Все семейство смотрело на него. Он склонил голову, как бы прося прощения, а затем тихо начал:
— Я не хотел вам пока еще говорить… Я… Папа… — он грустно взглянул на отца. — Я не могу… Ничего не поделаешь… Я просто не хочу заниматься торговлей овощами. Это не твоя вина. Это просто… не могу быть заперт весь день в магазине… Не могу… это не для меня… поэтому я, — он набрал полную грудь воздуха, — я нашел другую работу.
— Ты ЧТО? — хором произнесли Папа и Мама Дей Санти.
— Я нашел… я нашел другую работу. Только одно… для этой работы нужна машина… я коммивояжер.
«Похоже, что он боится», — подумала Гарриет.
— Ну и ну, — Папа Дей Санти был в полнейшем изумлении. Потом на его лице показалась широчайшая улыбка.
— Сын, ты работаешь? — похоже, что Мама Дей Санти намеревалась снова потерять сознание.
— Да, Мама, — и взглянув на отца, Фабио широко улыбнулся. — Я работаю.
— Святая Мария, — Мама Дей Санти снова упала в обморок. Бруно подхватил ее.
Папа Дей Санти, издавая всевозможные восклицания, хлопал сына по спине, как казалось Гарриет, довольно сильно. Все собрались вокруг, за исключением Малыша Джо, который воспользовался моментом, чтобы стянуть кусок сыра.
Гарриет прокралась обратно на улицу, села и записала в блокноте:
ОЙ-ОЙ-ОЙ, ЛУЧШЕ, ЧЕМ КИНО. ТАКОЙ СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ, ЧТО МНЕ ПРОСТО НЕ ВЕРИТСЯ. СПОРИМ, ФАБИО, КАК ОБЫЧНО, ЗАДУМАЛ ЧТО-ТО НЕ СТОЛЬ УЖ ХОРОШЕЕ. ДА, ВЕДЬ ОН ЖЕ НЕ СКАЗАЛ, НА КОГО ОН РАБОТАЕТ КОММИВОЯЖЕРОМ. ИНТЕРЕСНО, ЧТО ОН ПРОДАЕТ? НАДО БУДЕТ ЗАВТРА ВЕРНУТЬСЯ И ПОСМОТРЕТЬ, ЧТО СЛУЧИТСЯ С МАЛЫШОМ ДЖО.
Гарриет направилась к дому Гаррисона Витерса. Она заглянула в чердачное окошко. Гаррисон Витерс сидел за рабочим столом, но не работал. Он глядел в окно. На лице его было невероятно грустное выражение, грустнее и представить себе нельзя. Девочка долго-долго смотрела на него, но он даже не пошевельнулся.
Она пробралась к другому окну. Тут она увидела такую странную картину, что чуть не свалилась с крыши. Она увидела пустую комнату. Ни одной кошки. Она вернулась к первому окну, посмотреть, может, она не заметила кошек в другой комнате. Нет, ни там, ни на кухне.
Она присела на корточки. «Они до них добрались, — подумала девочка. — В конце концов добрались». Она снова наклонилась, чтобы посмотреть на его лицо. Она глядела долго-долго. Потом села и записала в блокнот:
БУДУ ПОМНИТЬ ЭТО ЛИЦО, ПОКА ЖИВУ НА СВЕТЕ. ВСЕ ЛЮДИ ТАК ВЫГЛЯДЯТ, КОГДА ЧТО-ТО ТЕРЯЮТ? Я НЕ ИМЕЮ В ВИДУ, КОГДА ТЕРЯЮТ ЧТО-НИБУДЬ ВРОДЕ ФОНАРИКА. Я ИМЕЮ В ВИДУ, ЧТО ЛЮДИ ТАК ВЫГЛЯДЯТ, КОГДА У НИХ НАСТОЯЩАЯ ПОТЕРЯ.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Гарриет была так расстроена, что даже не пошла больше работать. Вечером после ужина она решила поупражняться в том, как быть луковицей, и прежде всего стала падать на пол, каждый раз с ужасным шумом. Идея была такая — упасть, будто катишься вниз наподобие луковицы, потом покататься по полу, сделать несколько кругов, замедлить и остановиться, как бы это сделала луковица, которую бросили на стол. Катаясь кругами, Гарриет натолкнулась на стул и уронила его.
Мать вошла в комнату и посмотрела на девочку, придавленную стулом.
— Что ты делаешь? — довольно спокойно спросила она.
— Пытаюсь быть луковицей.
Мама подняла стул, но Гарриет даже не пошевельнулась — так она устала.
— А что значит весь этот шум, который ты устроила?
— Говорю тебе, я пытаюсь быть луковицей.
— Очень шумная луковица.
— Ничего не поделаешь. У меня еще не получается, как надо. Мисс Берри сказала, что когда я научусь, шума не будет.
— А, это для рождественского представления… да?
— Не думаешь же ты, что я пытаюсь быть луковицей по собственному желанию?
— Пожалуйста, не груби, дорогая. Встань и покажи мне, что ты намерена делать.
Гарриет встала и снова упала, затем покатилась и каталась кругами, пока не закатилась под кровать, откуда вылезла, вся покрытая пылью.
Миссис Велш была в ужасе.
— До чего неряшливая прислуга. Завтра же ее уволю, — она посмотрела на Гарриет, которая собиралась снова упасть. — В жизни не видела более неуклюжего танца. Это мисс Берри тебе велела?
— Мисс Берри велела быть луком. ЭТО Я ПРИДУМЫВАЮ ТАНЕЦ, — подчеркнуто сказала Гарриет.
— А, — как-то неопределенно отозвалась мать.
Гарриет упала снова, на этот раз почти докатившись до двери в ванную.
Вошел мистер Велш.
— Что это вы тут делаете? Звук такой, будто кто-то боксирует с грушей.
— Она пытается быть луковицей.
Родители стояли и наблюдали, как Гарриет падала снова и снова. Мистер Велш вынул трубку изо рта и стоял, скрестив руки.
— Согласно Станиславскому, ты должна почувствовать себя луковицей. Ты чувствуешь себя луковицей?
— Ни в малейшей степени.
— Ну и ну. Чему их теперь учат в школе? — рассмеялась миссис Велш.
— Нет, я серьезно. Где-то в городе наверняка есть целая школа, где как раз в эту минуту все катаются по полу.
— Я никогда НЕ ХОТЕЛА быть луком, — прокричала Гарриет с пола.
— Это хорошо. Как ты думаешь, сколько в наши дни пишется пьес с участием луковиц? — расхохотался мистер Велш. — Не могу себе представить, чтобы ты хотела быть луковицей. По правде сказать, я не уверен, что лук хотел бы быть луком.
Миссис Велш улыбнулась:
— Экий ты умный. Посмотрим, как бы у тебя получилось падать как луковица.
— Надо попробовать, — сказал мистер Велш, отложил трубку и с тяжелым стуком упал на пол.
— Дорогой, ты не ушибся?
Мистер Велш лежал на полу.
— Нет, — тихо сказал он, — но это не так легко, как кажется. — Он продолжал лежать на полу, шумно дыша. Гарриет упала еще разок, просто за компанию.
— Почему бы тебе не встать, дорогой, — миссис Велш обеспокоенно склонилась над мужем.
— Я пытаюсь почувствовать себя луковицей. Уже получилось ощутить себя зеленым луком.
Гарриет тоже пыталась почувствовать себя луковицей. Она крепко зажмурилась, обхватила себя руками, подтянула колени к животу и принялась кататься по полу.
— Гарриет, что случилось? Ты заболела? — подбежала к ней миссис Велш.
Девочка все каталась и каталась по комнате. Это было совсем не так плохо — чувствовать себя луком. Она наткнулась на смеющегося отца, не стала больше жмуриться и улыбнулась ему.
Отец тоже весьма серьезно почувствовал себя луковицей и принялся кататься по комнате. Гарриет внезапно вскочила и начала писать в блокноте:
ИНТЕРЕСНО, КАК ЭТО БЫТЬ СТОЛОМ ИЛИ СТУЛОМ, ВАННОЙ ИЛИ ДРУГИМ ЧЕЛОВЕКОМ? ИНТЕРЕСНО, ЧТО БЫ ОЛЕ-ГОЛЛИ ОБ ЭТОМ СКАЗАЛА? ОЛЕ-ГОЛЛИ ПОХОЖА НА ПТИЦУ С ЗУБАМИ. ДУМАЮ, ЧТО Я СЛЕГКА ПОХОЖА НА ЛУКОВИЦУ. ТАК ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ ОЛЕ-ГОЛЛИ ВЕРНУЛАСЬ.
Гарриет была настолько поглощена писанием, что совершенно забыла о родителях. Когда она в конце концов захлопнула блокнот и оглянулась, она увидела, что они еще стоят в комнате и как-то странно смотрят на нее.
— Что ты такое делала, дорогая? — спросила миссис Велш как бы между прочим.
— Записывала кое-что в блокнот, — Гарриет почувствовала себя неловко. Они так странно на нее смотрели.
— Да? А можно посмотреть?
— Нет! — почти прокричала девочка, а затем более спокойно добавила. — Конечно нет, это же секрет.
— О! — обиженным тоном сказал отец. «Что такое с ними произошло? — подумала Гарриет. — Они прямо-таки уставились на меня».
— Это что-нибудь для школы, дорогая? — спросила мать.
— Нет, — ответила Гарриет, чувствуя себя еще более неловко. "Почему они так глядят на нее? "
— Я немножко устала, дорогой. Не пора ли ложиться спать? — обратилась миссис Велш к мужу.
— Ага, я тоже, — сказал он, подбирая трубку.
«Почему они себя так ведут? — думала Гарриет. — Можно подумать, что я сделала что-то смешное. Оле-Голли никогда так себя не вела».
Родители поцеловали ее на ночь, но как-то рассеянно, и вышли из комнаты. Она снова потянулась за блокнотом и только принялась писать, как услышала отца, сказавшего приглушенным голосом: «Да, я прямо почувствовал, что совершенно не знаю свою собственную дочь». Миссис Велш ответила: «Мы должны попытаться узнать ее получше теперь, когда мисс Голли нет».
В полном недоумении Гарриет записала в блокнот:
ПОЧЕМУ БЫ ИМ ПРОСТО НЕ СКАЗАТЬ, ЧТО ОНИ ЧУВСТВУЮТ? ОЛЕ-ГОЛЛИ ГОВОРИЛА: «ВСЕГДА ГОВОРИ ТО, ЧТО ЧУВСТВУЕШЬ. ВЗАИМНОЕ НЕПОНИМАНИЕ РАНИТ СИЛЬНЕЕ, ЧЕМ ЧТО-НИБУДЬ ЕЩЕ». РАНИЛО ЭТО МЕНЯ? НЕ ДУМАЮ. Я ПРОСТО ЧУВСТВУЮ СЕБЯ КАК-ТО СТРАННО.
Ложась в постель, она почувствовала себя еще более странно.
На следующий день Гарриет по пути в школу опять почувствовала себя ужасно раздраженной. Спорти и Джени подбежали к ней, когда она подходила к школе, и сказали, что собираются после уроков заняться своими танцами у Джени. Хочет ли она тренироваться вместе с ними? Она ответила «да» таким раздраженным тоном, что они в недоумении уставились на нее. Потом, когда она, затрудненно дыша, буркнула: «Не обращайте на меня внимания», они уже совсем не знали, что делать. Входя в школу, она бросила через плечо: «Приду после шпионского маршрута».
