медленно исчезать, растворяться на экране силуэты обоих. Над бедным, но счастливым домом Даниэля Брауна появились пять белых букв и начали стремительно расти, пока не заполнили весь экран.
Не помню, как я оказался в самой гуще толпы, повалившей из зала. Энергично работая плечами и локтями, я пробивал себе дорогу к выходу. Кто-то схватил меня за руку и попытался остановить. Я рванулся что было сил и выскочил на улицу.
Было уже совсем темно. Я пустился в обратный путь, все убыстряя шаг и в конце концов побежал. И несся так без оглядки, не останавливаясь, пока не оказался у дверей своего дома. Стараясь держаться как ни в чем не бывало, я вошел и тщательно запер за собой дверь.
Паулина ждала меня. Положив руки мне на плечи, она сказала:
— Ты выглядишь взволнованным.
— Да нет, просто…
— Тебе не понравился фильм?
— Понравился, но…
Я запнулся. Зачем-то стал протирать глаза. Паулина внимательно наблюдала за мной, а потом вдруг расхохоталась и не могла остановиться. Я же растерянно таращился на нее, не зная, что сказать. Сквозь смех она выговорила с шутливым укором:
— Да ты, небось, проспал всю картину!
Эти слова успокоили меня и подсказали выход. Я напустил на себя виноватый вид и, как бы нехотя, признался:
— Твоя правда, я там немножко вздремнул.
И, словно в оправдание, добавил:
— Сейчас я тебе расскажу, какой сон мне приснился.
Когда я закончил свой рассказ, Паулина заявила, что этот сон будет почище любого фильма. Она выглядела довольной и весь вечер смеялась.
Однако, ложась спать, я заметил, как она украдкой взяла щепотку золы и вывела над дверью нашего дома крест.
БЕЗМОЛВИЕ ГОСПОДА БОГА
Не думаю, чтобы так следовало делать — оставить на столе открытым послание в расчете на вниманье Бога.
Гонимый суетою будней, загнанный собственным смятеньем, я впал в ту ночь, как в мрачный угол тупика. Ночь вздымалась за моей спиною, как стена, и отворялась предо мной неисчерпаемым вопросом.
Я оказался в ситуации, которая взывает к крайним мерам, и только потому кладу письмо пред взором всевидящего ока. С самого детства я все оттягивал момент, который наконец меня настиг. Нет, я не пытаюсь представить себя самым претерпевшим из людей. Ничего подобного. Здесь ли, там ли, везде найдутся те, кто бывал загнан в тупик подобными ночами. Но я хотел бы знать, как им удалось жить дальше? Да и удалось ли выбраться живыми из загона?
Я чувствую потребность выговориться и довериться кому-то, но у послания потерпевшего кораблекрушение нет адресата. Хочу надеяться, что кто-то его получит, что мое письмо не будет плавать в пустоте, открытое и одинокое, в бесчувственных просторах.
Разве заблудшая душа — такая малость? Тысячи их никнут беспрестанно, лишенные поддержки, едва лишь только они подъемлются в надежде узнать тайны бытия. Но я и не хочу их вызнавать, мне ни к чему владеть секретом устроения Вселенной. Я не стану в этот мрачный час пытаться вникнуть в то, что не далось познать при ясном свете святым и мудрецам. Мой запрос сугубо частный. Он очень прост.
Я хочу жить праведно и прошу меня наставить. Это все. Я тону в водовороте моих сомнений, колеблюсь на грани бездны, и в отчаянном усилии стараюсь хоть за что-то зацепиться. И не нахожу. А мне нужно так мало, так просто то, что я ищу.
С некоторых пор я принялся выстраивать мои поступки в согласии с определенной целью, которая мне казалась разумной и оправданной, но мне очень неспокойно. Боюсь, я ошибался, ибо все, что я ни делал, шло во зло.
Я совсем растерян: все мои понятия о добре приводят к самому плачевному итогу. Что-то сломалось в моих весах. Что-то мешает точно подобрать состав добра. Всякий раз подмешивается частица зла, и зелье взрывается в моих руках.
И что же, я вовсе не способен творить добро? Мне бы не хотелось, чтобы это было так, тем паче я готов переучиться.
Я не знаю, со всеми ли случается подобное. Меня словно под руку ведет некий любезный бес, который неприметно понуждает меня чинить зло. Не знаю, есть ли на то господня воля, но лукавый ни на миг не оставляет меня в покое. Он умеет придать соблазну необычайно привлекательные свойства. Он остроумен и находчив. Как фокусник, он извлекает чудовищные вещи из самых, казалось бы, невинных предметов, и всегда готов навеять целый ряд злотворных мыслей, которые он насылает точно кадры киноленты на экран. Положа руку на сердце, могу сказать, что я не склонен к козням, что меня толкает бес и он же расчищает передо мной неправые пути. Он мой погубитель.
На всякий случай я готов поведать о том, что легло в основу моей духовной жизни. Однажды, еще в начальной школе, судьба свела меня со сверстниками, которые были приобщены к загадочным вещам, являвшим притягательную тайну.
Естественно, я не из тех, кого считают, так сказать, счастливыми детьми. Детская душа, ставшая вместилищем тяжелых тайн, остается ими навсегда придавленной; это ангел, отягощенный злом, которому уже не воспарить. Мое детство, протекавшее на живописном фоне, местами марают огорчительные пятна. Лукавый мне являлся точно призрак; ночные сновидения он превращал в кошмары, с тех пор мои воспоминания о детстве несут в себе горчащий виноватостью осадок.
Когда я осознал, что Бог все видит, я попытался спрятать мои грехи в самых темных уголках. Однако позже, следуя советам взрослых, выставил на обозрение все мои секреты, дабы предать их правому суду. Я узнал, что между мной и Богом были посредники, и долго прибегал к их помощи для разбора своих дел, пока однажды, оставив за спиною детство, не решился на свою беду заняться ими самолично.
И тут возникли трудности, которых я недаром так страшился. Я пытался откладывать их разрешенье, бежал и прятался от них; пытался жить с закрытыми глазами, оставив разбирательство на волю сил добра и зла. Но однажды, вновь открыв глаза, решился посодействовать одной из сторон тяжбы.
Как благородный человек, я встал на сторону слабейшего. И вот чем завершился наш союз: мы проиграли все сраженья. Из каждой стычки с противником мы неизбежно выходили битыми; и в эту памятную ночь мы снова отступаем, отбиваясь.
Ну почему добро так беззащитно? И почему так быстро оно сдается? Едва тружданиями долгих часов утвердится его крепость, как удар одной минуты рушит мнимую твердыню. И каждой ночью я бываю вновь раздавлен обломками разрушенного дня, который был