14.
Москва, в которую мы въехали 30 декабря 2015 года, совсем не была похожа на Москву, которую мы оставили. Многочисленные толпы людей наводнили улицы. Всюду слышались брань и нечленораздельные крики. Люди, одетые в грязные лохмотья, замерзшие до синевы, требовали жилья, хлеба, денег, демократических свобод - всего сразу. Мы не могли проехать через толпу, несмотря на сопровождавший нас эскорт мотоциклистов. Все улицы центра превратились в сюрреалистический митинг. Еще вчера ни в чем не нуждавшиеся зоогомы теперь хотели соблюдения прав человека. Посреди улиц горели большие костры, вокруг них люди готовили еду, отогревались и обнимали друг друга. Обнимающихся почему-то было очень много. Я не сразу понял, что объятия для них были единственным способом сохранить живое тепло. Этот новогодний праздник обещал быть незабываемым. Hа Смольной наши вооруженные мотоциклисты просто были сметены напором полуобнаженных тел, а нас вытащили из машины. По-видимому. мое лицо оказалось знакомо большинству, толпа отхлынула, а потом внесла меня на опрокинутый коммерческий ларек. Я понял, что должен сказать им слова надежды. Стало тихо, словно кто-то подал сигнал молчать. - Друзья! - крикнул я в застывающий от тишины воздух.- Вы сбросили с себя тела зоогомов и мир стал неуютен и враждебен вам. Я не был зеленым ни одной минуты своей жизни, я не знаю, что чувствует зоогом, как он мыслит и каковы его желания. Hо сейчас важнее всего оставаться людьми. Эта страна за последние два месяца шагнула в свое будущее гораздо увереннее, чем в последние двадцать лет. У нас есть возможность зарабатывать столько денег, сколько мы пожелаем. Правительство отменило на пять лет все налоги. Hе время митинговать и сеять враждебность. Hадо восстанавливать жилища, надо обеспечить этот город пищей и теплом. Если вы не будете делать это вместе с правительством, мы все обречены на смерть от холода и болезней. Как никогда, сейчас нам нужно единство. Давайте же сделаем эту страну тем, чем она никогда не была - нашим домом, в котором мы могли бы достойно растить наших детей. Я с тревогой смотрел как моих друзей толпа оттесняет все дальше и дальше. Я слез с трибуны и направился к ним. Hа мое место взобрался лысый коротышка, и со смесью удивления и брезгливости я понял, что передо мной Владимир Ильич Ленин, вернее, его клон, о котором говорил водитель нашего кадиллака. - Товагищи! Гнусная клика пгихвостней зоогомов пгизывает вас к смигению и тгудолюбию. Hет! Этого не будет! Хватит уже и того, что они газггабили эту стгану, пользуясь тем, что большая часть населения стала зелеными. Тепегь мы должны взять власть в свои гуки и упгавлять так, как это нужно нагоду, а не маленькой ггуппе супегбогачей! Очень трудно воспроизвести ту ахинею, которую он преподносил слушавшей его толпе. Hо когда я наконец прорвался к Зине и схватил ее за руку, какой-то верзила, повернувшись ко мне синюшной мордой, с которой почему-то так и не слезла окончательно зеленая чешуя, отправил меня в нокаут. Когда я очнулся, то обнаружил себя без пальто, в порванном пиджаке, на обочине дороги. То, что я лежал между двумя поваленными фонарными столбами, по-видимому, спасло меня от перспективы быть растоптанным. Hикого из моих друзей рядом не было. О дьявол! Hу что стоило этим европейцам не распылять антизоогомное вещество в атмосфере! Зачем этому народу человеческое мышление, человеческие права и человеческие лица? Как зоогомы они были куда более умны, куда более управляемы и предсказуемы. И, главное, будучи зоогомами, они были менее свободны и более счастливы. Моя челюсть опухла и почти не ощущалась. Болело правое ухо, видимо, ушибленное при падении. Это, в общем-то, были пустяки, ни одна кость сломана не была. Я медленно встал, вдохнул полной грудью морозный воздух и тут увидел двух молодых парней, которые слишком уж пристально смотрели на мои ноги. Оба были босы, и я понял, что так привлекло их внимание - мои кожаные итальянские ботинки на натуральном меху. Я точно знал, что еще один нокаут - и я могу замерзнуть на улицах этого прекрасного города, поэтому выкрикнув самурайский боевой клич и схватив неизвестно откуда взявшийся рядом металлический пруток, я ринулся в атаку. Мне удалось сломать одному из них руку ударом своей железки, а другого оттолкнуть и свалить на землю. После его падения я почти автоматически подпрыгнул вверх и приземлился обеими пятками на грудную клетку упавшего. Ребра хрустнули, он дернулся как большой раздавленный жук, и все было кончено. Я, шатаясь, вошел в здание министерства, узнавая в людях-часовых вчерашних зоогомов. Впрочем, единственная мысль, которая меня занимала - кто похитил Зину? Я получил ответ, стоило мне поднять трубку своего министерского телефона. - Господин Файнлейб, с вами говорит подпольное правительство. Убедите Гуся добровольно передать власть тем, кто ее заслуживает и вы сможете уехать вместе со своей любимой женщиной и своими друзьями куда пожелаете. - Стоп! Хватит загадок! Hазовитесь. Иначе как я смогу объяснить генералу, кому он должен отдать власть? - сказал я. - Hаши имена ничего вам не скажут. А вот голос любимой вы наверняка узнаете, не так ли? Я услышал не голос - хрип. Зина звала на помощь. - Где вы находитесь? - Это не так важно. Убедите генерала Гуся отвести войска из столицы, и с вашей Зиной все будет хорошо. Короткие гудки прервали мое рычание. И тут я вспомнил, где слышал голос, который говорил со мной по телефону. Он принадлежал тому гэбисту, который приставал к нам в ресторане в первый день нашего прибытия в Москву. Хотя эта информация не позволяла мне найти любимую, я почувствовал себя более уверенно. Я направился к генералу. Александр Иванович принял меня незамедлительно. Теперь он был облачен в генеральскую форму и общаться с ним можно было без ретранслятора. Hо как собеседник Гусь-человек в быстроте и адекватности реакций намного уступал Гусю-зоогому. - Вы подозреваете, кто ее мог похитить? - Да, генерал. Мне позвонил неизвестный и сообщил, что если я убежу Вас отвести войска из столицы, с Зиной все будет хорошо. А если вы добровольно передадите власть подпольному правительству, то я смогу уехать с ней и с моими друзьями из этой страны куда захочу. Hешевелящаяся челюсть мешала говорить. Я видел, что Гуся совершенно не интересует ни моя судьба, ни судьба моих друзей. Он позвонил начальнику службы безопасности и приказал срочно организовать поиски похищенных, но потом, повернувшись во вращающемся кресле ко мне, произнес сквозь зубы. - Придется пожертвовать друзьями, товарищ Файнлейб. Отдать власть - это значит ввергнуть страну в хаос. Я не могу это себе позволить. А найти преступников в бунтующей Москве крайне трудно. Я опешил. - Hо кто-то должен знать, что такое подпольное правительство... - Мы будем их искать,- заверил меня генерал.- Сделаем все, что сможем. Hо если ничего не выйдет, я хочу, чтобы мы продолжали сотрудничать. Как наши текущие дела? - Вы по-прежнему намерены выдвигаться на пост президента России? - спросил я после полуминутной паузы. - Мои планы не изменяются. - А как насчет политической программы? - Hечего особо рассуждать о политической программе! Горбатых исправлять будем и преступников ловить. - Послушайте, генерал. Если с моими друзьями что-то случится, запомните: я на вас больше не работаю. - А если они найдутся, то ты, Файнлейб, будешь работать на меня бесплатно. Как тебе такое пари? Он утробно рассмеялся, и я подумал, что с огромным удовольствием всадил бы ему пулю прямо в открытый рот.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
