– Узнаете? – спросил меня портье и показал фотографию спартаковцев. – Отличные ребята!
И спрятал снимок, как прячут дорогую реликвию.
А что говорить о наших героях – победителях космоса! Портреты Юрия Гагарина я видел на стенах зданий. Никозии, Фамагусты и других городов. Наши славные космонавты остались в памяти и в сердцах тех киприотов, кто имел возможность с ними встретиться.
– Какой замечательный человек Юрий Гагарин! – восторженно воскликнула мэриса за обедом в Фамагусте. – Я его даже расцеловала.
– Поздравляю! – автоматически выпалил я, но тут же спохватился: – Конечно, поздравляю Гагарина! Удостоиться поцелуя такой женщины!
После обеда гостеприимные хозяева возили меня по городу, показывали достопримечательности Фамагусты и ее окрестностей. Время как-то перепуталось в этом городе. Вам показывают развалины древнего города Саламиса, разрушенного две с половиной тысячи лет назад, и сообщают, что под ним лежит еще более древний город, погибший тысячелетием раньше.
Среди остатков строений Саламиса на полукруглых, изъеденных временем ступенях стадиона на двадцать тысяч зрителей можно встретить туристов из самых отдаленных концов мира. Этот маленький город играл когда-то ведущую роль в истории Кипра, и здесь любитель древности находит много интересного.
Потом мы ехали по городу з машине самой последней марки и любовались церквами многовековой давности. Поблуждали по древнему, еще хорошо сохранившемуся замку, в котором протекали драматические события шекспировского "Отелло". С высоких каменных стен, за которыми безудержно проявлялись страсти ревнивого мавра, мы наблюдали, как советские моряки помогали сгружать с судна "Наманган" цемент, привезенный для строительства порта Фамагусты.
Пребывание в замке Отелло устремило мысли совсем в ином направлении.
– По вашим законам, господин прокурор, судили бы сейчас Отелло? – спросил я Джордиадиса, и он, поняв мою шутку, улыбнулся. Однако оба мы вспомнили рассказанные газетами истории, показывающие, как еще живучи жестокие старинные традиции. Какая– то турецкая девушка вышла замуж против воли старших. На семейном совете было поручено одному из братьев убить непокорную. Шесть пуль выпустил мститель в непослушную сестру и убежал в другой город. Ему сообщили вскоре, что несчастная жертва еще жива и находится в госпитале. Тогда брат пришел в госпиталь, уговорил врача пропустить его в палату к "любимой" сестре и зарезал ее на больничной койке ударами ножа в грудь и в шею.
В один из последних дней по просьбе местных любителей я прочел лекцию о шахматном движении в Советском Союзе, а после дал киприотам практические советы. Мы долго разбирали всевозможные шахматные варианты, и я рассказывал моим новым друзьям и коллегам, как нужно осваивать шахматы, в каком направлении и над чем работать в личном совершенствовании.
Готовясь к встрече, я прикинул: то, что я хочу сказать, можно изложить часа за два – два с половиной. И тут возникла трудная проблема: на каком языке говорить? Если на русском – нужен переводчик, но тогда мы едва уложимся часов в пять-шесть. Так и этак прикидывал я и, наконец, решился на опасный эксперимент – вести поучительный рассказ… на английском языке.
Уже с первых минут по тому, как мои многочисленные слушатели смеялись в смешных местах и становились серьезными там, где нужно было анализировать сказанное, я с радостью отметил: меня понимают. Это придало мне бодрости, и я говорил в общей сложности около трех часов. После лекции секретарь шахматной федерации господин Лантсиас подошел ко мне и сказал:
– У вас неплохое знание английского языка, только вот некоторые слова вы произносите неточно.
Я решил пошутить.
– У меня тульское произношение, – уверенно сказал я.
Широкообразованный киприот смутился. Он знал до этого, что в английском языке существует кембриджское произношение, оксфордское, – но тульское?! Нет, не слыхал! Пришлось поведать ему о Туле – моем родном городе, городе мастеров-оружейников…
Мои ученики горячо благодарили меня:
– Спасибо, гроссмейстер. Мы теперь знаем, как играть начало партии, как считать шахматные варианты. Мы обещаем научиться играть сильнее.
Напоследок мы обсудили наши дальнейшие планы, в частности поездку команды Кипра на Кавказ для матчей с шахматистами Армении, Грузии или Азербайджана. Надеялись встретиться осенью на шахматной Олимпиаде в болгарском городе Варне.
В течение полугода шахматные руководители Кипра писали мне о затруднениях в осуществлении своего желания поехать в Болгарию, но затем радостно сообщили: команда Кипра впервые выступит на Олимпиаде! Только шесть человек освободить от работы не удается, будут играть вчетвером, без запасных.
К сожалению, мне не пришлось поехать в Варну, и я не видел больше своих киприотских друзей. Играли они в Олимпиаде неудачно, им не под силу было сражаться с европейскими мастерами. К тому же нагрузочка: без замены, без отдыха. В итоге киприотская четверка набрала всего три очка.
На закрытии Олимпиады к капитану нашей команды Льву Абрамову подошел капитан шахматистов Кипра и сказал:
– Мы просим передать наш привет гроссмейстеру Котову.
– Хорошо, передам, – ответил Абрамов,
– И поблагодарите его за уроки, которые он нам преподал.
Абрамов подозрительно поглядел на собеседника: иронизирует тот или серьезно? Ведь худшего момента для благодарности не придумаешь – наскребли три очка из восьмидесяти!
– Я… конечно… поблагодарю, – замялся с ответом обычно находчивый мастер, – но… всего три очка…
– Если бы не лекции Котова, и этих очков не было бы! – решительно объявил киприот.
На мою московскую квартиру редко в последние месяцы приходят письма с обратным адресом – Кипр. Не до этого сейчас на острове. Но я твердо знаю: я буду еще получать весточки от моих друзей. Ибо нельзя в наши дни заковать в кандалы целый народ, который рвется к свободе и счастью!
В краю Пабло Неруды
Я очень злился на Пауля Кереса. А как было не злиться? Я понимаю, можно, конечно, придерживаться принципа: не знаешь толком языка – молчи. Но ведь обстоятельства были чрезвычайные! Лично я следую иному правилу: учись, коли есть возможность. Именно так советовала мне поступать опытная преподавательница в аспирантуре МВТУ имени Баумана. Мое обучение английскому языку она начала такими словами:
– Как только вам представится случай, говорите по-английски. Не стесняйтесь, что вы еще неверно произносите слова, делаете ошибки в грамматике. Самое важное в языке – практика, пусть слова чужой речи прилипают к вашей памяти, словно свежий снег к огромному кому, какие по весне детишки катают во дворах.
В молодости во время путешествий за границей, – продолжала учительница, – я вначале удивлялась, с какой бесцеремонностью люди в вагонах заговаривали со мной по-русски. И знают-то всего три слова: "здравствуй" и "хорошая погода", а лезут. Но, глядишь, к концу пути еще западет в их память пять-шесть русских словечек. Несколько таких встреч, и общительный господин или дама уже болтают на чужом языке, если даже они его всерьез и не изучают.
С тех пор я неизменно следую принципу "снежного кома", а вот Пауль действует совсем наоборот. Из него слова не вытянешь на языке, которого он еще не знает в совершенстве. Вот хотя бы испанский: я никогда не слыхал от него ни одной испанской фразы, а сколько раз сам видел, как по утрам он от корки до корки прочитывал аргентинскую газету.
В воскресный апрельский день мы отправились с Пересом в гости к гроссмейстеру Мигуэлю Найдорфу. Выйдя в полдень на центральную улицу Буэнос-Айреса, мы вскоре убедились, что поймать такси абсолютно невозможно. Вспомнили: сегодня большие бега, и многие жители столицы поехали на ипподром испытать счастье в тотализаторе и полюбоваться выхоленными лошадьми. Поблуждав с полчаса по прохладным улицам, мы решили ехать на метро. К счастью, Керес помнил название станции, около которой жил Найдорф,
В этот день Пауль был неразговорчив. Бывает такое: очень уж надоест все заокеанское и нападает на человека тоска по дому. Мы молча спустились под землю и купили билеты.
– А ты знаешь, куда ехать? – спросил я Кереса.
Ни слова в ответ. Стройная, высокая фигура моего друга двигалась к одному из эскалаторов. Быстро перебирая короткими ножками, я кое-как поспевал за ним.
– Спроси у кого-нибудь дорогу, – настаивал я.
– Спрашивай сам! – донеслась до моего слуха тихая короткая реплика.
– Ты же знаешь язык, а я нет, – убеждал я спутника. – Вот уедем черт знает куда!
– Не уедем.
Что оставалось делать?! Мы сошли вниз, миновали какой-то переход, наконец, вышли на платформу с непонятным мне испанским названием. Подошел поезд, Пауль вошел в вагон, я за ним. Народу было мало, и мы заняли места на мягких скамейках у самого окна.
