сотворю... свое чудо, а не ваше.
- НЕТ...
Вокруг, за стеной темноты, убивали друг друга люди. В панике или подчинив себе ярость. В трепещущем свете факелов мелькнул Роберт Ансельм, подхвативший штандарт Лазоревого Льва, когда Джон Баррен кубарем перелетел через стену. Пальцы, лицо, все тело онемело от холода. Бой продолжается.
- ТЫ НЕ...
Она ощущала в себе их силу. Она потянулась к ней той частью души, которой привыкла слушать голоса, и жадно впивала ее. Они сопротивлялись. Она ощущала их, их безграничный разум, мешавший ей.
- Ну, - зарычала Аш, - вы что, не поняли, она нужна мне живой! Она же Бургундия!
- ЭТО БЕСПОЛЕЗНО, - спорили Дикие Машины. - ЧТО ТОЛКУ УНИЧТОЖАТЬ СПОСОБНОСТЬ ТВОРИТЬ ЧУДЕСА, ЕСЛИ СОХРАНЯЕТСЯ ВАША РАСА? ВСЕ ВЕРНЕТСЯ, А МЫ БУДЕМ БЕССИЛЬНЫ.
Аш чувствует, как история, прошлое и память, расплывается, изменяясь. Ее охватывает чувство пустоты, которую не может заполнить новое будущее, только собственная реальность.
Она тихо убеждает:
- Вам нужна самая природа Бургундии, чтобы чудеса не смогли вернуться.
От картин, проносящихся в мозгу, кружится голова. Дикие Машины разворачивают перед ней расчеты пяти тысячелетий, прошлое и настоящее.
И в сердце их - так быстро, что она не способна уследить мыслью, вершится новый расчет.
Обеими руками - одной голой, другой - перевязанной (тупая холодная боль), Аш разрывает ворот камзола Флориан, прижимает ладонь к горячей коже и, не задумываясь, облизывает грязный палец, подносит его к ноздрям женщины, чувствуя на влажной коже легчайшее дуновение.
Говорит вслух:
- Бургундия нужна вам - в вечности.
Под ее коленями скопилась лужа талого снега. На штанах и башмаках кровь. Из темноты дует ледяной ветер, застилает слезами, слепит глаза. Вспыхивает, догорая, последний факел.
Аш подняла голову, увидела на снегу горящие брызги греческого огня и голема, перешагнувшего развалины стены и поднимающего наконечник трубки метателя.
Под наушники шлема пробился рев. Человек в латах с гербом Льва выскочил вперед, занес и опустил тупой набалдашник алебарды: брызнули осколки камня, струя пламени стекла из разбитой руки голема, лизнула гранитное тулово.
- За Льва! - проревел знакомый голос Роберта Ансельма.
Аш открыла рот, чтобы крикнуть. Голем взмахнул каменным обрубком. Роберт Ансельм тяжело рухнул лицом вниз в грязь. Бак с греческим огнем взорвался беззвучной бело-голубой вспышкой.
В ослепительной белой вспышке она увидела линию сражающихся за стеной часовни: силуэты луков и изгибы алебард: штандарт Льва, орлиное знамя Фридриха поодаль, толчею людей и каменных тел.
- Давайте, подходите, - выкрикнул мужской голос в коротком взрыве смеха, - если вы такие твердые!
От руин пролегла чернильная тень, дальше все было темно. Теперь над шумом боя повсюду слышались голоса, солдаты наперебой соревновались в насмешках.
- За Льва! - раскатился голос Ансельма. - За Льва!
Ее щеки коснулось горячее дыхание. Аш не повернула головы.
Краем глаза она заметила ступившую на камень лапу с огромными острыми когтями.
Пальцы больше не чувствовали биения сердца, влажный палец не встречал дыхания, но тело Флориан оставалось теплым.
Она закрыла глаза перед величием геральдического зверя, которого Божья Благодать - пролившаяся через мужчин и женщин отряда Лазоревого Льва вывела из темноты.
- Сейчас.
Она тянется к ним, впивает их силу: золотое сияние солнца. Она чувствует, как начались перемены, которых уже нельзя остановить.
- Я не сдаюсь, - говорит она, прижимая к себе Флориан, - а если уж проигрываю, так стараюсь сохранить все, что возможно.
Момент изменения.
Она чувствует вес Флоры. Только теперь открывает глаза, смотрит на протоптанный след на старом опрокинутом алтаре, на заснеженные руины стен, узнает знакомые очертания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
