вздохнул я.
Она тоже вздохнула, понимая, что я говорю про Семёна.
— Я тоже хочу попрощаться, — начала проситься со мной Эсфирь, но я в очередной раз ей отказал: мне не хотелось тащить десятилетнего ребёнка на кладбище.
Да, сегодня был не самый приятный день.
Я отправлялся на похороны Семёна Троекурова. И чтобы ускользнуть из собственного дома спокойно, пришлось выходить через заднюю дверь и быстро садиться в вызванный по телефону дилижанс, чтобы обойти журналистов.
Мне обещали, что к вечеру решат эту проблему, иначе не будет тут никакой жизни.
На местном кладбище было много народу — в основном знакомые из других городов и друзья самого профессора Троекурова, его родственники. Были и учителя из Петровской Академии, пришёл даже ректор.
А вот у самого Семёна друзей не было. Именно к нему прибыл только его отец, сын профессора Троекурова. Невысокий и неповоротливый толстяк в очках, маг Пути Прагма.
Пока близкие родственники прощались с Семёном, я стоял поодаль и наблюдал. Некоторые пришедшие частенько косились на меня — узнавали в лицо, но подходить всё же не решались. И слава богу. Я пришёл искренне попрощаться с хорошим парнем. А ещё считал, что в его смерти, какой бы она ни была, есть моя вина. Если бы я тогда не отправил его искать менталистов, то он был бы жив.
Да, возможно, он бы влез в какое-нибудь дерьмо потом, с таким-то характером, но это бы случилось позже.
А сейчас Семёна — того, прошлого Семёна — больше нет. И я был готов помогать профессору Троекурову и его новому механическому внуку, поклялся скрывать их секрет и защищать, что бы ни случилось.
Гроб оставался закрытым всю церемонию.
Когда его опускали под траурную музыку, многие заплакали. Похороны есть похороны — они и сто лет назад были такими же. Скорбь, черные одежды, потеря. И даже несмотря на то, что ярко светило июньское солнце, пели птицы и пахло цветущими яблонями, день казался мрачным.
Когда я выражал соболезнования отцу и деду Семёна, оба поблагодарили меня. Отец — со слезами на глазах, а вот дед частенько посматривал на часы, будто боялся куда-то опоздать.
Затем он дождался, пока поток соболезнующих пройдёт, и отвёл меня подальше.
— Спасибо, что пришёл, Алексей. Прости, в последнюю нашу встречу я был немного не в состоянии вести беседы, но внук сказал мне, что ты хотел о чём-то со мной поговорить. — Он опять глянул на часы. — Думаю, через пару часов мы можем встретиться.
Он назвал мне адрес своего нового магазина и квартиры над ним.
Это был тот самый адрес, где я видел магазин будущего с вывеской «Мануфактура Севера. Механические люди».
— Я хотел вернуть вам деньги за оружие, профессор, — ответил я тихо. — И планировал обсудить бизнес, он тоже связан с алхимией. Возможно, я бы арендовал у вас часть помещений под маленькую лавку с новаторским снаряжением моих родителей.
— Оу… — задумался Троекуров, — об этом надо обстоятельно побеседовать, мой друг. Тогда давайте уже завтра. Буду ждать в любое время.
Профессор, конечно, был в скорби, но блеск любопытства мелькнул в его глазах. И мне было приятно видеть, что Пимен Троекуров постепенно приходит в себя.
Любопытство — первый признак любви к жизни.
И теперь я понял, в кого Семён получился таким любопытным.
* * *
Когда вечером я возвращался домой, уже пешком, то вспомнил про толпу журналистов у дома.
Их не было.
Никогда бы не подумал, что вид пустой улицы доставит мне удовольствие. Правда, радоваться одиночеству мне пришлось недолго.
Меня окликнула соседка. Она как раз пыталась вытащить тяжёлую коробку из своего АЭ-Роптера, но у неё не хватало сил.
В итоге девушка бросила возню в машине и поспешила ко мне, открыла калитку и махнула рукой.
— Алексей! Вы мне не поможете? Умоляю!
Я чертыхнулся про себя, посмотрел на свет в окнах собственного дома и вошёл к девушке во двор.
Хоть соседка и была «чиста, как роса», но всё равно меня что-то в ней напрягало, даже несмотря на её заманчивые формы и красоту. Причём она отлично подгадала момент, когда можно меня подловить.
А ещё я смотрел на её лицо с белой фарфоровой кожей и пытался разглядеть те шрамы, что видел мельком. Только их теперь не было. Странно. Ну не показалось же мне.
— А что у вас в коробке? Кирпичи перевозите? — спросил я, подходя к девушке и заглядывая в багажник её АЭ-Роптера.
Пусто. Только одна коробка.
— Ну почти, — беззаботно рассмеялась Анастасия. — Это книги! Полное собрание трудов по истории искусств. Не моих трудов, конечно.
В коробке действительно были книги — я мельком посмотрел названия на корешках. «История искусств» в двадцати томах.
— Если несложно, донесите хотя бы до порога, — попросила девушка, закусив губу, и добавила: — С меня кекс… с вишенкой.
— Да не вопрос, — ответил я, внимательно изучая её лицо и пытаясь понять, что в ней не так. — А вы одна живёте?
— Одна, — не стала скрывать она. — Поэтому и прошу мужской помощи.
Девушка с благодарностью улыбнулась, но не успел я взять коробку, как со стороны дороги мне с претензией прокричали:
— СКОЛЬКО МОЖНО ВАС ЖДАТЬ, ГОСПОДИН БРИНЕР⁈ МЫ УЖЕ ОПАЗДЫВАЕМ В КИНО!!
Это была Виринея.
Она стремительно приближалась к калитке у дома моей соседки, и никакого «кино» у нас, конечно, не было запланировано.
Но Виринея не стала бы лезть ко мне просто так.
А значит, была серьёзная причина…
Книга 2
Эпизод 7
Виринея подошла к калитке у дома Анастасии, но заходить не стала.
— Я вас уже полчаса жду, господин Бринер! А вообще-то, должно быть наоборот!
Она очень натурально изобразила обиженную девушку.
Я успел изучить Виринею за то время, которое с ней знаком, поэтому сразу понял, что она буквально требует, чтобы я не совался в дом к новой соседке.
— Да, извини, я совсем забыл про кино, дай мне минуту, — ответил я, забирая коробку с книгами из багажника.
Тем временем моя рыжеволосая соседка опять улыбнулась, смерив Виринею взглядом — доброжелательным, но оценивающим.
— Подождите, милая девушка. Господин Бринер немного занят.
Я быстро отнёс коробку к порогу дома Анастасии, заодно глянув в приоткрытую дверь: светлая гостиная, ковёр, подставка с холстом, мольберт и фартук, измазанный красками и небрежно брошенный на
