С каждым часом положение частей и подразделений 64-й стрелковой дивизии усложнялось. В стрелковых подразделениях оставалось всего лишь половина личного состава. Но бойцы и командиры соединения, несмотря на острый недостаток в боеприпасах, продолжали сражаться с гитлеровскими захватчиками.
В 19.00 командир 30-го стрелкового полка телеграфировал:
«Перед фронтом полка действует больше сотни танков. Отбиваться нечем. Полк отходит на Семков Городок».
К исходу 27 июня были расходованы последние людские резервы и артиллерийские снаряды.
После упорных и кровопролитных боев был оставлен город Заславль.
В течение 28 июня тяжелые бои с переменным успехом развернулись на левом фланге дивизии, в районе деревни Старое Село. 108-я дивизия упорно обороняла станцию Фаниполь.
Южнее Острошицкого Городка с вражескими танками сражались бойцы 100-й стрелковой дивизии. Но силы были слишком неравные.
В середине дня танкам группы генерала Гота удалось прорвать оборону наших войск. Враг устремился к Минску. 30-й стрелковый полк из района Семкова Городка вместе с частями 100-й стрелковой дивизии начал отход на восток через Уручье на восточный берег реки Волмы. В течение 28 июня подразделения 159-го стрелкового полка стойко продолжали сдерживать натиск гитлеровцев в районе городского поселка Ратомка и деревни Старое Село.
К исходу 28 июня вражеским танкам удалось прорвать оборону наших войск у соседа слева в районе станции Фаниполь и ворваться в горящий Минск.
Пути эвакуации раненых и подвоза боеприпасов были отрезаны. Для наших войск северо-западнее и западнее Минска создалась тяжелая оперативно-тактическая обстановка.
Командир дивизии полковник Иовлев отдал приказ о круговой обороне в районе Ратомки и леса северо-восточнее Старого Села, Мудровки.
Находясь в условиях окружения, 159-й стрелковый полк 64-й стрелковой дивизии продолжал упорно и героически сражаться, нанося противнику тяжелые потери в людях и военной технике.
Прошло еще два боевых дня. Гул орудий, вспышки ракет, зарево пожарищ удалялись все дальше и дальше на восток. Надежды на помощь регулярных частей Красной Армии становилось все меньше.
30 июня на КП 64-й стрелковой дивизии, в районе Мудровских хуторов, состоялось совещание командиров соединений.
На совещании приняли решение: в ночь с 1 на 2 июля выходить из окружения. Других мнений, предложений не было. Пробиваться к своим, на восток, решили двумя колоннами: правой — в составе 108-й стрелковой дивизии и присоединившихся к ней частей и подразделений в направлении железнодорожной станции Фаниполь; левой колонной — в составе 64-й стрелковой дивизии в направлении разъезда Волковичи железной дороги Минск — Барановичи. После прорыва из окружения общее направление движения было определено на юго-восток. Предполагалось соединиться с действующими частями Красной Армии где-то северо-восточнее Гомеля.
— Товарищ командующий, — обратился к Кузнецову полковник Иовлев, — в районе хутора Васьки, КП дивизии, скопилось много раненых, среди которых значительное количество нетранспортабельных. Как быть?
— Легкораненых и тех, кто еще может двигаться, возьмем с собой. Нетранспортабельных придется оставить. Для лечения и ухода выделить врачей. Другого выхода у нас нет.
После совещания полковник С. И. Иовлев, обсудив вопрос о раненых с начальником штаба дивизии В. Ф. Белышевым, приказал: нетранспортабельных тяжелораненых на машинах доставить и разместить в помещении канцелярии колхоза «Красный пахарь» деревни Тарасово. Лечение и уход за ними поручить отличившемуся в боях на минских рубежах молодому врачу, выпускнику Башкирского государственного медицинского института имени 15-летия ВЛКСМ комсомольцу Филиппу Федоровичу Кургаеву и бывшему начальнику аптеки корпусного госпиталя 1-го стрелкового корпуса интенданту 2-го ранга Ефиму Владимировичу Саблеру.
* * *
Днем 1 июля на небольшую деревню Тарасово, находившуюся в расположении 64-й стрелковой дивизии, немецко-фашистские захватчики обрушили лавину артиллерийско-минометного огня. Разъяренные упорным сопротивлением наших воинов, гитлеровцы стремились стереть ее с лица земли. Горели колхозные постройки. Воздух был пропитан дымом и ядовитой гарью. Мычали недоенные коровы. По деревне бегали ошалелые и перепуганные овцы. По улице к передовой неслись повозки с ящиками боеприпасов. Поднимавшаяся следом в знойном июльском воздухе пыль, как дымовая завеса, надолго скрывала дорогу. Деревню то и дело прошивали огненные стрелы немецких трассирующих пуль.
Оставшиеся в деревне жители сидели в погребах, подвалах, крепко прижимая к себе перепуганных и плачущих детей.
К вечеру наступило затишье. К уцелевшему двухэтажному зданию канцелярии колхоза «Красный пахарь» деревни Тарасово осторожно, объезжая воронки от бомб и снарядов, подъехали полуторки.
Из цокольного этажа здания вышли две женщины. Это были колхозницы Ядвига Францевна Лапицкая и Мария Ивановна Пикулик.
— Здешние? — спросил шофер передней машины.
— Да.
— По приказанию командования оставляем вам раненых. К сожалению, другого выхода у нас нет.
— Не сомневайся, сынок! Свои они, выходим! — ответила Мария Ивановна Пикулик.
Вскоре обе машины оказались в тесном кольце женщин, детей и стариков.
Когда водители опустили борта машин, все увидели ряды тесно уставленных носилок с ранеными. Одни лежали безучастно, тихо, другие, увидев жителей деревни, еле слышно просили пить.
Тревожно всматриваясь в их бескровные лица, кое-кто из жителей деревни пытался среди раненых распознать своих односельчан. Потом все, как по команде, бросились готовить помещение для размещения раненых. Мигом из канцелярии на улицу вынесли все теперь уже ненужные столы, стулья, скамейки. Когда весь пол второго этажа канцелярии был устлан толстым слоем соломы и сена, местные жители приступили к разгрузке раненых.
В этот вечер машины с тяжелоранеными приходили несколько раз. С последним рейсом сюда, в деревню Тарасово, прибыли Ф. Ф. Кургаев и Е. В. Саблер.
Когда закончилась разгрузка раненых, к шоферу головной полуторки подошел военврач Кургаев.
Измотанный непрерывными боями, он еле держался на ногах. Свисавшая на левом боку санитарная сумка казалась для него непомерной тяжестью.
— Ну, кажется, все! — устало произнес он. — Теперь, друзья, вам пора.
— А как же вы, товарищ военврач?
— Как я? — спокойно повторил Кургаев. — Остаюсь здесь до выздоровления раненых. Это мой долг, брат.
Во время их разговора неожиданно послышался нарастающий гул вражеских бомбардировщиков. Самолеты шли низко в направлении Минска, удивительно похожие на больших хищных птиц.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
