– Да он плохо играет! – выкрикнул Рейдар.
– Вы все играете плохо, – отрезал я, – а ну-ка, начали!
Играл он и впрямь плохо. Если я передавал ему мяч, он едва попадал по нему ногой. Зато теперь Ю с счастливой улыбкой бегал по полю, а спустя пару минут, к счастью, прозвенел звонок.
– Ю, возьми мячик и отнеси его в учительскую, ладно?
– Ага! – И он вприпрыжку пронесся по коридору, зажав под мышкой мячик. Я быстро зашагал следом – надеялся увидеть Лив, девушку из девятого, пока у них не начался урок.
И я успел. Когда я нагнал ее, она шла рядом с Камиллой и, сворачивая в коридор, украдкой взглянула на меня. Я посмотрел на ее узкие, безупречные бедра, и внутри у меня словно разверзлась пропасть.
После уроков я сидел в учительской и ждал, пока разойдутся по домам все остальные. Во-первых, мне хотелось одиночества, но не такого, как в квартире, а во-вторых, нужно было позвонить.
В конце концов на парковке возле школы осталась лишь машина Ричарда. Сам Ричард сидел у себя в кабинете, но в любой момент мог заглянуть и сюда, поэтому я листал справочник, дожидаясь, когда Ричард тоже уйдет.
За последние часы тучи потемнели, и, пока я сидел в учительской, в окна стукнули первые капли. Я обернулся и увидел, как они сначала разбивались об асфальт, не оставляя следов, как будто их и не было, но спустя всего несколько секунд окрашивали его в темный цвет. Небесные хляби разверзлись, и на землю выплеснулся дождь. Струя за струей пронзали воздух с такой силой, что капли, достигая земли, отскакивали вверх. Вода заструилась по водосточному желобу вниз и дальше, по земле, вдоль стены противоположного здания. Окна и крыша откликались громким дробным стуком.
– Вот это ливануло! – Ричард в обычной своей зеленой куртке и с ножом на поясе остановился на пороге и улыбнулся мне.
– Да уж, дождь нешуточный, – сказал я.
– Заработался? – Он вошел в учительскую.
– Ну так, – уклончиво ответил я, – кое-что доделать хотел.
– Как первая неделя прошла?
– По-моему, неплохо, – ответил я.
Он кивнул.
– В следующую пятницу поговори с Сигрид. С методистом. Наверное, перед встречей имеет смысл будет записать все вопросы и соображения, чтобы больше проку было.
– Так и сделаю, – пообещал я.
Он прикусил нижнюю губу и снова стал похож на козла.
– Ну ладно, – проговорил он, – хороших тебе выходных!
– И вам, – ответил я.
Через полминуты Ричард показался за окном – держа портфель над головой, он бежал к машине.
Вот он вытащил ключи, открыл дверцу и плюхнулся на сиденье.
Включились фары, и по спине у меня побежали мурашки. Красный свет задних огней отражался от черного асфальта, а два желтых световых пучка от передних фар упирались в стену, которая одновременно рассеивала их и светилась сама.
Стук капель, широкие развилки водяных потоков, сбегающих по склону, вода, хлещущая из водосточной трубы.
О, это был мир, и я жил в самом его сердце.
Что же мне делать? Хотелось стучать кулаками в окна, бегать по комнате и вопить, во все горло, швыряться столами и стульями, потому что во мне через край били сила и жизнь.
– IT’S THE END OF THE WORLD AS WE KNOW IT! – орал я на всю учительскую.
IT’S THE END OF THE WORLD AS WE KNOW IT!
AND I FEEL FINE!
AND I FEEL FINE![20]
Когда машина Ричарда скрылась за холмом внизу, я прошелся по школе – на тот случай, если кто-то все же тут еще остался. Завхоз, например, – вдруг он где-нибудь здесь что-нибудь чинит? Но в школе было пусто, и, убедившись в этом, я прошел в маленькую комнатку, где стоял телефон, и набрал мамин номер.
Она не отвечала.
Наверное, работала сегодня допоздна, а по пути домой заехала в супермаркет, а может, вообще решила где-нибудь поужинать.
Я позвонил Ингве. Он ответил сразу же.
– Алло? – послышалось в трубке.
– Алло, это Карл Уве, – сказал я.
– Ты в Северной Норвегии?
– Ну да, естественно. Ты как?
– Да ничего, все хорошо. Только что из читалки вернулся. Сейчас выдохну и пойду прогуляюсь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Это куда же?
– Наверное, в «Хюлен»[21] смотаюсь.
– Везет дуракам.
– Ты сам решил в Северную Норвегию свалить. Мог бы в Берген переехать.
– Ну да.
– Как дела-то там у тебя? Квартиру выделили? Устроился?
– Ага. Вообще-то хорошая квартира. И уроки начались во вторник. Тоже интересно. Я, кстати, сегодня вечером тоже дома сидеть не собираюсь. «Хюлена» у нас в деревне, конечно, нету, зато есть общественный центр.
– А девчонки там как? Есть годные?
– Ну-у… Я тут познакомился с одной – в автобусе ее увидел. Может, чего и получится. А все остальные разъехались. Похоже, остались либо школьницы, либо домохозяйки.
– Значит, со школьницами мутить придется?
– Ха-ха.
Мы немного помолчали.
– Ты мой рассказ получил? – спросил я.
– А как же.
– Прочел?
– Скорее, пролистал. Я собирался тебе написать про него. По телефону, наверное, сложновато такое обсуждать.
– Но тебе он понравился вообще? Или непонятно?
– Ну что ты, неплохой рассказ у тебя получился. Живой, красивый. Но давай еще попозже обсудим, ладно?
– Ладно.
Снова молчание.
– А папа там как? – спросил я. – Слышно от него что-нибудь?
– Вообще ничего. А ты не слышал?
– Нет, ничего. Все хочу позвонить ему.
– Передавай тогда привет от меня. Мне тогда можно будет пару недель ему не звонить.
– Ладно, передам, – пообещал я. – Я тебе на этой неделе еще напишу.
– Давай, пиши, – сказал он. – Созвонимся еще!
– Ага, пока. – Я положил трубку, вышел в учительскую и, усевшись на диван, закинул на стол ноги. После разговора с Ингве я отчего-то чувствовал себя удрученным, но чем именно, я не понимал. Возможно, тем, что он живет в большом городе, Бергене, и собирается с друзьями в «Хюлен», а я намылился на сельскую вечеринку в деревне у черта на рогах, где никого толком не знаю?
Или виной тому «неплохой рассказ»?
Ну что ты, неплохой рассказ у тебя получился, так он сказал.
Неплохой?
Я как-то читал рассказ Хемингуэя, где говорилось о том, как один мальчик отправился вместе с отцом-врачом в индейский поселок принимать роды. Насколько я помнил, прошло все не очень хорошо, возможно, кто-то даже умер, но, как бы там ни было, когда все закончилось, мальчик с отцом вернулись домой, только и всего. Просто поехали домой. Мой рассказ был не хуже, это я знал. Обстановка отличалась, но это лишь потому, что Хемингуэй жил в другое время. А я – современный писатель, поэтому у меня будет иначе.
А Ингве – что он вообще понимает? Сколько книг прочел? Читал ли он, например, Хемингуэя?
Я поднялся и снова прошел в комнатку с телефоном, а там вытащил из заднего кармана бумажку с папиным номером и набрал его. Разделаюсь с этим поскорей и забуду.
– Да, алло? – сказал он. Голос резкий. По крайней мере, разговор получится короткий.
– Привет, это Карл Уве, – сказал я.
– О, привет, – ответил он.
– Я устроился, – сообщил я, – и работать уже начал.
– Это хорошо, – сказал он. – Нравится тебе?
– Еще бы.
– Это хорошо.
– А у вас как дела?
– Да как обычно. Унни дома сидит, а я только что с работы вернулся. Сейчас ужинать будем. Но я рад тебя слышать.
– Передавай Унни привет!
– Хорошо, передам. Пока.
– Пока.
К тому времени когда я вышел из школы и двинулся домой, дождь уже начал стихать, но пока я шел, волосы у меня намокли. Зайдя в ванную, я вытер их полотенцем, повесил куртку, включил обогреватель и поставил возле него обувь, пожарил картошку, лук и порезанную сардельку, съел все это в гостиной, одновременно просматривая вчерашнюю газету, затем завалился в кровать и спустя несколько минут уснул, словно завернувшись в уютный стук капель по стеклу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
