– Заметано, Мишаня, – улыбнулся ему Исмаил и с чувством пожал протянутую ладонь.
* * *Они отдохнули совсем недолго. А затем поднялись и, раздвигая руками камыши и ветки тальника, побрели в сторону Ефимовки. Давно уже давали о себе знать и хроническое недоедание, и многодневная усталость. Порой отца Василия качало, а в глазах начинали плавать разноцветные круги, и тогда они останавливались и немного пережидали.
Исмаилу приходилось еще хуже. И без того тщедушный, мулла вконец отощал, и его круглые черные глаза сверкали на худом смуглом лице, как сливы на блюде. Его кидало из стороны в сторону, пожалуй, не меньше, чем священника, но гордыня не позволяла Исмаилу признаться даже в усталости, и он упорно продолжал идти вперед, пока отец Василий не начинал понимать, что еще несколько шагов, и его товарищ просто свалится, и тогда его придется тащить на себе. Он окликал Исмаила и, ссылаясь на плохое самочувствие, падал на землю и ждал, когда дыхание Исмаила выровняется, а черты лица хоть немного разгладятся.
И тем не менее идти к намеченной цели было куда веселее, чем ждать неизвестно чего. Да и цель становилась все ближе и быстро обзаводилась яркими реалистическими чертами. Уже к вечеру они были возле Ефимовки. А ночью, просидев почти два часа в кустах, они дождались-таки, когда сторож уснет, и, вырвав цепной болт из лодки, по-индейски, не вставляя весел в уключины, стремительно умчались в темноту, чтобы всего через три – три с половиной часа выйти на другом берегу казавшейся бескрайней реки.
Эту ночь, уже на том берегу, они тоже шли. Было холодно, а под утро даже ударил легкий морозец, но они прекрасно понимали, что отсыпаться лучше днем, когда солнце прогреет воздух и даже немного землю, а сейчас надо собрать всю волю в кулак и идти, идти, идти… И лишь когда солнце стояло чуть ли не в зените, а на горизонте показались далекие туманные пятиэтажки военного городка, они заползли в лесополосу и обессиленно рухнули на плащ-палатку.
– Думаешь, мы его найдем? – уже засыпая, спросил священник.
– Аллах для того нас и послал, чтоб нашли, – пробормотал Исмаил и поплотнее прижался спиной к широкой и теплой поповской пояснице.
* * *Отец Василий проснулся первым. Солнце уже село за Волгу, и снова начало холодать.
– Исмаил! – пихнул он товарища.
Тот не реагировал.
Отец Василий насторожился и приложил ухо к его рту. Мулла, слава господу, дышал. Намаявшись за время более чем суточного перехода и впервые за много дней оказавшись на прогретой сонышком земле, он просто спал, тихо, как ребенок. Священник вздохнул и принялся ждать. Но заря стремительно растворялась в чернилах ночи, быстро холодало, и отец Василий просто начал мерзнуть.
– Рота, подъем! – покачал он Исмаила за плечо. – Вставай, солдат, все медали проспишь.
Исмаил вскочил, протер глаза и непонимающе уставился на священника. «Совсем вымотался мужик, – печально вздохнул отец Василий. – Как он еще и эту ночь выдержит? Не представляю».
– Пошли, – прокашлявшись, не просто сказал, но распорядился мулла. И отец Василий рассмеялся. Исмаил был в своем репертуаре.
– Ты у себя там в десанте, случайно, не старшиной дембельнулся?
Исмаил не ответил, но задышал чаще.
– Неужели ефрейтором?! – захохотал священник. – То-то я чувствую в тебе нереализованные командирские наклонности!
– Разговорчики в строю! – рявкнул Исмаил и тоже рассмеялся. – Лучше быть ефрейтором в десанте, чем… где ты служил, батюшка? Случаем, не во внутренних войсках?
Они шли, шутили, смеялись, но чем ближе подходили к военному городку, тем сильнее хватала за горло острая тревога. Оба прекрасно понимали, на что идут, и отец Василий думал, что в одиночку ни за что бы на такую авантюру не отважился.
– Слышь, Исмаил, а может, тебе в это дело не ввязываться? – как бы мимоходом спросил он.
– Я своих в беде не бросаю, – нервно повернулся к нему Исмаил, и священник понял, что товарищ и впрямь на пределе усталости – таким напряженным, таким страдальческим было его лицо.
– Патруль! – охнул священник и повалил товарища на землю.
Из-за угла ближайшей пятиэтажки выворачивала троица, один, самый высокий, – в центре, двое пониже – по краям.
– Какой же это патруль? – прислушавшись, издевательски хмыкнул Исмаил. – Это же офицерня пьяная. Слышишь, о чем говорят?
Священник тоже прислушался, но ничего, кроме невнятного бормотания, не разобрал.
– Они говорят, пока Кузьмы нет, надо к Петровичу идти. Должен принять…
– Как нет Кузьмы? – оторопел священник.
– Тише ты! – шикнул на него мулла. – Еще говорят, из-за этого мудака никого в отпуск не пустили.
«Это, наверное, про меня!» – с удовлетворением подумал отец Василий.
– Пойдем ко мне, говорит, еще вмажем, – продолжал озвучивать далекий разговор Исмаил. – Не, мне завтра в наряд… А что наряд? Кузьмы все одно нет, а Петрович бегать за него не станет.
«А что же делать, если Кузьменко и впрямь еще не вернулся?» – напряженно думал священник.
– Слышь, Мишаня, – пихнул его локтем в бок мулла.
– Да? – повернулся он к мулле.
– А что, если к самому Брыкалову зарулить?
– Ты что, с ума сошел?
– А что? Я так понял, Кузьменко все равно нет. А уж командир полка мно-огое может порассказать.
Отец Василий представил себе, как они, повалив подполковника Брыкалова мордой в пол, дубасят его по почкам, требуя повиниться в покушении на губернатора, и тихо, истерически засмеялся. Картинка была еще та.
– А что ты смеешься? – шепотом возмутился мулла. – Неужели ты думаешь, Кузьменко хоть пальцем пошевелит без его согласия?
Отец Василий задумался. С одной стороны, Исмаил был прав. С другой – следовало отдавать себе отчет, что одно дело притащить в военную прокуратуру майора Кузьменко, и совсем другое – командира полка Брыкалова. Но было еще кое-что. Брыкалов слабый. Его действительно можно было расколоть. Действительно можно. Выйдет ли так с Кузьменко, сказать было сложно. «А ведь я помню, где брыкаловская квартира! – подумал вдруг священник. – Второй подъезд, второй этаж и направо; огромная такая. Да и Исмаилушка вымотался – дальше некуда. Надо это дело завершать». Соблазн был велик. Слишком велик. Слишком…
– Пошли! – кивнул он мулле.
– Ты уверен? – изумился тот.
– Другого такого шанса не будет. Брыкалов так Брыкалов.
Они дождались, когда перекрывшие подходы к «командирскому» дому вдрабадан пьяные офицеры дотолкуют о чем-то своем, проводили их взглядами и, где пригибаясь, где ползком, пересекли самое освещенное место и нырнули в уже начавшие зеленеть кусты у подъезда.
Было тихо. Так тихо, как бывает только в маленьких городках спецназначения, да и то лишь по вечерам. Отец Василий кивнул мулле и первым быстро выскочил из кустов и скользнул в подъезд. Здесь было шумнее. Где-то совсем рядом, кажется, справа, пронзительным, визгливым голосом ругалась женщина, слева громыхали посудой. Он почувствовал дыхание муллы и, одобрительно кивнув, промчался на второй этаж, замер у высокой дубовой двери. Это был единственный в городке дом с трехметровыми потолками, и поэтому все двери здесь были, как в приемной у замминистра – рукой верха не достать.
– Здесь? – прошептал мулла.
– Здесь, – выдохнул священник.
Им нужно было пройти в квартиру как можно скорее, так, чтобы не привлечь внимания остальных жильцов, но, что еще важнее, им надо было застать хозяина врасплох – не приведи господь, начнет стрелять! Тогда им обоим крышка: налетит патруль, повяжут, потащат…
Священник осторожно прижал ручку вниз и толкнул дверь вперед. Бесполезно. Дверь была закрыта. Тогда Исмаил быстро стащил с плеча свой рюкзачок и принялся в нем копаться.
– Я сейчас, Мишаня, – шепнул он. – Подожди… Ага! Вот она.
В руках у муллы заблестел тонкий блестящий стерженек.
– Отойди.
Священник послушно отодвинулся и прислушался. По-прежнему ругалась там, внизу, женщина, а вот грохота посуды уже слышно не…
– Готово! – Исмаил толкнул дверь, и они бесшумно скользнули в темноту прихожей.
Дверь закрылась.
Здесь было тихо и темно. Пахло кремом для сапог и шинелями – уж этот запах бывший сверхсрочник Михаил Шатунов, а ныне отец Василий, знал. И еще пахло дорогим мужским одеколоном.
– Спит, сучок, – прошептал Исмаил, и отец Василий поразился тому, как быстро стал их объект охоты для его товарища врагом. Сам он так отнестись к Брыкалову не мог.
Они не сговариваясь опустились на четвереньки и, чтобы, не приведи господь, случайно не шумнуть, поползли по гладкому, лакированному паркету. Было совсем темно, и лишь слабые отблески уличных фонарей ложились на обои и потолок.
– Спальня в конце, справа, – шепнул священник.
