Первым вошел в кабинет Ипполитов, за ним — Краусс, остановились на пороге. Ипполитов, как и рассчитывал Скорцени, явно оторопел. Он сразу узнал хозяина, просто не мог не узнать — портреты этого человека с рассеченной от подбородка до уха в студенческих баталиях левой щекой печатались во всех газетах, и, может быть, только младенцы не знали, кто такой штурмбанфюрер СС Отто Скорцени.
Скорцени изобразил на лице улыбку. Растерянность Ипполитова понравилась ему — махнул рукой Крауссу, чтобы тот оставил их наедине, и Краусс немедленно исчез из кабинета. И тени обиды не заметил Скорцени на его лице, хотя Краусс тоже был штурмбанфюрером СС. Но что такое чин? Всего лишь майор по армейской градации, но сам фюрер после операции по освобождению Муссолини сказал Скорцени: «Я никогда не забуду вашей услуги». И генералы СС считают теперь за честь пожать ему руку.
— Что же вы стоите? Проходите, пожалуйста, располагайтесь... — Скорцени показал на кресло перед журнальным столиком. — Мне интересно поговорить с вами.
— Для меня это большая честь! — Ипполитов наконец почувствовал, что язык вновь слушается его. Даже улыбнулся, однако подошел к предложенному креслу каким-то деревянным шагом, почти так, как ходят рядовые перед генералом: держа руки по швам.
Скорцени опустился в кресло, вытянул длинные ноги, и сразу, хотя не подал никакого знака, в кабинет вошла девушка в черном мундире с подносом, на котором стояли бутылка коньяку, рюмки, кофейник и две чашки. В кабинете запахло кофе. Предупредительность девушки, аромат кофе и французский коньяк высшей марки сразу улучшили Ипполитову настроение, придали уверенность, и он уже без внутренней дрожи посмотрел на Скорцени.
Штурмбанфюрер понравился ему — энергичное лицо, и шрам совсем не портит его. Широкие брови, прямой нос и морщинистый лоб. Глаза смотрят пытливо.
Скорцени поднял рюмку с коньяком, хитро посмотрел на Ипполитова.
— Не смущайтесь, — сказал он успокаивающе, — смелее, ведь вам, вероятно, придется попадать в разные ситуации, и нужен твердый ум, решительный характер, чтобы выпутываться из них. Прозит!
— Я ценю ваше внимание, — ответил Ипполитов.
Скорцени снисходительно наклонил голову. Еще бы, попробовал бы этот тип, которого они вытащили из грязи, не согласиться с ним!
— Я для того и позвал вас, чтобы посмотреть, действительно ли вы такой, каким вас расписывают мои помощники...
Ипполитов сделал попытку подняться, но Скорцени махнул рукой, и тот снова уселся в кресло. На этот раз расположился удобнее, даже вытянул ноги, так как понял, что грозный штурмбанфюрер не такой уж страшный — иногда очень храбрым человека делают отсутствие интеллекта и способность реально оценить свои поступки. И еще Ипполитов понял, что необходимо во всем соглашаться со штурмбанфюрером, какую бы чепуху тот ни нес. Скорцени уже привык к лести окружающих, а эта болезнь неизлечима.
Скорцени же наблюдал за этим русским, первым, кого пригласили сюда, в кабинет, предложили удобное кресло и с кем он даже пьет коньяк. Но штурмбанфюрер не испытывал ни малейшего раздражения: от этого человека слишком много зависело, возможно, судьба не только его, но и рейха — настоящая козырная карта, и если удачно пойти с нее...
— Я изучил вашу биографию, герр Ипполитов, и она понравилась мне, — сказал Скорцени.
Ипполитов чуть шевельнулся в кресле. Иронизирует или серьезно? Ведь штурмбанфюрер не может не знать о его преступном прошлом, а воровство карается и в третьем рейхе.
Очевидно, Скорцени прочитал смятение на лице гостя и уточнил:
— Мне нравится, что вы все время были в оппозиции к большевикам. Не имеет значения, в чем это проявлялось, главное, что боролись с режимом всеми способами, вплоть до крайних мер.
Ипполитов облегченно вздохнул. А Скорцени не так уж прост, по крайней мере надо обладать определенной фантазией, чтобы обыкновенную кражу назвать «крайними мерами». Повеселев, ответил:
— Все методы допустимы, если речь идет о заклятом враге.
— Да-да... Поэтому Мы и выбрали вас, Ипполитов. Мы верим: вы пойдете на все ради конечной цели. — Скорцени пристально уставился в Ипполитова: — Вам известно, в чем она заключается?
— Особо важная диверсия...
Скорцени скривил рот в улыбке. Решил, что настало время раскрыть все карты. В конце концов, когда-нибудь это нужно сделать, а Ипполитов, кажется, уже созрел... Пожалуй, все пути назад у него отрезаны.
— Да, особо важная диверсия... — процедил он сквозь зубы. — Вы должны уничтожить Верховного Главнокомандующего красных!
Ипполитов сжался в кресле, почувствовав, что сердце оборвалось от страха и неожиданности. Переспросил:
— Вы имеете в виду?..
— Да, в вашу задачу входит уничтожение Сталина и членов русского Государственного Комитета Обороны, — подтвердил Скорцени.
Ипполитов не отвел глаз, лишь тень промелькнула на его лице, и он ответил бодро:
— Эта акция требует тщательной подготовки. Обычного человека и близко не подпустят к Сталину. Вы представляете, как охраняют там членов Ставки?
— Представляю. И мы выбрали вас, так как верим, что сделаете все, чтобы выполнить задание. Обновите ваши знакомства в Москве, изучите маршруты движения машин Сталина и его охраны. Кстати, как вам нравится «панцеркнакке»?
«Так вот для чего снаряды, прожигающие толстую броню», — подумал Ипполитов. Представил себя где-то в кустах возле шоссе, из-за поворота выскакивает машина, он поднимает руку, нажимает кнопку...
— Прекрасное, безотказное оружие, — ответил Ипполитов.
— Его сконструировали для вас, Ипполитов.
Ипполитов подумал, что Скорцени соврал, но эта ложь ничуть не огорчила его, наоборот, потешила самолюбие. Ответил твердо:
— Надеюсь, что успешно воспользуюсь им.
Ипполитов знал, что почти все группы шпионов и диверсантов, забрасываемые «Цеппелином» в советский тыл, проваливаются, но верил в свою счастливую звезду, собственную смекалку и находчивость, хотя по ночам в часы бессонницы сердце сжималось от страха... Однако сейчас, когда есть возможность, надо воспользоваться всеми благами жизни и как можно лучше играть свою роль.
— Вы должны надеяться, — твердо сказал Скорцени, — вы должны использовать оружие, что бы ни случилось. Ибо в противном случае пути к нам у вас будут отрезаны, а что ждет вас там — сами знаете. Альтернативы нет, Ипполитов, понятно?
Ипполитов не знал, что означает слово «альтернатива», но не отважился проявить свое невежество.
— Да, подтвердил он, — альтернативы нет, и «панцеркнакке» должно сделать свое дело.
