Тургенев «Дым»:
Литвинов медленно взял эту руку и слабо пожал ее.
– Будемте друзьями, – шепнула Ирина.
– Друзьями, – задумчиво повторил Литвинов.
Здесь Ирина отказывается от чувств к Литвинову.
Тургенев «Первая любовь»:
Вы не хотите, чтоб я любил вас, вот что! – воскликнул я мрачно, с невольным порывом.
– Нет, любите меня – но не так, как прежде.
– Как же?
– Будемте друзьями – вот как! – Зинаида дала мне понюхать розу.
Зинаида дает понять герою, что не любит его.
Гончаров «Обрыв»:
– Но вы сами, cousin, сейчас сказали, что не надеетесь быть генералом и что всякий, просто за внимание мое, готов был… поползти куда-то… Я не требую этого, но если вы мне дадите немного…
– Дружбы? – спросил Райский.
– Да.
– Ну, так, я знал. Ох, эта дружба!
Герой свидетельствует о том, что предложение дружбы – это фактический отказ.
Дальше мы увидим, почему дружба – это в данном контексте антилюбовь. Также как и поймем, почему от любви до ненависти один шаг.
Но здесь же уместно привести рассуждение и о легком переходе любви в ненависть.
Вот прекрасный пример из лермонтовского «Героя нашего времени»:
– Итак, вы сами видите, – сказал я сколько мог твердым голосом и с принужденной усмешкой, – вы сами видите, что я не могу на вас жениться, если б вы даже этого теперь хотели, то скоро бы раскаялись. Мой разговор с вашей матушкой принудил меня объясниться с вами так откровенно и так грубо; я надеюсь, что она в заблуждении: вам легко ее разуверить. Вы видите, я играю в ваших глазах самую жалкую и гадкую роль, и даже в этом признаюсь; вот все, что я могу для вас сделать. Какое бы вы дурное мнение обо мне ни имели, я ему покоряюсь… Видите ли, я перед вами низок. Не правда ли, если даже вы меня и любили, то с этой минуты презираете?
Она обернулась ко мне бледная, как мрамор, только глаза ее чудесно сверкали.
– Я вас ненавижу… – сказала она.
Я поблагодарил, поклонился почтительно и вышел.
Почему герой поблагодарит героиню за высказанную ненависть?
Или вот у Островского в «Женитьбе Белугина» реплика Елены: Елена . Я вас возненавижу!.. Ведь все это фразы, холодные фразы. Я еще не так пала, чтобы притворяться по холодному расчету!.. Где же мне поддержка? Где же та страсть, ради которой я играю комедию? где же она… моя опора? Ведь иначе я должна презирать себя!
Или вот из современного:
Я тебя люблю,
И я тебя ненавижу!
О тебе Бога не молю,
И я тебя уже не слышу.
Почему дружба в случае любви не подходит, а ненависть естественна?
Мы привыкли считать ненависть очень сильным чувством, таким же, как и любовь, но только со знаком минус. Ненависть – эта та же страсть, она владеет человеком как бред. Этимологически слово «ненависть» связана с глаголом «видеть», ненавидеть, этимологически выражаясь, означает просто «не желать видеть». Но этот глагол развился до антонима к слову любить, и вот почему: для того чтобы выжить без того, кого любишь, нужно его изгнать из себя, прогнать, сделать так, чтобы он ушел. Он уходит и через какое-то время тот, кто любил, может забыть его, смочь без него существовать.
Вот несколько примеров.
Гончаров «Обрыв» (реплика Марфы Васильевны): – Прочь, прочь! – повторила она, убегая снова на крыльцо, – вы опять за дерзости! А я думала, что честнее и скромнее вас нет в свете, и бабушка думала то же. А вы…
Островский, «Гроза»:
Катерина . Поди от меня! Поди прочь, окаянный человек! Ты знаешь ли: ведь мне не замолить этого греха, не замолить никогда! Ведь он камнем ляжет на душу, камнем.
Борис . Не гоните меня!
Достоевский «Идиот» (Настасья Филипповна – Аглае): – Может быть; может быть, я и не стою его, только… только солгали вы, я думаю! Не может он меня ненавидеть, и не мог он так сказать! Я, впрочем, готова вам простить… во внимание к вашему положению… только все-таки я о вас лучше думала; думала, что вы и умнее, да и получше даже собой, ей-богу!.. Ну, возьмите же ваше сокровище… вот он, на вас глядит, опомниться не может, берите его себе, но под условием: ступайте сейчас же прочь! Сию же минуту!
На мой взгляд, сама эта практика – физически прогонять того, кого хочется выгнать из своей души – очень архаична. Она относится к тем временам, когда нужно было физически совершить то, чего хочешь достичь в ином смысле, смысле судьбы. Джеймс Фрезер, английский этнограф и историк религии, в книге «Фольклор в Ветхом Завете» приводит много таких примеров: если родители хотели, чтобы новорожденный мальчик был хорошим наездником, его, новорожденного вкладывали в распоротое брюхо только что умерщвленной лошади – чтобы он побыл в ней и через это она приняла бы его в свой мир. В общем, как бы психологи не убеждали нас в эффективности механизма замещения одного сильного чувства другим, я все же считаю, что ненавидеть – это реализация поговорки «с глаз долой – из сердца вон».
Словарь любовного объяснения
Давайте теперь в целом взглянем на словарь любовного объяснения.
Как же говорили о любви в первой половине XIX века?
Вот эти слова: «любить», «открыться», «признаться», «наказать», «презирать», «оскорбить», «погубить», «спасти», «охранять».
Сегодня так уже не говорят. Представьте себе, что герой говорит героине: «Вы меня погубили!» Да она рассмеется ему в лицо! Что за литературщина!
Но почему? Что переменилось в любовном объяснении, в понимании любовного объяснения за последние двести-сто лет? А потому, что резко изменилась социальная оценка любовной ситуации. В тот период, о котором мы пишем, резко осуждались измены, отношения до брака, флирты (не даром и кокетство, и флирт, и даже кадреж – слова иностранного происхождения, не имеющие русского аналога. Другое дело слово «съем», оно чисто русское, но его значение, согласитесь, существенно отличается). Губили, спасали, охраняли именно тогда, когда женщина не могла, как это принято сегодня, переходить от романа к романа, от флирта к флирту. Конечно, «Опасные связи» Шодерло де Лакло были актуальны и для русского светского общества, но не для всего общества как такового! Будь это не так, «Анна Каренина» не стала бы таким важным для русского самосознания произведением.
Как еще говорили о любви? От любовного чувства дрожали, трепетали, гибли, страдали, угасали, умирали, им наслаждались, от него рыдали. Сегодня, пожалуй, в обиходе остались только страдания и наслаждения. Весь ряд слов, трактующий любовное переживание как телесную хворобу, вышел из употребления. Это связано с тем, что подобные слова годятся, на мой взгляд, лишь для описания первой любви, когда неопытный человек испытывает это чувство впервые. Жизнь в больших городах предоставляет человеку неоднократную возможность влюбляться и разлюблять (что, среди прочего, и изменило этические нормы, связанные с многократным последовательным вступлением в брак), а в этом случае, каким бы ни было чувство, известно, что оно когда-то пройдет, и дальше – кто знает – может встретиться куда более сильная любовь.
В связи с любовью тогда, в первой половине XIX века, говорили еще так: «отдать сердце, честь», «вручать судьбу», «отдаться целиком в чью-то власть». Это очень важные выражения, которые тоже передают некий утраченный ныне смысл любовного события.
Вот они, классические фразы из русского любовного объяснения.
Гончаров «Обломов» (разговор Ильи Ильича с Ольгой):
– Иногда любовь не ждет, не терпит, не рассчитывает… Женщина вся в огне, в трепете, испытывает разом муку и такие радости, каких…
– Я не знаю, какой это путь.
– Путь, где женщина жертвует всем: спокойствием, молвой, уважением и находит награду в любви… она заменяет ей все.
Лермонтов «Демон»:
Я власть у ног твоих сложил.
Твоей – любви я жду как дара.
Все приведенные глаголы, использующиеся при любовном объяснении, ясно свидетельствуют о том, что признание в любви де-факто является передачей власти над собой другому человеку, тому, кому адресовано признание. Признание, как мы уже говорили, есть, по сути, открытие тайны. Это открытие ставит открывшегося в положение низшего, зависящего, страдающего, а того, кому открылись, в позицию судьи. Признавшийся не только находится в муках, но и (рабски) лишен власти над собой, поскольку теперь его судьба находится в других руках. Приведенная схема отношений точна и по сути: власть и есть возможность распоряжаться чьей-то судьбой. Почему происходит эта передача власти? Отнюдь не потому, почему кажется. То есть не потому, что эта тайна может быть предана огласке, а это, в свою очередь, является позором (тоже непонятно почему). Дело в том, что, признавшись в своем чувстве и передав свою судьбу в руки другого, мы как бы превращаем свое будущее (это и есть судьба) в некую неопределенность, определить которое с момента признания может наш визави. Будущее и знание о нем даются только избранным (прорицателям, ясновидящим, богам и так далее), а не человеку, который живет словно с повернутой назад головой: он знает прошлое, но не знает будущего. На какой-то момент знающим это будущее является тот, к кому обращено признание. Признающийся говорит: «Мой статус таков, что я не вижу своего будущего без тебя», и от того, что ответит адресат этих слов, зависит сегодняшняя жизнь и реальное будущее признавшегося. Вот в чем корень власти: в возможности знать и отчасти (очень точечно) управлять будущим. В момент признания тот, кому признаются, равен прорицателю, ясновидящему, богу.
Эта же тема подчеркнута рядом существительных, используемых во время любовного объяснения. Весь этот ряд позволяет увидеть описанную только что архитипическую ситуацию признания.
