– Я написал, что Цыган сам должен выбрать место. Какое ему удобнее, – Рекрут мазнул похотливым взглядом по одной из ярославских марух, баловавшейся водочкой наравне с жиганами. Формы у девицы были – что надо. Аккурат такие, какие и любил казанский авторитет. – Решение свое он должен через тебя передать.
– Через меня? – удивился Кумач.
– Да. Я сказал, что ты тоже приглашен на встречу. Возьмешь с собой Знахаря. Больше никого не свети. А ты, Буйвол, соберешь человек шесть и отправишься к месту чуть позже. Без лишнего шухера. Понял?
– А не мало шесть человек-то? – усомнился крестьянин.
– Самый раз. Управимся.
Рекрут говорил с такой уверенностью, что невольно заражал ею и окружающих. От него исходила недюжинная внутренняя сила. Именно такой человек и был способен взвалить на себя бремя лидерства. Ярославские жиганы сразу же это почувствовали и беспрекословно признали авторитет казанца.
– А теперь обсудим дальнейшие действия, – Резо разлил водку по рюмкам. – Ваши проблемы здесь будут решены, Кумач, но, как ты понимаешь, у нас с Рекрутом тоже свой интерес имеется. Сколько людишек сможешь подкинуть на борьбу со столичными уркаганами?
Кумач призадумался. Жиганов, в которых он был уверен, как в самом себе, набиралось не так уж и много. А если план Рекрута выгорит, то ему, Кумачу, соответственно, тоже понадобятся люди для удержания завоеванного положения в Ярославле. Но казанским жиганам не откажешь. Без них и вовсе ничего не получится.
– Человек десять смогу, наверное, – Кумач выбил пальцами по столу что-то бравурное. – Но зато самые надежные.
– Добро, – привычно подвел черту Рекрут. – Отправишь их поездом сегодня вечером. Я сообщу своим ребятам, и их встретят. А нам пока, полагаю, и расслабиться не грех. Прояви гостеприимство, Кумач. Как полагается жигану. Что это за пышногрудая маруха вон там?
Ярославский жиган повернулся в ту сторону, куда показывал Рекрут, и ощерил маленькие мышиные зубки в улыбке.
– Что, глянулась? Хороша бабенка? Это дочка местной держательницы майдана. Познакомить?
– Познакомь.
– Знахарь, кликни Настюху. Пусть присоединится к нам. Уважит гостя, так сказать. А мамаше ее скажи, что дочуркой сам Рекрут заинтересовался. И шампанского попроси принести...
Кумач не ошибся в своих прогнозах относительно Цыгана. Человек от уркачей вернулся часа через полтора и принес известие, что ярославские «иваны» готовы встретиться сегодня в восемь часов вечера в трактире «Топаз» на Набережной.
* * *
Казань. Здание ЧК на Предмостовой
– Входите, товарищ Сверчинский, входите, – не поднимая головы, ледяным тоном произнес Александр Никанорович и от души хрустнул сложенными в замок пальцами. – И прикройте за собой дверь.
Сверчинский подчинился. Переступив порог кабинета начальника казанского ЧК, он дисциплинированно прошел вперед и занял место в том же самом кресле, в какое опускался при своем предыдущем визите. Лепеха по-прежнему не смотрел на подчиненного. На его рабочем столе высилась устрашающих размеров стопка бумаг. Александр Никанорович взял верхнюю и положил перед собой. Стопка опасно закачалась, но каким-то чудом не рассыпалась по столу.
– Хотите знать, чем я занят, Кондрат Сергеевич?
Лепеха быстро просмотрел бумагу сверху вниз, отложил ее влево и взял вместо нее из стопки следующую. Вновь хрустнул пальцами. Ответа от Сверчинского он не ждал, о чем легко можно было судить по интонации, которой был задан вопрос. Кондрат Сергеевич сидел молча, ожидая логического продолжения, и Лепеха не разочаровал подчиненного.
– Я выполняю вашу работу, товарищ Сверчинский. Вашу, а не свою. Не знаете, почему так происходит? Вот и я не знаю. Но могу предположить, что это удел всякого начальника – выполнять работу за своих некомпетентных сотрудников. Только отсюда возникает еще один вопрос: зачем нужны такие сотрудники? – Александр Никанорович выдержал паузу, поднял, наконец, взгляд на Сверчинского и выразительно постучал указательным пальцем по лежащему перед ним документу. – Эти бумаги остались в полицейском департаменте. Я попросил, чтобы их доставили нам для изучения. Чем, по-вашему, славилась канувшая в лету охранка, товарищ Сверчинский? В чем был залог ее успешной работы?
Кондрат Сергеевич был совершено не расположен сейчас к тому, чтобы держать перед начальником словесный экзамен. Всего какой-то час назад Боярышников сообщил чекисту о том, что Рекрут с многочисленной своей кодлой покинул пределы Казани и отправился в Москву. Целью этого вояжа, по словам Григория, было намерение подмять под себя столичный криминалитет. В данной информации сомневаться не приходилось. Григорий сказал, что об этом гудят все казанские притоны и малины. Оставшиеся здесь жиганы пьют за успех Рекрута. И вот теперь Сверчинскому необходимо было поставить об этом в известность Лепеху. А тому, соответственно, московское руководство в лице товарища Верпухова и, может быть, даже товарища Дзержинского. Только как эта новость скажется на карьере самого Сверчинского, еще неизвестно. Но Кондрат Сергеевич не ждал для себя поблажек.
А Лепеха по-прежнему смотрел на него и ждал ответа на поставленный вопрос.
– Залог успешной работы? – негромко отозвался Сверчинский. – Я полагаю, в хорошей осведомленности...
Александр Никанорович смачно хлопнул ладонью по столу.
– Верно полагаете, товарищ Сверчинский. Значит, можете думать, если захотите. Что же вам мешало до сих пор?
– Ничего не мешало.
– А вот мне так не кажется, – Лепеха взял из общей стопки еще одну бумагу. – У царской охранки были информаторы во всех слоях общества. Во всех, товарищ Сверчинский. И здесь, в этих бумагах, есть соответствующие записи. Здесь есть сам список информаторов, необходимые пометки, досье на каждого из них... Я вынужден признать, что в царские времена работали гораздо лучше и гораздо качественнее, чем мы!..
Лепеха вдруг резко осекся, втянул голову в плечи и испугано огляделся по сторонам. Сверчинский мысленно усмехнулся. Судя по всему, Александр Никанорович не был до конца уверен в том, что у его кабинета нет «ушей», а потому никогда не позволял себе никаких резких выражений. А тут в пылу ярости, видимо, как-то забылся. Вошел в раж...
– В общем, я хочу, чтобы вы взяли эти бумаги, Кондрат Сергеевич, – заметно понизив голос, продолжил после паузы начальник Казанского ЧК. – И досконально изучили их. Слышите? Досконально! Я, как видите, уже просмотрел некоторые из них сам. И пришел к неутешительному выводу... По незнанию, а вернее, в силу слабой осведомленности на этот счет, наши товарищи уже расстреляли большинство наиболее ценных кадров из числа тех, что содержались охранкой в качестве информаторов. Но расстрелять всех мы не могли, – Лепеха как-то незаметно постарался проглотить это пресловутое «мы». – Кто-то должен был остаться, товарищ Сверчинский. И я хочу, чтобы вы нашли их.
– Так точно, товарищ Лепеха.
Кондрат Сергеевич не спешил покидать кресло, хотя начальник уже утратил интерес к изучению документов и одним широким жестом придвинул всю стопку к краю стола. Он как бы предлагал Сверчинскому собрать все эти бумаги прямо сейчас, отправиться к себе и начать работать в заданном направлении. Поведение подчиненного нимало удивило Александра Никаноровича.
– У вас есть что-то ко мне? – спросил он, собирая кустистые брови «домиком».
– Есть, – тянуть дольше не имело смысла, и Сверчинский решился. – Ко мне поступила информация, что Рекрут отправился в Москву.
– Один?
– Никак нет, товарищ Лепеха, – Кондрат Сергеевич покачал головой. – С ним большая часть его группировки. Предположительно человек двадцать. Может быть, больше. Рекрут поехал в столицу устанавливать там свою власть.
Рот начальника казанского ЧК удивленно раскрылся, да так и замер. От избытка чувств Александр Никанорович не в состоянии был подобрать нужные слова. Сверчинский прекрасно понимал его изумление.
– Я считаю, мы должны поставить в известность столичное руководство, – сказал он, на этот раз поднимаясь на ноги и быстрым движением одергивая пиджак. – И чем скорее мы это сделаем, тем лучше, Александр Никанорович. Так мне, во всяком случае, кажется.
* * *
Ярославль. Трактир «Топаз» на Набережной
– Ты от Графина? – недоверчиво поинтересовался Цыган.
Прожженный урка, которому на вид было никак не меньше пятидесяти пяти лет, встретил делегацию во всеоружии. Он сидел за столом, подавшись корпусом вперед, а правая рука при этом уверенно лежала на потертой от частого применения рукоятке «нагана». Косой шрам во всю щеку, в совокупности с трехдневной седой щетиной, выглядел устрашающе. Внешне он действительно был похож на цыгана, а может, таковым и являлся. Национальная принадлежность ярославского «ивана» мало интересовала Рекрута.
