- Они макроквантованные оказались, - говорю. - Во вращающемся поле пси-квадрат.
- Макроквантованные?! Во-он оно что! А ты по Джонсу-Кэрри пощупать не пробовал?
- Пробовал, - говорю. - Еще как пробовал. Плотности не хватает.
- Ах, ты ж, золой по пеплу! - слышу. - А если толкнуться в ЦЕРН на "Хлопушку"?
- Ты что несешь! - вопию. - "Хлопушка" на десять лет вперед по часам с минутами расписана. Кто нас туда пустит?
- А вот это моя забота, - слышу. - Не печалься, ступай себе с богом. Чекмарев там у тебя?
- Да. Здесь Чекмарев.
- Слушай, Саня, великая к тебе просьба. Вразуми ты его нашей вещественной дланью, да поувесистей. Век тебе обязан буду. Третий месяц ему талдычу - расширь мне континуум правей горизонта событий, а все как об стенку горох. Без этого - бьюсь-бьюсь - не справляюсь, а одна моделька наклевывается - пальчики оближешь. Одно из двух: или пусть он мне интерфейс реконструирует, или пусть готовится к товарищеским оргвыводам.
- Что он сказал? Об что речь? - Чекмарев у меня над пробором страстно шепчет.
А на меня от этих слов таким родным повеяло, таким родным! - вы не поверите, чувствую - сейчас заплачу от нежности.
- Цыть! - говорю. - Сейчас восчувствуешь, - говорю. - Санек, - говорю, - это я не тебе, это Чекмареву. Санек, - говорю, - как смотришь, если мы в эти канелюры перестанем челом тыкаться, а потолкуем один на один, в минимальном коллективе? Скажем, лебедь и щука, а рака выдвинем в президиум, пусть там зимует.
- Самое то! - слышу. - Только я ж тебя, попрыгунчика, знаю, как облупленного. Наобещаешь, а сам куда-нибудь смоешься, ищи тебя потом, свищи.
- Клянусь Галилеем! - говорю. - Завтра не выйдет, послезавтра тоже, а ужо во вторничек после обеда звони - я вся твоя.
- Сам звони, - слышу. - Но лучше в среду. У меня тут профилактика намечается небольшая. Главное, чтобы ты понял: не один ты на свете, а имеет место тесное балаевское стадо повышенной проходимости. Сечешь?
- Пока не очень, - отвечаю. - Не вмещаю. Уж ты прости.
- За прощеньями ступай к митрополиту, - слышу. - Говорят, в Бамбуе еще один остался, и прощенья - это по его части. А нам с тобой приличней бы поупражняться во взаимопонимании на базе обоюдной выгоды и процветания той самой экспериментальной физики, в любви к которой ты, ваша светлость, на каждом столбе расписываешься.
- Так и быть, - говорю. - Возьму пару уроков у Владиславовича, который Аркадий. Видно, без этого не обойтись, - говорю.
- Этот Тарталья тебя научит! - слышу. - Ты же по этой части безграмотней носорога! Скажи спасибо, что я тут за тебя поднатаскался, и без моего посредничества в диспуты с ним не встревай. Говорю как самому близкому в мире сапиенс сапиенсу. Кстати, привет ему передавай, он, поди-ка, тоже там крутится. Общий поклон.
Отключился.
Я сижу, тупой-тупой, как синантроп, мамонта умявши, слова выдавить не могу. А Пентина компашка плавает на верху блаженства.
- Как посмотрите, дорогой Александр Петрович, если мы отредактируем заключительное коммюнике следующим образом? - приступает Владиславович к победному обволакиванию моей оглоушенной персоны. - Первоначальная чувственная реакция прототипа носила резко отрицательный характер, но по мере убедительного представления фактов смягчилась и склоняется в сторону образования взаимно приемлемой платформы для дальнейших переговоров.
- Ой, мужики! - отвечаю. - Вы, по-моему, наглейшим образом пользуетесь моей слабостью к эксперименту - это раз. Примите живейшие поздравления от невинно пострадавшего - это два. А в-третьих, дорогой Аркадий Владиславович, некая часть меня, явно лучше вам известная, настойчиво советует не беседовать с вами без ее участия. И остальная часть склонна признать совет весьма разумным. Вопрос об авторстве на открытие "Вязкая извратимость нейтрона" впредь до выяснения всех обстоятельств, считаю, остается открытым. Вас устраивает?
- Более чем, - отвечает мне Пентя. - Более чем, Санчо, дорогой ты мой! Я в тебе не ошибся. А представляешь, что было бы, если бы на твоем месте оказался какой-нибудь дондук? Это же страшно подумать! Без чувства юмора!
- Ну, насчет юмора, - говорю, - вы, по-моему, несколько пережали.
- А мы тут ни при чем, - объясняет Бахметьев. - Понимаете, как бы мы к вам ни приставали, полного портрета для психоцифрового двойника получить все равно не удается. А чем дыры латать прикажете? Собственными домыслами? Вот тогда вы были бы правы, твердя, что имеете дело не с самим собой. Поэтому мы поступили по-другому. На основании снятой с вас базы данных изготовили две матрицы: "Балаев-1" и "Балаев-2", и поручили им совместно составить модификат "Балаев-3", восполняя недостачу собственными - то есть вашими, а не нашими - представлениями о вас. "Третий модификат" в этом смысле - при полном отсутствии нашего произвола - это некоторым образом тот Александр Петрович Балаев, каким вы хотели бы себя видеть. Это существенная подробность. А потом, когда "Б-1" и "Б-2" выработали драйвер вашего обреза, мы влили их в образующийся модификат. Простейший технологический прием, а как действует! Оцените.
Ой, а который час? Уже без двадцати? Я же в совет на защиту опаздываю!.. Доскажу, непременно доскажу. Или лучше вот как сделаем: позвоните вот по этому номеру, мы там с Саней-3 Саню-4 намозговали именно на случай, когда у нас затык по времени. Если очень невтерпеж - звоните. Так как? Запишете номерочек?
1973-1985, Ленинград.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
