Он сжал мне руку.
— Сегодня, дорогая. Сначала мне придется заехать в Микены к Агамемнону, а оттуда уже на Крит. И раз я отплыву из Лерны или Навплии, то уже не смогу вернуться сюда. Как жаль, — пробормотал он, наслаждаясь моим испугом.
— Но ты не можешь уехать, Менелай. У тебя гость.
— Парис все поймет. Я исполню ритуал очищения сегодня утром до отъезда в Микены, но позабочусь о том, чтобы он смог гостить у нас, сколько пожелает.
Во мне проснулась надежда.
— Возьми его с собой в Микены.
— В самом деле? В такой спешке? Конечно, он должен побывать в Микенах, но на досуге, а не желая угодить хозяину.
Мой глупый супруг не видел опасности, которую представлял этот гость.
— Менелай, ты не можешь оставить меня здесь с Парисом!
Он заморгал:
— Почему? За тобой хорошо присматривают.
— У Агамемнона может быть другое мнение.
Моя рука лежала у него на плече; он наклонился, поцеловал ее, потом погладил меня по голове.
— Елена, не волнуйся. Твоя забота очаровательна, но она ни к чему. Я тебе доверяю. Агамемнон тебе доверяет.
Как мне было объяснить ему, что я сама не доверяю себе!
После полудня я стояла у подножия дворцовой лестницы, прощаясь с супругом. Париса нигде не было.
Как только колесницы с повозками скрылись из виду, я вернулась в свои покои и больше из них не выходила. Еду мне приносили туда. Не видя меня, Парис может устать от своей игры и отправиться в Микены или Трою. К тому же у придворных не будет возможности увидеть нас вместе.
Но когда пришла ночь, мне не спалось. Я бродила по комнате взад и вперед, потом подошла к окну. Амиклы лежали внизу в полной тьме, нигде ни огонька. К звездному небу вздымались громады гор. Полная луна висела в небе, словно огромный серебряный диск, тихо изливая нежный свет на долину Лакедемона. Я в восторге вбирала в себя эту красоту, высунувшись головой из окна, чтобы полнее окунуться в ночное спокойствие. Все еще очарованная этой дивной ночью, я вдруг почувствовала, что он стоит позади меня, любуясь красотой гавани через мое плечо. Я не вскрикнула и не обернулась, но он сразу понял, что я знаю о его присутствии. Его руки обхватили мои локти, и он нежно притянул меня к себе.
— Елена Лакедемонская, ты прекрасна, как Афродита.
Ослабев, я слегка потерлась головой о его щеку.
— Не искушай эту богиню, Парис. Она не любит соперниц.
— К тебе это не относится. Разве ты не понимаешь? Афродита подарила тебя мне. Я принадлежу ей, я — ее любимец.
— Поэтому говорят, что ты никогда не зачал ребенка?
— Да.
Его руки гладили мои бедра неторопливо, словно у него была вечность, чтобы заниматься со мной любовью. Его губы нашли мою шею.
— Елена, тебе когда-нибудь хотелось оказаться ночью в глухом лесу? Бежать быстрее оленя? Долго мчаться свободной, как ветер, и в изнеможении упасть на землю с мужчиной?
Я вздрогнула, горло у меня внезапно пересохло, и я хрипло сказала:
— Нет. Я ни о чем таком не мечтала.
— А я мечтал. О тебе. Я вижу, как твои длинные светлые волосы развеваются за спиной, твои стройные ноги стремятся уйти от погони. Именно так я должен был тебя встретить, а не в этом пустом, скучном дворце. — Он снял с меня хитон; его ладони нежно коснулись моей груди. — Ты смыла краску.
Я повернулась к нему и забыла обо всем, кроме того, что мы с ним созданы друг для друга. Я любила его, любила по-настоящему.
Его рабыня, я лежала у него в объятиях, желая отсрочить рассвет, безвольная и мягкая, как кукла моей младшей дочери.
— Поедем со мной в Трою, — внезапно произнес он.
Я приподнялась, чтобы увидеть его лицо, увидеть, как его прекрасные карие глаза возвращают мне мою любовь.
— Это безумие.
— Нет, это здравый смысл. — Одна его рука лежала на моем животе, другая перебирала мои волосы. — Ты принадлежишь не этому бесчувственному чурбану Менелаю. Ты принадлежишь мне.
— Я — кровь от крови этой земли, кровь от крови этой самой комнаты. Я — царица. Здесь мои дети.
Я смахнула набежавшие слезы.
— Елена, ты принадлежишь Афродите, так же как и я сам! Я дал ей клятву пожертвовать всем — ради нее я пренебрег Герой и Афиной Палладой,[10] — если она даст мне то, что я пожелаю. И я попросил тебя.
— Я не могу уехать!
— Ты не можешь остаться здесь. Без меня.
— О, я люблю тебя! Как мне жить без тебя?
— Елена, и речи не может быть, чтобы ты жила без меня.
— Ты просишь невозможного.
По моим щекам градом катились слезы.
— Чушь! Почему это невозможно? Из-за детей?
Я задумалась. И честно ответила:
— Нет. Не из-за них. Дело в том, что они такие невзрачные! Они пошли в Менелая, до кончиков волос. И у них у всех — веснушки!
— Ну, если дело не в детях, тогда в Менелае.
В нем? Нет. Безвольный бедняга Менелай, направляемый железной рукой Микен. Была ли я обязана ему чем-нибудь? Я никогда не хотела выходить за него. Я была обязана ему не больше, чем его угрюмому брату, тому страшному человеку, который использовал нас в своей грандиозной игре. Агамемнону не было дела до меня, моих желаний, нужд, чувств.
— Я поеду с тобой в Трою. Ничто не держит меня здесь. Ничто.
Глава седьмая,
рассказанная Гектором
Начальник Сигейской гавани дал мне знать, что флот Париса наконец-то вернулся с Саламина. Придя во дворец, я послал мальчика-слугу сказать об этом моему отцу. Царь принимал своих подданных, разбирая жалобы, склоки из-за имущества, рабов, земель и так далее. Жалобу наших знатных дарданских родственников из Вавилона о праве на выпас скота дядюшка Антенор поставил на первое место.
Жалоба была рассмотрена, жалобщик отпущен, и царь уже собирался рассудить какой-то пустяковый спор, как затрубили горны и в тронный зал гордо вошел Парис. Глядя на него, я не мог сдержать улыбки, настолько по-критски он выглядел. Щеголь с головы до ног — подол пурпурной юбки вышит золотом, много драгоценностей, волосы завиты в кудри. Казалось, он очень доволен собой. Что за шалость была у него на уме, которая заставляла его казаться шакалом, который норовит ухватить добычу раньше льва? Конечно же, отец смотрел на него с нежной заботой. Как мог муж, достаточно мудрый, чтобы сидеть на троне, быть настолько ослеплен человеком, в котором не было ничего, кроме шарма и красоты?
Парис важно прошествовал по залу к трону и уже усаживался на нижнюю ступеньку пьедестала, когда я подошел к отцу. Антенор, любитель совать нос в чужие дела, подобрался поближе, чтобы ему было все слышно. Я открыто встал рядом с троном.
— Ты привез хорошие новости, сын?
— Про тетку Гесиону — ничего, отец. — Парис тряхнул упругими локонами. — Царь Теламон обошелся со мной очень любезно, но дал ясно понять, что Гесиону не отдаст.
Царь угрожающе напрягся. Насколько глубока была его застарелая ненависть? Почему спустя столько лет отец по-прежнему считал Элладу заклятым врагом? Свист его дыхания заставил умолкнуть весь зал.
— Как он смеет! Как смеет Теламон оскорблять меня? Ты видел свою тетку, говорил с ней?
— Нет, отец.
— Тогда пусть мое проклятие падет на их головы! — Он поднял лицо к потолку и закрыл глаза. — О могущественный Аполлон, бог света, повелитель солнца, луны и звезд, дай мне возможность низвергнуть ахейскую гордыню!
Я склонился над троном:
— Мой господин, успокойся! Неужели ты ожидал иного ответа?
Повернув голову, чтобы взглянуть на меня, он открыл глаза.
— Нет, полагаю, нет. Спасибо, Гектор. Ты всегда возвращаешь меня к реальности. Но почему ахейцам дозволено все, скажи мне? Почему им дозволено похищать троянских принцесс?
Парис положил руку отцу на колено и мягко похлопал. Царь посмотрел на него с высоты трона, и лицо его смягчилось.
— Отец, я наказал ахейскую гордыню как подобает, — с блеском в глазах заявил Парис.
Я уже почти готов был отойти в сторону, но что-то в его голосе остановило меня.
— Как, сын мой?
— Око за око, мой господин! Око за око! Ахейцы похитили твою сестру, но я привез из Эллады трофей намного более ценный, чем пятнадцатилетняя девчонка!
Не в силах провести у ног царя Приама ни мгновения больше — настолько его переполняла гордость, — он вскочил на ноги.
— Мой господин, — воскликнул он, и его голос зазвенел, — я привез Елену! Царицу Лакедемона, жену Менелая — брата Агамемнона и сестру супруги Агамемнона, царицы Клитемнестры!
Я пошатнулся от потрясения, потеряв дар речи. И тут произошла трагедия, ибо дядя Антенор воспользовался моим замешательством и получил возможность заговорить первым. Он тут же выпрыгнул вперед, распухшие суставы кистей рук делали их похожими на огромные бесформенные клешни.
— Невежда, жалкий никчемный глупец! — проревел он. — Женоподобный распутник! Почему же ты не провел время с еще большей пользой и не украл саму Клитемнестру? Раз ахейцы безропотно подчиняются нашим торговым запретам и терпят нехватку олова и меди, ты решил, будто они и теперь не станут роптать? Глупец! Теперь у Агамемнона есть предлог, которого он ждал долгие годы! Ты вверг нас в пожар, который погубит Трою! Безмозглый, самодовольный идиот! Почему твой отец покрывал тебя? Почему он не пресек твое распутство до того, как оно пустило корни? К тому времени как мы пожнем все последствия твоего деяния, не останется ни одного троянца, который упомянул бы твое имя, не плюнув!
