Глаз, сидящий рядом, восхищенно присвистнул:
– Охренеть, какой бой! Я тоже так хочу!
Следующая схватка – на шестах – оказалась довольно скучной и особого восторга у зрителей не вызвала. Быть может, потому что один из участников был ранен в предыдущем поединке, так что исход схватки был известен заранее. Зато стоило распорядителю объявить бой без оружия, как трибуны словно охватила лихорадка: что Глаз, что его противник в предыдущих схватках проявили себя приблизительно одинаково, и ставки на исход боя росли вверх с поразительной скоростью. Вовка, настраивающийся на бой недалеко от меня, отрешенно смотрел куда-то вдаль, и я мысленно пожелал ему ни пуха ни пера… Беата стояла рядом со мной, пожирая взглядом своего благоверного и его соперника, и что-то злобно бурчала себе под нос. Окинув ее оценивающим взглядом, я вдруг понял, что маленькая девочка, когда-то крадущая мои «прутики», чтобы научиться биться на мечах, превратившаяся во взрослую женщину и весьма грозного воина, пережившая страшную школу Арены в Корфе, не потеряла способности переживать за близких и родных!
От дальнейших раздумий меня оторвал удар гонга, возвещающий о том, что участники следующего поединка приглашаются на Арену. Я повернулся к Щепкину, встал, чтобы проводить его до распорядителя, и вдруг автоматически метнулся в сторону, уклоняясь от удара мелькнувшего передо мной меча. Прогнувшись назад, я ударил ногой, выбивая клинок из руки его хозяина, и вдруг краем глаза заметил еще какое-то движение: на землю падал перерубленный арбалетный болт! А из рук развернувшейся на месте сестры один за другим срывались метательные клинки и улетали к трибуне. Однако они опоздали. Феноменальная реакция учеников Академии, охраняющих Турнир, не зря так высоко ценилась покупателями: незадачливый убийца был пригвожден к спинке лавки, на которой сидел, аж четырьмя болтами, два из которых пробили ему горло, а два оставшихся торчали из глазниц. Три ножа Беаты, тоже не пролетевшие мимо, были ей возвращены через пару минут. Причем тем же охранником, который так вовремя среагировал на направленный в Вовку болт. Я смущенно извинился за свой удар и выбитый меч, а он, приняв извинение, шепнул, почти не двигая губами: «Ты первый, кому это удалось!»
А через минуту бойцы вышли на Арену, и, спрятавшись на всякий случай под навесом, мы с волнением присоединились ко всем тем, кто смотрел на то, что творили на песке Вовка и его противник.
Если мерить происходящее земными мерками, то я бы сказал, что седой, покрытый шрамами боец, противостоящий Глазу, работал в стиле, похожем на классический бокс, – атаковал только кулаками, весьма неплохо двигаясь и чувствуя дистанцию. Великолепно развитый торс, широченная короткая шея, массивные трапеции создавали ощущение какой-то запредельной мощи. А молниеносные передвижения казались немного противоестественными – ну не должна была такая махина двигаться настолько стремительно! Впрочем, манера его боя была нами проанализирована еще несколько дней назад, и после нескольких тренировок, в которых я поработал спарринг-партнером, изображая технику этого громилы, особых сюрпризов в предстоящем поединке не предвиделось. Первые пару минут оба бойца прощупывали возможности соперника, проводя осторожные атаки в разных стойках, стараясь просчитать слабые стороны противника. Потом постепенно взвинтили темп, причем противник Глаза упорно пытался сократить дистанцию, резонно опасаясь страшных ударов ногами, блокировать которые, судя по всему, не умел. Щепкин уверенно держал дистанцию, то и дело вбивая голень в массивное, накачанное бедро противника, и вскоре это дало ожидаемый результат – «пробитая» левая нога «боксера» перестала держать хозяина, и слегка ошарашенный воин поменял привычную стойку… В правосторонней он оказался чуть более медлителен, чем обычно, и этим довольно быстро воспользовался Глаз – врубив правую голень во внутреннюю часть бедра противника, он почти упал на колено, пропуская над собой кулак противника, и от души вложился левой рукой в косую мышцу живота на миг потерявшего равновесие воина. Следующие три удара опрокинули Седого навзничь, но, увы, не поставили точку в этом поединке – явно находящийся в состоянии нокдауна боец перекатился через спину, вскочил на ноги и ушел в глухую защиту.
– Почему он его не кладет? – не отрывая взгляда от довольно лениво обрабатывающего корпус соперника ногами и руками мужа, поинтересовалась Беата. – Он что, не понимает, что пора заканчивать?
– Рой Джонс, блин… Ждет момента… – буркнул я, зная отношение друга к этому великому боксеру Земли.
– Что за Рой? – ревниво поинтересовалась сестра, заранее обижаясь, что ей чего-то там не показали…
– Расскажу потом, ладно? – улыбнулся я и замолк на полуслове. – Седой, слегка придя в себя, рванулся в отчаянную атаку на расслабленного с виду Глаза.
Тройка руками и удар коленом, увы, не получились – уже поднимая ногу для удара, воин, видимо, почувствовал, что делает это зря, но сместившийся в сторону Щепкин, отводя левой ладонью атакующее колено, правой ногой пробил в колено опорной ноги и тут же нанес Седому страшный удар правым кулаком в лицо. Расслышать хруст сломанного колена в том реве, который издавали зрители, было невозможно, но вот голос весьма довольной исходом боя сестры я все-таки умудрился:
– Перелом! И нокаут…
– Ого, какие словечки! – расхохотался я, услышав земной термин.
– Да лезут, когда не надо… – усмехнулась сияющая девушка. – А все Эол и его машинерия…
– Что ж, теперь наша очередь! – провожая взглядом шагающего к месту для победителей Щепкина, сказал я и несколько раз крутанул головой, разминая шею.
– Угу… – хмыкнула Беата. – Главное, не выпендривайся, ладно?
Глава 17
Набег
Отряд двигался по горной тропе практически бесшумно – воины, предвкушающие всю прелесть предстоящего набега, старались соответствовать всем требованиям нового военного вождя – копана Эрма Четырехрукого, прозванного так за безудержную смелость в бою и способность оказываться там, где помощь его булавы и щита была особенно необходима. Зная суровый нрав двигающегося впереди всех командира, каждый воин был твердо уверен в нескольких вещах. В том, что набег будет успешным; что каждый, кто останется в живых, получит богатую добычу; в том, что тот, кто каким-нибудь образом нарушит строжайшую дисциплину, лишится не только права участвовать в бою и последующем дележе, но и самой жизни. Однако желающих роптать не находилось – каждый воин из десяти рук, составляющих основной костяк, добивался этой чести всю долгую-предолгую зиму. И лишь горстка ветеранов, прошедшая рука об руку с Эрмом два предыдущих сезона войны, получила это право без каких-либо вопросов – этих воинов знал весь Нормонд…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
