Заговорщики, переглянувшись, сделали вид, будто ничего не происходит. До сих пор доктор Кайл бывал с ними безукоризненно вежлив, однако вряд ли интересовался ими или питал склонность к общению. Он производил впечатление человека вполне довольного собственным обществом. За столом обычно восседала плотная ширококостная фигура в черном, с тщательно зачесанными седеющими волосами и складками, залегшими по обе стороны носа. А ел доктор так сосредоточенно, словно делал операцию. Сегодня же вид у него был почти вульгарный. На нем был твидовый костюм с полосатым галстуком, его кустистые брови не казались такими уж мефистофельскими, когда он широким жестом пригласил их к столу. Возможно, решил Морган, на него действует погода…
– Д-доброе утро, сэр, – запинаясь, поздоровался Уоррен, садясь на свое место. – Да, утро в самом деле славное! А… вы хорошо выспались?
– Спал как бр-ревно, – радостно закивал доктор. – Однако, – поправился он, – не скажу, что бр-ревно – лучшее слово для такого ср-равнения. Точнее, насколько я помню из детства, с бр-ревнами принято сравнивать сидячий обр-раз жизни. Тем не менее на свете возможно все. Стюард, еще яичницы с беконом!
Между прочим, это было первое утро, когда доктор Кайл произносил полностью раскатистое «р», на шотландский манер. Он благожелательно посмотрел на них и на зеленое море, плясавшее за стеклом иллюминатора.
– Я хочу вас спросить, – продолжал Уоррен, с любопытством глядя на доктора Кайла, – вы не… то есть, когда вы проснулись, все было в порядке, не так ли?
– Все было пр-рекрасно, – заверил его доктор Кайл. Но, замолчав, задумчиво сдвинул брови. – А! Вы, навер-рное, имеете в виду шум, который поднялся ночью?
– Шум? – удивился Морган. – А разве кто-то шумел?
Доктор хитро подмигнул, отчего Моргану стало не по себе.
– Понимаю, понимаю. Вы ничего не слышали, вер-рно? Что ж, лично меня шум не побеспокоил, мистер Мор-рган; я услышал только отбор-рную бр-рань на палубе. Но утр-ром узнал, как все пр-роизошло, от одной знакомой – за истинность ее слов не пор-ручусь, знаете ли…
– И что же произошло?
– Изнасилование, – кратко сообщил доктор и вдруг снова подмигнул в потрясающе вульгарной манере.
– Изнасилование? – переспросил Морган. Существуют слова, обладающие загадочной, телепатической силой. Хотя шум в ресторане царил неимоверный, несколько голов тут же повернулось в его направлении. – Изнасилование? Господи! Кого же изнасиловали?
– Не знаю, – хихикнул доктор Кайл. – Как бы там ни было, моя инфор-рматорша отчетливо слышала, как кр-ричала девушка, когда на нее напали. Моя инфор-рматорша заявила, что мер-рзавец отвлек внимание девушки р-рассказами о том, как он охотился на хищников в Афр-рике. Потом пр-редложил ей изумр-рудную бр-рошь, стоящую целое состояние. Когда же она отвер-ргла его подлые пр-ритязания, удар-рил ее по голове бутылкой из-под виски…
– Великий Цезарь! – воскликнул Уоррен; глаза его от удивления вылезли из орбит. – А скажите… не называли ли в связи с этим делом каких-либо имен?
– Моя инфор-рматорша не делала из этого секр-рета, – философски ответствовал доктор Кайл. – Она сказала, что р-распутный негодяй и соблазнитель – либо капитан Уистлер, либо лор-рд Стэртон.
– И эта женщина уже успела разнести слух по всему кораблю? – поинтересовался Морган.
– Если еще не успела, то непр-ременно р-разнесет, – кивнул доктор Кайл. – Непр-ременно.
Пока Морган и Уоррен уничтожали завтрак, доктор Кайл продолжал благожелательно говорить. Интересно, подумал Морган, какова будет окончательная версия произошедшего ночью на «Королеве Виктории»? Очевидно, доктор Кайл никаких изумрудов не нашел. Значит, остаются лишь каменнолицый мистер Перригор и его жена в монокле. Так… Рядом с его тарелкой лежала миниатюрная корабельная газета. Глотая кофе, он небрежно просмотрел местные новости и перешел к большой статье на последней странице – очевидно, критическому обзору или эссе. И вдруг остановился, принялся перечитывать ее снова. Статья была озаглавлена «Ренессанс театра» и снабжена подзаголовком: «Лесли Перригор, перепечатано с разрешения автора из „Санди таймс“ от 25 октября 19 32 года».
«…Пронзительные звуки божественных арф (так плавно начинался этот неудержимый поток слов), по огульному утверждению одного старого критика, так тонки, неуловимы и ускользают от понимания, что заставляют вспомнить Бернхардта. Возможно, вы скажете: „Неужели старина Перригор тронулся рассудком?“ Однако как еще я могу отозваться о спектакле в театре марионеток Жюля Фортинбраса, ради которого и предпринял путешествие в Сохо? Как однажды Бальзак сказал Виктору Гюго: „Je suis etonne, sale chameau, je suis bouleverse“. (Хотя Мольер, должно быть, выразился бы изящнее.) В двух словах, дабы скорее развеять сомнения бедной британской публики, я могу назвать спектакль потрясающим, но, по-моему, слова и оценки тут излишни… Стоит отправиться в Сохо лишь ради великолепных тонких, образных монологов, произносимых от лица Карла Великого и Роланда! Невольно на ум приходит пятый акт корнелевской „Бороды“… Помните? Помните? Монолог, произносимый Аморетт Перно, начинается со слов: „Mon ame est un fromage qui souffle dans les forets mysterieuses de la nuit…“ Упоминать ли мне о тонком юморе? Отдельные реплики персонажей маленького театрика марионеток в Сохо приближаются к таким перлам самого Мольера, как, скажем, „Pour moi, j'aime bien les saucissons, parce qu'ils ne parlent pas francais…“.
– Что все это значит? – осведомился Уоррен, также читающий статью. При этом он испускал странные свистящие звуки, скорее напоминавшие завывания души Аморетт Перно. – Читали словесный понос на последней странице? Это и есть наш Перригор?
– Боюсь, – заметил Морган, – вы не слишком высокого мнения о его образованности. Если уж начали цитировать самого Мольера… Помните, что говорила Химена Тартюфу? «Чушь»! И все же вам придется зауважать культуру, старина. Перечтите статью еще раз очень внимательно. Если встретите непонятное слово, спросите меня. Потому что… – Он осекся, так как доктор Кайл уже доел последнюю порцию яичницы с беконом и стал подниматься из-за стола.
На прощание доктор Кайл пожелал им доброго утра и отплыл, присовокупив, что не прочь сыграть на палубе в теннис. В общем, он был так доволен собой, что Морган заметил: подозрения Уоррена насчет Кайла ожили вновь и стали еще мрачнее.
– Верьте ему больше! – зловеще прошипел Уоррен, опасно размахивая вилкой. – Он только так говорит, будто не нашел никаких изумрудов, когда проснулся сегодня утром…
– Да оставьте вы в покое доктора Кайла! – воскликнул Морган, доведенный до белого каления. – Он абсолютно ни при чем, изумруды явно попали в другую каюту, вот и все. Послушайте лучше меня…
Однако тут ему стало не по себе. Доктор Кайл изумруда не нашел. Прекрасно. А что, если его не нашли и Перригоры? Предположение нелепое, абсурдное, и все же… Если допустить, что доктор и Перригоры не лукавят, то куда мог подеваться изумруд? Не заметить его они не могли, да он и сам слышал, как стальная коробка упала на пол. Если, опять же, никто не лукавит… Возможно, Пегги перепутала каюты? Но в этом он сомневался. Чопорное личико девушки светилось проницательностью и уверенностью. Ладно… А если все произошло не так? Значит, они имеют дело с очередной проделкой Слепого Цирюльника. Скорее всего, во время странных событий на палубе он был неподалеку, совсем рядом. И увидел, что произошло. А позже, ночью, ему не составило труда забрать изумруд… В раздражении Морган приказал себе не уподобляться Уоррену. Тем временем молодой дипломат, видя, что его собеседник молчит, продолжал страстно что-то говорить; и чем дальше, тем больше убеждал самого себя; так что образ доктора Кайла понемногу окрашивался во все более черные и мрачные тона. Морган отмахивался: «Чушь!» – и снова убеждал себя, что сомневаться нет причин. Изумруд нашли Перригоры, только и всего. Однако его грызла досада. Надо было раньше подумать о присутствии некоей третьей силы, а именно Слепого Цирюльника. Если в конце концов окажется, что супруги-эстеты изумруда не нашли…
– Вот что нам необходимо сделать, – заявил он, прервав пылкие излияния друга на полуслове. – Нам нужно каким-то образом задать Кайлу несколько вопросов – тактично выяснить, чутко ли он спит и запирается ли на ночь…
– Вот теперь вы выказываете некоторый здравый смысл, – одобрил Уоррен. – Уличим его во лжи, да? Кстати, я не утверждаю, что именно он окажется нашим… мм… цирюльником. Ему чудом, можно сказать дуриком, достался изумруд стоимостью в пятьдесят тысяч, и он считает себя самым умным… А вы заметили, как он оживился? Даже передал дикую сплетню. Он ведь знает наверняка – дело настолько запуталось, что никто не сможет обвинить…
– Прочтите эту статью в газете, – приказал Морган, безжалостно хлопая по газете рукой. – Нам придется познакомиться с Перригорами, даже если они окажутся ложным следом; а вам необходимо умно рассуждать о нюансах! Где вы вообще учились? Вы ведь, кажется, находитесь на дипломатической или консульской службе? Разве вам не нужно было учить французский язык? – Он надеялся, что его саркастическое замечание уязвит Уоррена.
