— Это просто отвратительно! — рявкнул он. — У нас таких взаимоотношений не было.
— Действительно, у нас эти отношения были односторонними… Ты гулял, а я торчала дома.
Его дыхание участилось.
— Мне кажется, что ты просто хочешь вывести меня из себя.
— А разве такое возможно? — Яростный блеск глаз гипнотизировал ее, хотя она и была удивлена тем, как легко Рафаэль проглатывал ее лепет. — И чего мне это будет стоить?
Он бросил на нее быстрый понимающий взгляд.
— Значительно больше, чем эта неуклюжая попытка вызвать во мне ревность.
Сара, не отдавая себе отчета в том, что делает, вскочила на ноги и выплеснула содержимое своего бокала прямо ему в лицо.
— Сядь! — рявкнул Рафаэль, вытираясь чистой салфеткой. — Боюсь, что с обедом я переусердствовал.
Сара, растеряв все свое мужество, выбежала вон из ресторана.
На улице был ливень. Потоки воды, закипая, бились о пыльный асфальт, и уже через минуту Сара промокла до нитки. Тонкая блузка и юбка прилипли к телу. После такого неожиданного и из рада вон выходящего взрыва она почувствовала себя совершенно разбитой. Находясь в состоянии чувственного замешательства, она как сквозь туман подумала, что за последние дни совершила много поступков, которые никак не вписывались в обычную для нее линию поведения.
В присутствии Рафаэля она становилась неуправляемой. Пара бокалов вина на пустой желудок — и вот она уже ведет себя как на сцене ночного клуба! Он пригласил ее на обед только ради того, чтобы поговорить о Джилли и Бене, и во что это вылилось? Уж что-что, а небольшого легкого цивилизованного разговора, конечно, не получилось. Я женат на тебе, заявил он, даже не поморщившись. И ей захотелось его убить… вернее, убивать его медленно, прибегая к разным утонченным пыткам и без малейшего сострадания.
Избежать позора — это единственное, о чем она думала. По крайней мере так ей казалось. Почему-то для нее стало очень важным убедить Рафаэля в том, что его уход для нее стал неприятностью, неожиданно превратившейся во благо. Но Рафаэль понял ее лучше, чем она сама. «Неуклюжая попытка»… Эти слова поразили ее, как отравленные дротики. Как всякая привлекательная женщина, Сара сомневалась в своей привлекательности. В общем и целом, это не очень ее беспокоило, но, когда на горизонте объявился ее bite noire (Черный зверь, ненавистный человек (франц.) от спокойствия не осталось и следа, и она оказалась втянутой в водоворот чувств. Только что в ресторане она пустилась во все тяжкие и опять все выболтала. И это уже не в первый раз, горько призналась она, невольно вспоминая прошлое. Через восемнадцать месяцев после их женитьбы она вся кипела, как скороварка на слишком большом огне. Она внимательно к себе присмотрелась, и то, что она увидела, ей не понравилось. У нее не было своего лица, если не считать того, что она была женой Рафаэля и дочерью Сауткоттов. Настоящая Сара не могла себя защитить, она просто себя не знала. И всю свою жизнь подстраивалась под других и постоянно извинялась, если у нее это не получалось. Короче говоря, она была тряпкой, у которой не хватало смелости потребовать для себя свободы.
Только в одном она сопротивлялась Рафаэлю: он хотел ребенка, она же старательно избегала любого разговора на эту тему.
Напряжение в отношениях с Рафаэлем, нараставшее от месяца к месяцу, в конце концов привело к взрыву по самой смехотворной причине. Одна из натурщиц Рафаэля постоянно разгуливала по их квартире в полуобнаженном виде, приводя Сару в ярость. В конце концов Сару прорвало, и она жестко заявила Рафаэлю, что не желает больше видеть ее у себя дома. Рафаэль сказал, что это глупо. Сара отреагировала еще глупее, покидав вещи в чемодан и пригрозив уехать.
— К ним назад ты не вернешься, — заверил ее Рафаэль оскорбительным тоном.
— К моим родителям это не имеет никакого отношения, — прошептала она с неожиданным отчаянием. — Ради разнообразия речь идет обо мне. Обо мне… о моих чувствах… больше ни о чем!
Но он ее не понял. Он не понял, что ей надоели путы, и поэтому буря в стакане воды превратилась в настоящую. Тогда Рафаэль выкинул ее противозачаточные таблетки и был совсем не таким нежным, как обычно. В ту ночь он был холодным и целенаправленным.
Через шесть недель она поняла, что беременна. Они тогда наговорили друг другу кучу гадостей, и Сара пообещала себе, что никогда больше не пойдет на поводу у Рафаэля. Скованность в их отношениях возникла задолго до того, как ей позвонил отец и сообщил, что мать больна.
Рафаэль пришел как раз тогда, когда она собирала чемодан.
— Что ты делаешь?
Она нехотя оторвалась от работы и выпрямилась.
— Мать неважно себя чувствует. У меня билет на вечерний самолет.
Он недоверчиво смотрел на нее блестящими потемневшими глазами.
— А я только сейчас об этом узнаю?
Она побледнела, предчувствуя ссору.
Рафаэль с напускной небрежностью опустился на низкий подоконник.
— Что с ней случилось?
Сара нехотя объяснила, готовая в любую секунду дать решительный отпор любой попытке унизить ее родителей.
— Это может быть сердце, — с тревогой закончила она.
— Или воображение.
— Как ты можешь?!
— Через неделю в Нью-Йорке открывается моя выставка, — хмуро напомнил он ей. — Мы должны быть там…
— Я знаю.
— Я хочу, чтобы ты была со мной. — Его лицо приняло решительное выражение. — Я не хочу, чтобы ты ехала сейчас в Англию. Твой отец явно поторопился. Когда будут готовы результаты анализов…
— Нет, — твердо прервала его она, — я еду сегодня.
Он побагровел.
— Я не хочу, чтобы ты ехала. Неужели это ничего для тебя не значит? сдержанно спросил он.
Именно так он обычно и бил ее по голове, ставя на место. Не проронив больше ни слова, как будто не слыша его, она продолжала сборы. Это было ее единственной защитой.
— Сара… нам сейчас нельзя расставаться. Ты носишь моего ребенка. Отец твой поступает неразумно, он не должен расстраивать тебя в такой момент, — сердито запротестовал он. — Но если тебе надо ехать, я поеду с тобой.
Несмотря на ее протесты, он таки поехал с ней, и за все последовавшие затем дни она не смогла ни на минуту расслабиться. Встретившись под одной крышей, Рафаэль и ее родители могли свести с ума кого угодно, даже самого терпеливого миротворца.
— Она просто притворяется, — поставил диагноз Рафаэль уже через несколько часов. — Мы можем ехать в Нью-Йорк.
Возмущенная и обиженная за свою мать, Сара сочла за благо отказаться от поездки и отчитала его за бесчувственность, хотя в глубине души собиралась поехать к нему уже через неделю. Но когда она уже собралась в Нью-Йорк, у Луизы Сауткотт случился второй приступ. Прошла еще неделя, И тогда Рафаэль предъявил ей ультиматум.
