– Букет! От марихуаны, то есть анаши по-нашему, до кокаина и героина.
– Значит, Новицкому вы не верите. Но, с другой стороны… Если есть честный Живейнов, почему не может быть честный Новицкий, честный Чащин. Неувязка!
– Отвечу. Что такое газета? Болтовня. Что такое телевидение? Болтовня в квадрате, я не квадрат телеэкрана имею в виду, а степень. К тому же растление всей этой полуприкрытой порнухой, этими садистскими фильмами! Заигрались ребята, вот и получают свое.
– Но разве пресса не помогает вам? Разве тот же Чащин не печатал острые статьи о злоупротреблениях, о том, что матерые рецидивисты захватывают власть?
– Это было, – признал Живейнов.
– Так, может быть, правильнее все же разобраться, за что схватили Новицкого, а не поддерживать те обвинения, которые, скорее всего, предъявляют ему те же недруги, что и за вами охотятся. Все-таки мне бы хотелось узнать, почему хотят убить и вас?
– Ну меня-то просто так не арестуешь! Ребята все знакомые, даже если шестерят перед Степным.
– Это ваш главный милиционер?
– Да, начальник горуправления внутренних дел полковник милиции Степной Анатолий Олегович. Большой человек. Очень хочет генерала получить.
– Так получит, наверное. Сейчас это не так сложно. Но вы, как вижу, к нему не очень-то расположены!
– А за что его уважать, комсомолиста поганого! Папаша его был из политработников и сынка нацелил на хлебные места. Это все еще игры щелоковских времен, когда милицию не профессионалами укрепляли, а идеологически подкованными кадрами. Мест у партийно-хозяйственных корыт было уже маловато, так вот чтоб свинята комсомольские там не путались под ногами – их к нам, в милицию.
– А вы, как понимаю, с немножко иной биографией.
– С иной, – гордо сказал Живейнов. – Иду, как положено, по всем ступеням. – Вздохнул, так что было понятно: продвижение по службе дается ему непросто. – У меня и дед в угро служил, и отец, и два дядьки. Заметьте, дед мой за бандами гонялся, а не в ГПУ из нагана в затылок несчастным стрелял.
– Я догадываюсь, – кивнул Гордеев.
– И сам от пули бандитской погиб, – прибавил Павел. – Сразу после войны. Не только у вас в Москве «черные кошки» шустрили.
– А у меня в роду не я первый адвокат, – сказал Юрий Петрович. – И дед, хотя умер в своей постели, тоже выше всего ставил профессиональную честь. Защити человека, но не за счет других.
– Я ничего не говорю, люди разные бывают, – сказал Живейнов. Понятно было, что силен он не в рассуждениях, а в действиях.
– И все же: как вы думаете, почему вас хотят убить? – вернулся к теме разговора Гордеев. – Арестовывать, вы правы, опасно, человек имеет не очень удобное качество сопротивляться попыткам согнуть его в бараний рог.
– Жизнь у меня началась веселая, когда я стал раскручивать дело об убийстве директора нашего рынка. Самого крупного. Но это долго рассказывать…
– Вы сказали: раскручивать. Было там что-то еще, кроме простых разборок, как это сейчас обычно происходит в торговой среде?
– Конечно, было. Недвижимость. Очень хорошая недвижимость. А за недвижимостью стоят такие деньги, что это уже не «дипломаты» с купюрами, а банки, большие банки…
– Значит, вы не считаете, что вас пыталась убрать та же бандгруппировка, что убила директора рынка?
– Смотря что понимать под бандгруппировкой, – неопределенно ответил Живейнов.
– А вы не встречались по работе с Андреевым, с Новицким?
– Не доводилось.
– Еще вопрос. Обстоятельства покушения. Не могли бы вы рассказать мне, как это произошло?
– А вам-то зачем?
– Вы же сами сказали, что Степной – фигура никчемная, Каблуков – взяточник. Вы уверены, что обстоятельства покушения на вас и убийство Николаева будут расследованы добросовестно? Что вообще дело доведут до точки?
Живейнов только усмехнулся.
– А мне эта информация не помешает. И вам тоже.
– Да особенно-то рассказывать нечего. Так получилось, что освободились мы сегодня раньше, чем обычно, ну и решили с Жоркой по случаю пятницы пивка попить. Взяли, зашли в «Океан» за креветками и воблой…
– А почему не в другом «Океане» брали, не в центральном? Вроде, насколько я разобрался в топографии, ваш угро к нему поближе.
– Так мы же по делам ездили, в кабинете не сидели, а Жорка в микрорайоне живет… жил. Он-то и предложил отдохнуть. Взяли пива, креветок, воблы, – повторил Павел и добавил: – Пепси-колу и конфет для его сына… Вышли из магазина, а там переход через улицу не рядом, ну Жора и говорит полушутливо: «Перейдем здесь, товарищ старший лейтенант. Позволим себе небольшое нарушение, авось коллеги из ГАИ не заметят…» Впрочем, той тропкой через газон и дальше все там и ходят. Удобно, хотя и нарушение.
– А народу много было?
– К счастью, в тот момент нет… Хотя… Когда мы подошли уже к мостовой, пропустили пару машин и собрались идти, нам навстречу с противоположной стороны улицы побежала какая-то женщина… довольно молодая. Тоже, значит, нарушала. Я как-то резко отступил в сторону, чтобы она на меня не налетела, и в этот момент – выстрелы. По-моему, три.
– Откуда?
– Думаю, откуда-то сверху, с домов. Там девятиэтажки стоят.
– Снайпер?
– Скорее всего. Первая, по-моему, пуля оцарапала мне плечо – видите? – и попала Жоре прямо в сердце. Вторая – ему же – в грудь. А третья – через какое-то мгновение, – кажется, над ухом у меня просвистела…
В комнату вошел Володя:
– Сюда идут.
– Телефон мой запомните, – сказал Живейнов и назвал номер. – Позвоните, если понадоблюсь.
Гордеев только успел перейти во врачебную комнату и сделать вид, что он обсуждает состояние больного с Олегом Сергеевичем.
Дверь распахнулась, и в кабинете появились два невысоких человека средних лет в сопровождении медсестры.
Брюнет с сильной проседью цепко осмотрел присутствующих, задержав взгляд на куцем халате Гордеева.
– Ну, я зайду попозже. Продолжайте процедуры, – кивнул Гордеев немного оторопевшему Олегу Сергеевичу. – Пойдемте, Владимир.
И он как ни в чем не бывало проследовал мимо визитеров и милиционеров в коридоре.
Когда они, подхватив ожидавшую в коридоре Лиду, вышли в холл больницы, та сообщила, что слышала обрывок фразы из разговора шедших к Живейнову.
– Что-то вроде – он говорил очень тихо – «гланды… голову сверни».
– А кто говорил? – спросил Володя.
– Брюнет – тому, что с папкой.
– Понятно, – сказал Иноземцев. – Это Мещерякин. А с папкой, по-моему, Степной.
– Фигуры понятны. О чем говорили, непонятно, – заметил Гордеев.
– Но чья-то голова в жертву уже намечена, это я точно слышала, – в который уже раз за этот день вздохнула Лида.
– Или шея, если вспомнить про гланды, – добавил Володя.
– Когда мылят шею, гланды остаются в неприкосновенности, – заметил Гордеев. – Странные наказания придумывают в Булавинске для подчиненных. Как говорится, еще придется раскинуть мозгами, чтобы понять…
Глава 12. ПРОПАВШАЯ КАCСЕТА
И снова – предположение,
но все уже ясно давно…
Готфрид Бенн. Астры
– Поскольку мы сюда попали, надо воспользоваться всеми возможностями, – сказал Володя, когда они уже было направились к дверям на выход. – Я думаю, Юрий Петрович, вам будет о чем поговорить с тетей Николая Новицкого. Она работает здесь и, возможно, еще не ушла. Сам-то Николай родился и жил в Усть-Басаргине, но тетя нашенская. Я об этом случайно узнал, когда Николая арестовали.
– А почему же он взял адвокатом Андреева, а не какого-нибудь усть-басаргинского?
– Довольно просто. Новицкого арестовали в аэропорту, когда он собрался лететь в Москву. А летел он от нас, из Булавинска…
– Почему?
– Могу только догадываться. Он перед отъездом несколько дней был здесь. Потом неожиданно, как сказала тетя, Мария Гавриловна, собрался улетать в Москву. В аэропорту его арестовали. Пойдемте в кабинет Марии Гавриловны, она, наверное, сможет рассказать вам еще что-то.
Гордееву повезло: тетя Новицкого действительно еще была на месте.
Юрий Петрович объяснил ей, зачем приехал в Булавинск, особо подчеркнув то, что он – адвокат Андреева, в свою очередь, защищавшего ее племянника, Колю Новицкого.
Тетя, довольно полная женщина средних лет с крупными чертами лица, не задавала вопросов. За те быстро летящие недели, которые прошли со дня ареста ее племянника, она перебрала в уме много вариантов его освобождения и справедливого расследования дела, но ни один не подходил.
То, что Коля наркоманом быть не мог, становилось понятно каждому после первой же встречи с ним. Человек огромной физической силы, спортсмен-десятиборец, имевший квалификацию мастера, Новицкий никак не мог даже внешне претендовать на раба продуктов опийных плантаций.
Однако те, кто подсунул ему наркотики, вполне ясно осознавали, что такого здоровяка можно выдать за торговца, наживающего на чужой беде капитал. Арестовав Новицкого, ему предъявили именно это обвинение, найдя к тому же в его багаже несколько замаскированных под бортовое питание пакетиков с кокаином. Когда жене Новицкого сообщили об аресте мужа, она примчалась в Булавинск (тетя узнала об аресте только от нее).
