Еще с мгновение он прижимал альбом к груди. Потом, застенчиво, отведя глаза, отпустил. Она повернула альбом рисунком к себе, посмотрела. У нее перехватило дыхание, до того хорош был рисунок. Большие глаза. Высокие скулы, про которые ее отец говорил: «Эти сокровища Эфиопии». Полные губы, которые так любил целовать Эдди. Эта была она, такая же, как в жизни… но было и что-то, помимо нее. Сюзанна бы никогда не поверила, что любовь могла так ярко сиять в совершенной наготе в линиях карандаша, но она сияла, ты говоришь правильно, ты говоришь так правильно; любовь мальчика к женщине, которая спасла его, которая вытащила из черной дыры, где он наверняка бы и умер. Любовь к ней, как к матери, любовь к ней, как к женщине.
— Патрик, это божественно! — воскликнула она.
Он озабоченно посмотрел на нее. С сомнением. «Действительно?» — спрашивали его глаза, и она осознала, что только он, бедный Патрик, который жил со своим талантом всю жизнь и воспринимал его, как должное, мог сомневаться в удивительной красоте своих творений. Рисование доставляло ему радость; это он знал всегда. А вот то, что его рисунки могли радовать других… к этому еще предстояло привыкнуть. Она вновь задалась вопросом, а сколько времени Патрик провел у Дандело, как вообще эта злобная тварь наткнулась на Патрика? Решила, что этого ей никогда не узнать. А пока следовало убедить его в собственном таланте.
— Да, да, это божественно, — повторила она. — Ты прекрасный художник, Патрик. Когда я смотрю на этот рисунок, мне сразу становится хорошо.
Вот тут он забыл о том, что должен сцеплять зубы. И улыбка его, с языком или без оного, была такой чудесной, что Сюзанна могла бы наслаждаться ей вечно. От этой улыбки все ее страхи и тревоги стали маленькими и глупыми.
— Могу я оставить его у себя?
Патрик с жаром кивнул. Сделал движение рукой, словно вырывая лист, потом указал на нее. «Да! Вырви его! Возьми! Оставь себе!»
И она уже собралась вырвать лист, потом передумала. Его любовь (и его карандаш) превратили ее в красавицу. Единственно, что портило красоту — черная болячка под нижней губой. Она повернула рисунок к Патрику, постучала пальцем по нарисованной болячке, потом коснулась настоящей. Поморщилась. Даже легкое прикосновение причиняло боль.
— Это единственное, что огорчает.
Он пожал плечами, развел руками, и она не могла не рассмеяться. Смеялась тихо, чтобы не разбудить Роланда, но да, смеялась. На ум пришла фраза из какого-то старого фильма: «Я рисую то, что вижу».
Но ведь это рисовать не обязательно, и внезапно ей пришла в голову мысль, что он может разобраться с этой отвратительной, доставляющей боль язвой. Во всяком случае, с той, что существовала на бумаге.
«И тогда она будет моим близнецом, — мечтательно подумала Сюзанна. — Моей лучшей половиной; моей красивой сестрой-бли…»
Внезапно она поняла.
Все? Поняла все?
Да, много позже, подумав об этом, решила, что да. Конечно, речь не могла идти о связанных умозаключениях, которые можно записать на бумаге: если а + в = с, тогда с — в = а, и с — а = в, но да, она поняла все. Не удивительно, что Эдди-из-сна и Джейк-из-сна так тревожились и, пожалуй, даже злились. Это же было столь очевидно.
Патрик ее не рисовал — «извлекал».
И «извлекали» ее не в первый раз.
Роланд «извлек» ее в свой мир… с помощью магии.
Эдди «извлек» ее для себя с помощью любви.
Как и Джейк.
Святой Боже, она провела в этом мире так много времени, столько пережила, не зная, что такое ка-тет, что означает это слово? Ка-тет — семья.
Ка-тет — любовь.
Нарисовать — создать рисунок карандашом, может углем.
«Извлечь» — пленить, принудить, подтянуть к себе. Заставить выйти из собственного я.
Патрик действительно не просто нарисовал ее. Создал двойника, только на бумаге. И теперь… что теперь?
«А теперь он — мой маг», — подумала Сюзанна/Одетта/Детта, и полезла за стеклянной банкой, точно зная, что она собирается делать и почему.
Когда она протянула Патрику альбом, не вырвав лист со своим изображением, на его лице отразилось горькое разочарование.
— Нет, нет, — успокоила она его голосом всех трех. — Я только хочу, чтобы ты кое-что сделал до того, как возьму этот рисунок, на котором я такая красивая, такая очаровательная, такая желанная. А потом вечно буду хранить его и знать, какой я была в этом где, в этом когда.
Она протянула Патрику один из розовых резиновых цилиндров, теперь понимая, почему Дандело отрезал их. У него были на то веские причины.
Патрик взял ластик, повертел его в пальцах, хмурясь, словно никогда не видел раньше. Но Сюзанна точно знала, что видел, да только сколь давно, сколько лет тому назад? Как близко он подошел к тому, чтобы уничтожить своего мучителя, раз и навсегда? И почему тогда Дандело просто его не убил?
Патрик в недоумении смотрел на нее. На глазах навернулись слезы.
Сюзанна присела рядом с ним, указала на черную болячку на рисунке. Затем аккуратно сжала пальцами запястье Патрика и повела его руку к бумаге. Поначалу он сопротивлялся, потом позволил Сюзанне управлять его рукой.
Она подумала о тени на земле, которая оказалась совсем не тенью, а стадом крупных, мохнатых животных, которых Роланд назвал банноками. Подумала о том, как смогла унюхать пыль, когда Патрик начал рисовать пыль. И подумала, как Патрик рисовал стадо: когда он нарисовал его ближе, чем оно было на самом деле (право художника, и мы все говорим спасибо), оно действительно стало выглядеть так, будто находится ближе. Она вспомнила свои мысли о том, что ее глаза просто лучше приспособились, и теперь могла только поражаться собственной глупости.
Нет, Патрик переместил их ближе, переместил ближе, нарисовав ближе.
И когда ластик, который держали пальцы Патрика, практически коснулся бумаги, Сюзанна убрала свою руку: Патрику предстояло все сделать самому, каким-то образом она это знала. Она двинула пальцами взад-вперед в воздухе, показывая, что надо сделать. Он не понял. Она повторила, потом указала на черную болячку под полной нижней губой.
— Убери ее, Патрик, — удивилась твердости собственного голоса. — Она уродливая, убери ее, — и вновь ее сомкнутые пальцы качнулись, как маятник, из стороны в сторону. — Сотри.
Вот тут до него дошло. Она увидела, как загорелись его глаза. Он поднял розовый цилиндр. Чистейше-розовый, без единого темного пятнышка. Посмотрел на Сюзанну, вскинув брови, как бы спрашивая: «Ты уверена?»
Она кивнула.
Патрик опустил ластик к болячке и начал стирать ее с бумаги, поначалу очень осторожно. Затем, увидел, что происходит, и его рука задвигалась более энергично.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
