зачем? — Алена дернула слишком сильно и рассердилась.
— По делу! — рявкнула Татьяна. — Тебе докладывать не станем!
Все знали, что управляющий фабрикой Виктор Палыч — солидный немолодой мужик — любит дебелых блондинок, но, по выражению местного шутника, «странною любовью», то есть продолжается эта любовь ровно год, после чего секретарше вежливо указывают на дверь, а ее место занимает такая же сдобная блондинка, желательно натуральная, но и крашеная тоже сойдет.
Алена работала секретаршей уже десять месяцев, то есть срок подходил к концу, поэтому Татьяна с ней не церемонилась.
— Нет его, — прошипела Алена, — в цех вызвали, там конвейер встал.
— Врешь! — остервенилась Татьяна. — Я же не глухая, слышу, что он работает!
— Значит, починили конвейер. — Алена равнодушно пожала плечами, и тут широко распахнулась дверь и вошел управляющий, как всегда хмурый с утра.
— Вы чего это тут? — буркнул он, увидев сестер.
— А я им говорила, что вы не принимаете, а они… — влезла Алена, но начальник мотнул головой, чтобы замолчала, и открыл перед сестрами дверь кабинета.
— Ну? Какое у вас дело?
— Вот! — Татьяна жестом фокусника выложила на стол бумагу, что дала им Анна Ильинична при последней встрече. — Вот квартира теперь наша, хозяйка нам ее отдала!
— Это чтой-то? — Виктор Палыч достал из ящика стола очки и углубился в чтение бумаги.
Надо сказать, что много времени ему не понадобилось. Он отложил документ и посмотрел на сестер поверх очков. Глаза его весело блестели. Татьяна сочла это хорошим знаком, более осторожная Мария забеспокоилась.
— Значит, квартира, — Виктор Палыч хмыкнул. — Значит, Анна Ильинична вам ее отдала?
— Отдала! — энергично подтвердила Татьяна.
— Насовсем?
— Насовсем, там же написано… вот, я, такая-то… и наши паспортные данные, все честь по чести. Так что не надо резину тянуть и переспрашивать, все же ясно!
— Ясно? — Управляющий опустил голову и покусал губы. — Ну ладно, тогда пойдем квартиру смотреть!
И он распахнул перед сестрами дверь. Татьяна прошла мимо секретарши, гордо подняв голову, Мария глядела исподтишка. Что-то не давало ей покоя, возможно, слишком веселые глаза управляющего Виктора Палыча. Все знают, что человек он суровый, особенно с утра, так с чего это его сейчас так разобрало?
Они вышли из конторы, причем сунувшейся к нему по дороге бухгалтерше Зинаиде управляющий сказал, чтобы зашла после, сейчас у него важное дело, прошли мимо цехов и свернули по тропинке, почти скрытой разросшимися кустами. Через три минуты подошли к двухэтажному деревянному, довольно большому дому.
— Ну? — спросил управляющий. — Вот и пришли.
— Точно, тут раньше они жили, на втором этаже квартира, вон окна… — затараторила Татьяна и замолчала, ощутив удар в бок.
Она подняла глаза и оторопела. На втором этаже окон не было. На первом были — небольшие, забранные железными решетками, а на втором — ни одного. И следа тех окон не осталось, аккуратно так были они забиты досками.
— Это как это? — не удержалась Мария, в то время как Татьяна молча пялилась на дом. — Там же света дневного нету!
— А вы войдите, посмотрите, может, что и поймете… — сдавленным голосом сказал Виктор Палыч.
И снова Марии очень не понравился его голос, слишком веселый. Но Татьяна уже бодро взбежала по ступенькам, и Мария за ней поспешила войти.
Помещение показалось им очень большим, потому что не было никаких перегородок. И потолка не было, снизу видны были стропила и крыша.
— Что это? Где же квартира? Три комнаты и кухня… — растерянно заговорила Татьяна.
— А нету. — Управляющий не удержался и фыркнул: — Давно уже нету никакой квартиры. Дуры вы деревенские, — вздохнул он, разглядев опрокинутые лица сестер, — напарила вас Анна Ильинична, уж конечно, не тем покойница будь помянута.
— Может, она не знала…
— Все она знала, ведь как только построил Николай Федорович дом в стороне от города, так квартира пустая стояла. А внизу тогда лаборатория была, так ее в другое место перевели, отдельное помещение выделили, потому как там оборудование новое, дорогое. А этот дом Голубев распорядился под склад отвести. Ну, перекрытия сломали, чтобы просторней было, вот и все.
— А как же бумага, документ… она сама нам дала…
— А документ этот… — управляющий побагровел от злости, — его и в сортире нельзя использовать, жесткий очень! И идите вы уже отсюда, не смешите людей! Я уж так и быть, никому не скажу, а то весь город над вами потешаться будет!
— Сволочь какая эта тетя Аня оказалась, — ругалась Татьяна по дороге, — хорошо, что она умерла, а то бы я ее сама, своими руками… не задумываясь…
— Тише ты! — сестра дернула ее за руку. — Говорила я тебе, что ничего хорошего из этого не выйдет.
— Ты говорила… — неожиданно согласилась Татьяна. — И с чего это я ей поверила? Ведь она нас всю жизнь терпеть не могла и маманьку вечно гнобила. То убирает мать плохо, то ложки серебряные пропадают… Сама спрячет, потом найдет, зараза. Условие поставила — нас в дом и на порог не пускать. А только мы ведь все равно лазили к маманьке, когда ее дома не было, верно?
— Верно…
— Особенно ты. Все тишком да молчком, а ведь все углы в том доме облазила.
— Ну да…
— Эх, знать бы, что они сбегут и дом их сгорит, сколько всего взять можно было бы! — вздохнула Татьяна. — Там добра было навалом, немерено, все прахом пошло, в огне сгорело… И ведь ничегошеньки не брали мы, мать строго-настрого наказала, боялась, что Голубев ее уволит. Верой и правдой им служила, дом вылизывала, каждую рубашку ему по два раза переглаживала. Ну, за то хозяйка нас и отблагодарила… Мань, ну ты скажи, откуда такие сволочи берутся?
Сестра не ответила.
На следующее утро Григорию позвонили из больницы и сообщили, что врачи дали свое заключение о смерти его тети и что тело выдадут завтра. Козловск — город маленький, так что возле ЗАГСа, где он оформлял документы, он встретил Ксению, которая вышла, как она сказала, прогуляться. На самом деле ей хотелось осмотреться.
— Здравствуйте, родственник! — обрадовалась она. — Вы позволите вас так называть?
— Если вам так нравится… — Он улыбнулся и с удовольствием оглядел ее.
Сегодня было тепло, и на Ксении было открытое летнее платье, все же неяркое, в неявный рисунок. Волосы забраны высоко, открывая длинную, красивую шею. Она сняла темные очки и улыбнулась ему дружески, приветливо.
Отчего-то с этой молодой женщиной ему было легко. Они шли по главной улице, встречая знакомых. Мужчины смотрели на Григория с завистью — ишь какую красотку отхватил, женщины делали вид, что ее не замечают.
— Вы, я смотрю, очень
