— оказаться свидетелем дурного времени или дурного сна и хотя бы немного подставиться под поток этого времени или сна;
— нарушать запреты без осознания сил, их создающих, тем самым не «обесточив» их. Поскольку мы существа не настолько свободные, как хотели бы, шаблоны, стереотипы и другие блоки восприятия, помимо функциональной нагрузки, используются как шиты между сознанием и неизвестным. Преждевременное отталкивание таких щитов вместе с вмонтированной в большинство из них идеей наказания, выходя за дозволенные пределы, искажает вкус как врывающегося воздуха Неизвестного, так и лучших качеств, правил и законов, выхваченных когда-то человеком ли, обществом ли из света и Смысла и отягощенных репрессивными силами;
— отстранять от себя собственные живые части, требующие проявления и осознания.
А так же, для того, чтобы прожить кошмар, нужно идти к свету и смыслу и, по мере приближения, выблевывать из себя кошмарами следы, которые оставляют на сновидящем социальный распорядок, люди и др.
НЕРАСТВОРИМАЯ ОСНОВА СОЗНАНИЯОткрытие мира через сновидение восстанавливает опустошаемое современным социальным мифом направление жизни человека. Дыхание сновидения, данное ли от рождения, взращенное или существующее как возможность, требует крепкой основы в теле, в мировозрении, в чувствах, — основы, отстаиваемой и способной сохранять трезвость сновидца как в сновидческом бытии, так и при сличении с самыми разнообразными давлениями наяву. Сказать об этой основе как о сущности — значит остановиться на имени того, что в достоверности дистанцируется от языка и от ума и сопротивляется скрадыванию этой дистанции. Способом говорить об этой основе, отдавая должное указанной дистанции, видится способ говорить о настроении или качествах того, что открывается.
Присматриваться к проявлениям указанного вкуса, который, казалось бы, либо есть в нашей жизни или в жизни людей, интересных нам, либо его нет, было бы бесполезным занятием, если бы не благодарный отклик того, что мы полжизни прячем как козырь в рукаве или предаем забвению за кажущейся ненадобностью его в хитро сделанных раскладах наших дней. Этот благодарный отклик тем сильнее, чем из более хищных раскладов мы высвобождаем своим вниманием эту основу, — основу, питающую и нашу жизнь, и наши безумные выси, разворовываемую всеми кому не лень, потому как мы вспоминаем об этом очень редко и, в лучшем случае считаем, что по большому счету ждем своего часа, или, что типичнее, подразумеваем, что всегда сможем к этому вернуться и найдем его таким же, как и оставили. Поскольку время нашей жизни состоит в особых отношениях с этой основой и кажется производным от неё и результатом её выбора, должно быть, мы действительно когда-то обязательно возвращаемся к этой основе — на мгновение или навсегда? — видимо, теряя при этом такую малость, как свое время. И что-то ещё.
1. Во всех движениях этой основы, во всех её явлениях миру есть мера подлинности, неподдельности.
2. Нерастворимая основа сознания отдельна от любой среды, в которую сознание способно погружаться, а осознание этой отдельности, как и глубокой родственности с реальным миром, проявляется подлинной свежестью и по/шинным здоровым одиночеством.
3. Тела людей, живущих по мерам основы — это физические ориентиры реальности, поскольку они живут и выбирают, видя реальный мир. Выбирают и двигаются, соответствуя реальной индивидуальности своего тела.
4. Глубинная основа сознания физически может проявляться особой пластичностью и уравновешенностью, а также самобытностью походки. К физическим проявлениям основ сознания можно отнести особый род физической красоты, почти не связанной с чертами лица или пропорциями тела. Это — суггестия действительно существующего тела.
5. Как проявление основ сознания понимаются такие человеческие качества, как чувство вкуса и психологическая прочность, сочетание непредсказуемости и надежности — уверенности в том что человек именно тот, за кого он себя выдает, даже если видно только то его лицо, которое он показывает. Явная или скрытая внутренняя честность, которая не всегда декларируется как внешняя искренность, но готова к этому и предпочитает открытость как способ существования. К этим же качествам относятся самобытность восприятия и поведения, — будь то свобода от амбиций, будь то покореженность ими; проявленный вкус присутствия человека, его особой бытийности, — равно как и особое, приводящее в недоумение, чувство его отсутствия, даже когда он рядом с вами.
6. На присутствие основ сознания в сновидении, как и на отличие сновидения от сна, указывает в первую очередь объем пространства сновидения, — его огромность, полная открытость или довлеющая, резко обозначенная ограниченность. Другими признаками этого присутствия в сновидении являются:
— природный ландшафт (горы, море, равнина, подводный мир, пещеры, реки), а также растения и животные;
— отсутствие барьеров и естественность дистанции между тем, кто смотрит и объектами сновидения;
— чувство полноты и гармонии: это — то, что ищется;
— острое переживание несвободы восприятия, ясно ощущаемая ограниченность;
— продолжительность сновидения при отсутствии явных действий. Например, одна сновидящая видела сон, в котором всю ночь просидела в пшеничном поле. Продолжительность же сюжетных снов говорит о постоянстве восприятия, в котором сознание может быть как пробуждено, так и оставаться за кадром, почти ничем не выдавая постоянство своего присутствия;
— истории с камнями; драгоценности и драгоценные камни (кроме тех случаев, когда подобные видения вызваны алчностью);
— находки, открывающиеся пространства; узнавание чего-либо;
— архетипальный язык и язык мифов, на котором говорит наше сновидение;
— источники света и сгустки тьмы;
— реальность происходящего.
Мы запоминаем то, чем умеем интересоваться, хотеть или бояться. То, чем мы живем, дает направление снам. Сновидение формирует направление жизни. И сны, и сновидения принимают участие в оформлении наших чувств, мироощущений и действий. Например: я забочусь о судьбе кого-то. Я вижу его во сне, в котором он идет по изрытой канавами и полузатопленной равнине. Я говорю ему: «Зачем ты идешь здесь? Вон там есть сухая дорога. Эта дорога проходит по холмам.» Я поясняю, что если он не захочет идти по дороге, то там есть и много тропинок. В любом случае это будет лучше, чем брести по колено в грязи, рискуя потерять обувь или упасть в канаву. Через некоторое время тот, о ком был этот сон, нашел себе дело по душе.
Как-то он заходит ко мне в гости, и, глядя друг другу в глаза, мы с ним замечаем, что стали понимать друг друга в том, в чем не понимали раньше. И сны, и сновидения используются нами для взаимодействий с другими людьми. То есть ткань отношений, как и ткань всей жизни, соткана из «объективных» оценок яви и «субъективных» форм знаний и соглашений с миром и Другими, образуемых во сне. Это перспективы безграничных возможностей иллюзий, чем, с какой-то точки зрения и является наша жизнь с тех пор, как мы принимаем решения сами за себя, и до тех пор, пока нет одноприродной пробужденности и свободы восприятия и во сне, и наяву.
Свобода восприятия во сне, как и наяву, зависит от степени высвобожденности нашей энергии из социальных шаблонов и других силовых взаимодействий. Намерение свободы как таковой не принадлежит полностью ни жизни во сне, ни жизни наяву. Воля к свободе, осознаваемая наяву и создающая психологические установки, жизненные ценности и намерения, происходит и во сне, и, в большей степени, в сновидении, — она практически и рождает как само сновидение, так и волю сновидящего, его действия и направления этих действий в сновидении. То есть воля в сновидении, будучи продолжением воли наяву, происходит не только как марионетка её, существующая для обогащения нашего обыденного сознания и разворачивания его намерений, но и рождает действие, восприятие и чувство узнавания того, что является исконно необходимым нам, и того, что не принадлежит нам или откровенно чуждо нашей природе.
Трудно точно определить энергетический источник сознания вообще и сознания в сновидении, — то ли это личная сила, то ли то, что принято считать сексуальной энергией, сущность или безличная сила ветра Неизвестного, — воля к свободе, присущая основе нашего сознания, и через сновидения проводит этот точно не локализованный энергетический потенциал нашего существования. Проводит, не испрашивая согласия нашего обыденного сознания, но открывая ему его удаленность от по/шинного в себе в мире нашей яви и в мирах, которые мы воспринимаем в наших сновидениях.
ТОКИ ДОСТОВЕРНОГО ЧУВСТВЕННОГОСогласно воззрениям толтеков, источником энергии для сновидения является половая энергия. Единственный ли это источник, есть ли другие, — так или иначе, как показывает практика, тот клей, которым скрепляется время и пространство сновидения, та сила, которая делает восприятие во сне непрерывным, пополняется нашей половой силой. Высвобождение этой силы из чувственных иллюзий во сне и наяву — из чувственной несвободы — меняет как все поведение человека в целом, так и вкусы его снов. Распространенное заблуждение — высвободить чувственную силу значит перестать трахаться — приводит, как правило, к задвиганию на задний план или куда нибудь подальше именно насильнических по отношению к собственной природе намерений сновидеть, а не самой чувственной жизни. Чувственность, как сок жизни, будучи вовлечена в конфликт с намерением сновидеть, обедняется и дурно упрощается, лишаясь своей возвышенной стороны, которая существует в свободе и в формах любви. Этот конфликт обедняет и сновидения, потому что энергия нереализованных желаний, насилуемая нашей дурной волей, не высвобождается, а отягощает, портит память, лишает нас живости и вольного интереса к жизни. Так как это нехорошо — обеднять себя и терять интерес к жизни, — лучше высвобождать чувственную силу из форм её существования и захваченности другими силами, целями и людьми.