Посмотрим, кто быстрее, милиционер достанет свой шпалер или я перезаряжу свой и умчусь обратно на мызу, как дьявол на голову тех, кто стоит и озирается от моего исчезновения.
Я сделал быстрее. Выкинул пустую обойму, а в немецком пистолете это делается легко, нажимаешь большим пальцем кнопку, и магазин вываливается сам, если он не погнут и не сильно загрязнен, вставил снаряженный магазин, перстень три с половиной оборота назад и снова я на мызе с яростными немецкими матами и пистолетом в правой руке. Я успел произвести только два выстрела, как все нападавшие на меня подхватились и побежали в разные стороны.
У меня не было ни сил, ни желания догонять их и наносить поражение. За моей спиной к мызе бежали четыре вооруженных человека во главе с Францем. Вероятно, бандиты больше испугались их, чем меня. Лесные бандиты не менее опасны, чем разбойники, промышляющие под видом дворян на постоялых дворах.
- Сударь, да как же это так, - сокрушался мой верный спутник, - неужели нельзя было подождать с полчасика, мы бы так им вместе врезали, что эта мыза превратилась в самое безопасное место во всей Пруссии.
- Франц, только без мародерства, - только успел я сказать я и отключился.
Я спал и не спал. Мне снились какие-то люди. Потом мне снился какой-то вал как будто из ваты, увеличивающий в размерах и крутящийся все быстрее, догоняя меня и подминая под себя. Я чувствовал, что кто-то обливает меня водой, вытаскивает из-под меня простыню, меняет на мне одежду, поит чем-то горьким, кладет на лоб что-то холодное.
И, наконец, я проснулся. Было утро. Около моей руки на постели лежала женская голова с распущенными волосами. Я погладил ее, и голова повернулась ко мне. Это была Елизавета. Она стояла на коленях у кровати, положив голову на мою руку. Она что-то говорила мне, но я ее не понимал. Так, отдельные слова из немецкого, что помнились со школы. Я схватился за правое ухо и почувствовал, что нет лингвафона.
- Франц, - закричал я.
Франц появился мгновенно. Я показал ему на ухо, и он подал мне приспособление, без которого я глух и нем. Другой бы выкинул какую-то штуковину, бывшую в моем ухе, а этот ничего не выкинет зря.
- ... Владимир, я так рада, что ты жив, - начал я понимать голос Елизаветы.
- Я жив, - сказал я, - но я такой голодный, что съем сейчас любого, кто подойдет ко мне ближе чем на полметра. Откуда ты появилась и долго здесь находишься?
- Франц сразу послал за мной, и я здесь уже два дня, а ты целую неделю находился на грани между светом и тьмой и никто не мог сказать, в какой стороне ты останешься, - говорила Елизавета и по ее улыбающемуся лицу текли слезы.
Глава 38
В схватке я потерял немало крови, какая-то инфекция проникла в мой организм, и я несколько дней был в бреду. Вызванный лекарь сказал, что у меня вряд ли есть шанс выжить. Спасибо Францу. Он видел лекарства в моей аптечке, видел, как я их применял и только когда лекарь сказал, что шансов никаких, набрал в шприц двойную дозу противостолбнячной сыворотки, воткнул в меня иглу и ввел лекарство, а затем стал кормить таблетками, которые там были. А были там таблетки с антибиотиками и противовоспалительными средствами на случай простуды. Так что Францу я обязан своей жизнью.
- Сударь, мызу я купил на ваше имя и выгнал бывших собственников как разбойников и скупщиков краденого. Прислуга нанята мною. Так что распоряжайтесь смело в своем доме, - доложил мой руководитель хозяйства.
- Франц, я дарю тебе эту мызу, - сказал я.
- Сударь, я прошу вас сдать мызу в аренду моему другу по лесным скитаниям с ежегодной выплатой вам десяти процентов от всей выручки, - ответил мой друг. - И человек будет к хозяйству пристроен, и хозяйство будет иметь, по лесам шастать перестанет и даст работу другим друзьям, вместе с которыми мы прогнали разбойников.
- Согласен, - сказал я, - готовь бумагу, я подпишу.
- А подписывайте сразу, ваше сиятельство, - сказал Франц, - я эту бумагу давно приготовил, и он подал мне бумагу - договор об аренде - и мою шариковую ручку (молодец, что проверил карманы моей одежды).
Я подписал договор и ручку подарил Францу.
- Франц, - сказал я, - вот этой ручкой ты подпишешь ведомость, по которой перечислишь первый миллион золотых марок в немецкий промышленный банк.
- Спасибо, сударь, я так и сделаю, а ручкой буду подписывать только самые важные документы, - серьезно ответил мой Франц. Я знаю, что Франц Ротшильд еще покажет себя.
Елизавета постоянно была со мной, кормила с ложечки и под руку выводила гулять на улицу.
- Владимир, что за странная одежда была на тебе, - спросила как-то она, - не означает ли эта одежда то, что ты не останешься здесь, и мне придется всю жизнь быть одной...
- Ты не будешь одна, - сказал я тихо, обняв ее за плечи, - ты всегда будешь в моем сердце, а мне нужно будет вернуться туда, откуда я пришел.
- Расскажи мне о твоем мире, - попросила Елизавета, - когда ты уйдешь, я буду представлять этот мир и нас вместе в этом мире.
- Я даже не знаю, что рассказать о моем мире. Не думаю, что тебе этот мир понравится, и я не знаю, сможешь ли ты прижиться в этом мире, - с сомнением сказал я.
- Мне кажется, что любой мир, в котором существуешь ты - прекрасен, - не сдавалась Елизавета.
- Хорошо, - сказал я, - я расскажу тебе о своем мире, но ты должна знать, что и в моем мире я такой же, как и сегодня рядом с тобой. Мой мир находится здесь же, но через триста пятьдесят лет. За это время прошло много войн, революций, великих потрясений, государства увеличивались в размерах и распадались на части, дворянство исчезло, все люди стали равными, но на место дворянства вышла элита и номенклатура, составленная из разбогатевших студиозусов, крестьян, выслужившихся солдат, служителей культа и политических партий. Герцоги превратились в губернаторов, короли в президентов, которых выбирают все граждане за посулы и обещания, что при нем и больше ни при ком они станут жить как сыры в масле. И народ голосует, радуется, потом плюётся, ждет времени, когда придет другой с красивыми посулами, чтобы проголосовать за него.
- И у этих людей нет никакой родословной? - удивилась Елизавета.
- Есть, но очень скромная, и чем скромнее родословная, тем больше шансов, что его изберет народ, называемый на греческий манер электоратом. Главное, чтобы оракульские способности были на высоте, - продолжал я. - Все страны делятся по пропорции двадцать на восемьдесят. Двадцать процентов населения получают восемьдесят процентов всего созданного на земле, а восьмидесяти процентам населения остается двадцать процентов всего оставшегося.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
