Архаблог первым пришел в себя после жуткого видения:
— В основе лежит иллюзия противостояния быка и человека. Последний убегает или сопротивляется, как может. А первый его догоняет и как бы истребляет. Публика волнуется, шумит, кушает горячие пончики.
— А что кровью пахнет? — спросил Такангор.
— Воздух. Всего лишь воздух.
Минотавр рефлекторно принюхался:
— Значит, представление без жертв?
— Как же без жертв? — удивился Отентал. — Обязательно с жертвами. Только в нашем случае это иллюзия высочайшего качества. Вместо крови — томатный сок и клюквенный сироп. Кстати, рекомендую, очень вкусный. А для пущей безопасности наденем на рога мягкие наконечники.
Такангор отчетливо представил себя посреди арены в томатном соке и клюквенном сиропе, визжащую публику на трибунах с горячими пончиками в руках, и ему стало не по себе. Репутация его подмокала на глазах.
— Это что ж получается? — загудел он. — Я стану гоняться по всему амфитеатру за каким-то клоуном, а мальчик в первом ряду скажет маме: «Смотрите, мама, какой большой и глупый дядя с рогами там круги нарезает»? Увольте. Я после такого выступления не то что на военную службу не устроюсь — меня четвертым подавалой при пятом помощнике пекаря не примут даже в этой забегаловке.
Отентал обвел взглядом мрачное помещение «Рыбьей головы» и удивился:
— В этой? Нет, в этой примут…
Тут уж ему на ногу наступил Архаблог.
— Наши клиенты и по ту, и по сю сторону барьера всегда застрахованы от неприятностей. Во-первых, никто и не узнает, что кровь не настоящая. Во-вторых, мы создадим тебе такой имидж, что все армии мира будут рвать Такангора на части и умолять вступить в их ряды. А в-третьих… у тебя папа есть?
— Нет.
— А мама хотя бы?
— Ничего себе — «хотя бы»… Предположим, есть.
— Так вот представь: приезжает она в наш город, заходит на рыночную площадь, а там памятник стоит. И на пьедестале табличка: что возведен он в честь героя Кровавой паялпы, великого воина Такангора — сына такой-то матери.
— А что он будет делать на площади? — удивился слегка захмелевший минотавр.
— Как что? — отвечал еще более захмелевший Отентал. — Назидать потомкам про это самое… славу, мощь и воинскую доблесть.
— А перед отъездом мы тебе рекомендательное письмо дадим с предыдущего места работы, — искушал Архаблог. — Такое рекомендательное, такое… Не посмеют не взять!
— Соглашайся. — И Отентал попихал Такангора по мускулистой ноге. — Памятник, плюс кузнец с серебряными подковами, плюс немаленькая сумма денег, плюс ладья до «Мертвой пристани», ночлег и питание за наш счет, статьи в газетах — само собой, и сладкое чувство, что ты спас двух людей, которое не купишь ни за какие деньги.
— А противник у меня крепкий? — внезапно спросил Такангор.
— Быкоборец из Вианта, два десятка побед. Но в Кровавой паялпе он никогда не участвовал.
— Тогда плюс стукнуть его пару раз, чтоб не совсем зря на арену выходить.
Тут наконец подоспел Кашхаза с заказанной бульбяксой и оказался как нельзя кстати. Что значит — многолетний опыт работы с клиентом.
Глава 6
Карр Алвин да Кассар всю жизнь боролся с роком, обстоятельствами, родовыми проклятиями, предназначениями и предопределениями. Ему казалось ненормальным расхлебывать кашу, которую много веков назад заварили его предки, каковых он имел счастье знать только по неудачным портретам либо в виде привидений. Привидения в большинстве своем звенели цепями — где только доставали? — и старались прикоснуться к лицу холодным и влажным краем призрачного савана. Этим все родственные отношения и исчерпывались, так что ни гордости за родичей, ни боли утраты, ни праведного гнева в адрес кузена-короля Карр Алвин никогда не испытывал.
Некромантские способности и тайные знания не доставляли ему радости. Скорее, он полагал их чем-то вроде хронической болезни, врожденного уродства и всячески старался скрыть от окружающих.
Еще в отрочестве он покинул отчий дом и отправился странствовать по чужбине, где хоть и слышали о кассарийских чародеях, но его за такового не признавали, а потому относились вполне по-человечески.
Быть обычным человеком, разве что весьма богатым, Карру Алвину понравилось, и иной судьбы для своего наследника он и помыслить не мог.
В возрасте сорока лет герцог да Кассар сочетался браком с равной по положению, хоть и не по состоянию, просвещенной девицей Ласикой из славного аздакского рода Ренигаров. Спустя положенные девять месяцев молодая жена осчастливила Карра Алвина наследником мужеского полу, которого назвали Зелгом Галеасом и в честь какого-то особо знаменитого предка еще и Окираллой в придачу. А когда младенцу исполнилось два месяца, счастливый отец отправился в Тиронгу, чтобы подготовить замок и поместье к приезду семьи.
Первые полгода от него регулярно, хоть и не слишком часто поступали известия, а затем воцарилось глубокое молчание. Госпожа Ласика заподозрила наихудшее — что герцог разлюбил ее и собирается разводиться, но оказалось, что все обстоит значительно благополучнее: Карр Алвин да Кассар пал от руки наемного убийцы.
Отправляться в далекое и полное опасностей путешествие с крохотным младенцем на руках Ласика не решилась. А тут подоспел и посыльный из замка — немного странный господин, прибывший ночью и ночью же отбывший, который доставил кругленькую сумму в полновесных золотых рупезах. Он же успокоил новоиспеченную герцогиню относительно ее финансового положения. Раз в полгода управляющий имением обещал высылать достойное наследника да Кассаров содержание.
Памятуя о горестной судьбе любимого супруга, госпожа Ласика всем сердцем стремилась уберечь единственного сына. Результатом ее стремлений явилось блестящее воспитание, в котором упор делался на изучение естественных и точных наук.
«Все страшные истории о кассарийских некромантах, все эти зловещие предания и родовые проклятия суть сплетни, которые распускают невежественные и злобные люди, что плохо изучали историю сопредельных государств. Политика и передел власти в Тиронге лежат в основе давнего конфликта между семьей да Кассаров и королевским домом. Ведь твои предки, дорогой Зелг, такие же серьезные претенденты на престол, как и нынешние короли Тиронги» — вот что втолковывала мать юному герцогу.
Что еще можно сказать о нем?
Он был кроток, скромен и послушен. Имел принципы, но иногда, после того как маменька пребывала в особо плохом расположении духа, допускал кощунственную мысль, что, возможно, некоторые дети-отцеубийцы были обвинены несправедливо. Считался пацифистом, но предпочитал в одежде военный стиль. Превыше всего ставил науку, но признавал, что она не способна дать исчерпывающие ответы на все вопросы. Чтил традиции и память предков, но о своих знал только то, что поведала ему мать, — то есть, по большому счету, не знал ничего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
