Я взлетаю всё выше — в заоблачный путь, что откроется мне.
Я увижу звезду, что вдруг имя моё назовёт,
Я услышу вновь голос знакомый и песню родную — твою.
Стой. Возьми мою руку. Неси меня в звёздный полёт,
Возврати мне свет солнца и ясное небо. Останься, молю.
Только — ты обернёшься со смехом в глазах, в шаге в ночь…
Мы сияли во тьме: двум огням не дано было слиться в один.
А теперь только ветер холодный несёт меня прочь,
И тот шаг до тебя — дольше жизни и выше зазвёздных глубин.
Истаял в прозрачности вечернего воздуха завораживающий голос, зашевелились, будто ото сна очнувшись, притихшие слушатели, и луг огласил одобрительный шум вкупе с дружными аплодисментами.
— Ну, дала, Маришка, — утирая глаза рукавами, растроганно промолвил староста. — Красота…
— Больно грустная песня-то, — неодобрительно заметила баба в платке.
— Грустная, да… С чего это у тебя такая вот сложилась, а, Мар? — спросил старик.
Девушка, отведя руку от постепенно затихающих струн, лишь плечами пожала:
— Вот так… сложилось. Видно, где-то звёзды так сошлись.
Объяснение всех вполне удовлетворило — всем ведь известно, что каждый менестрель немного пророк. Мол, в колыбели его в лоб целует светлая лори музыки, и эта же самая лори потом нашептывает ему, как и когда сложить новую песнь или уже сложенную исполнить. А лори с их небес виднее, что к чему…
Когда деревенские шумно попрощались со зваными гостями, пригласив заезжать ещё, и принялись группами катить сенные валы к местам, где предполагалось ставить копны, а Звёздочка пустилась в путь, унося двоих всадников в сторону Тракта — Таша была странно задумчивой. Песнь Маришки не давала ей покоя.
Нет, сама песня была прекрасной, достойной звучать в залах княжеских дворцов, но…
"…может, показалось? — с готовностью подсказал внутренний голос. — Ты же лишь пару раз глаза подняла…"
Таша, вздохнув, мотнула головой. В сущности, не всё ли равно? Чему быть, того не миновать… да и смысл этого пророчества, — если это пророчество, — ей всё равно понять пока не дано…
Просто…
Таша готова была поклясться, что песнь свою Мара пела, не сводя взгляда чёрных, без бликов, обсидиановых глаз с её лица.
Глава четвёртая
Форс-мажор как он есть
"Здесь, здесь, здесь!!!", — выскочив из конюшни, Таша готова была петь от радости. Видно, что-то такое было в её лице, отчего даже угрюмый здоровенный мужик-конюх смотрел ей вслед с удивлённой улыбкой, притаившейся в бороде.
"…но-но, не расслабляйся, — резонно заметил внутренний голосок, — думаешь, в Долине ты сыщешь только трёх подобных лоша…"
"Заткнись".
Таша вприпрыжку побежала в трактир. Кажется, "Влюблённая Русалка" — не успела толком вывеску разглядеть…
Дэй простился с ней ещё у трактирных ворот, рассыпавшись в благодарностях и отсыпавшись горстью золотых, так что ничто не мешало Таше приступить к исполнению своего плана. План, собственно, был не то чтобы выработан, но… как-нибудь доработается по ходу дела.
Швырнув на стойку требуемые медяки и почти вырвав ключ из рук сидящей за "вахтой" хозяйки, Таша побежала по длинному коридору в поисках предназначенной ей комнаты. Это здание, в отличие от трактира Равнинной, было двухэтажным…
Тем лучше.
Стрелки часов оттикали тринадцать минут девятого часа вечера.
Захлопнув за собой дверь, Таша провернула ключ в замке. Комната походила на бывшую в "Золотом Драконе" до ощущения дурной бесконечности — будто и не уезжала никуда.
Девушка швырнула сумку на кровать, открыла настежь окно, скинула платье. Опустилась на колени. Сосредоточилась.
…раз…
…два…
…три.
Готово.
Превращение кардинально меняло мир. Мир человека и мир зверя были разными реальностями. Цвета, к примеру, не то чтобы исчезали — просто утрачивали значение. Вся окружающая обстановка оставалась на месте, но становилась унылым фоном. А вот звуки и запахи… о, вот они обретали действительное значение. Они рисовали мир сверкающими филигранными линиями, клубами сияющего дыма и вспышками разноцветного огня… Если, конечно, можно было бы описать это словами и с человеческой точки зрения. Но когда Таша перекидывалась обратно, чувства мгновенно притуплялись до обычного "чуть-острее-человеческого" уровня, а память об увиденном оставалась смутной, словно о полузабытом сне. Ведь вспоминал уже человек, который видел всё совсем иначе.
Мир светился многоцветной радугой. Мир был разложен на чувственные спектры. Мир виделся слухом и обонянием — и куда лучше, чем глазами. След служанки, прибиравшейся в комнате около дня назад, виделся блеклой розоватой дымкой, характерные пурпурные нотки указывали, что это молодая брюнетка, а салатовые разводы свидетельствовали, что девушка была в довольно-таки благостном расположении духа. Запахи с кухни соблазнительными пёстрыми линиями вползали из-под дверного косяка. Шорох мышиных лапок под кроватью слышался в другой плоскости, нежели ржание лошадей, быстрые шажочки поварёнка были парой октав выше, чем басовитое шлёпанье через двор конюха…
"Таша, возьми себя в руки! Вот… Так-то лучше".
Её комната — где-то в середине первого этажа. С первого и начать надо, и сперва пойти… ну, положим, налево.
Вспрыгнуть на подоконник, выйти на карниз, прижаться — прыжок, приземлиться на соседний карниз, заглянуть в окно…
И, убедившись, что в комнате никого нет, прыгнуть дальше.
На каждое окно уходило не больше нескольких секунд.
Пусто, незнакомец, пусто, пусто, незнакомец, пусто…
Сиренево-золотистое, сладко-цветочное облако.
Лив.
Вокруг клубились другие запахи — грязно-синеватая полоса, жирная болотно-зелёная линия. К запахам наёмников примешивались полутона старой кожи, потные разводы, хмельные спирали… и острый, перебивающий все остальные — запах страха, такого, что шерсть на загривке дыбилась. Страха по отношению к тому, чей запах выглядел сероватым туманом со скользящими серебристыми искрами.
Странное несоответствие запаха и внешности…
Но главным было то, что от этих троих в комнате остались только запахи.
"Богиня, разве возможно такое везение?.."
Вспрыгнуть в открытую форточку, потом на пол, к двери…
…раз…
…два…
Дверь была заперта на ключ.
— Лив!
Сестра спала. Дыхание ровное, лицо — неестественно бледное.
"Что они с тобой сделали?.."
Руки подрагивали, голова кружилась. Ташу нервно лихорадило.
Подчиняющие чары… Кажется, основные свойства таковы — человек никого не узнаёт, раз; беспрекословно подчиняется всем приказам, которые отдаёт его хозяин, — то есть человек, это заклятие наложивший, — два; и три — если кто-то заставляет его нарушить приказ, он сопротивляется до последнего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
