— Сеньор Гомес, — кивнул молодой человек. — А я Джеймс Клейтон.
— Джеймс Клейтон… — Гомес приблизился, по-прежнему держа в руке бокал.
Джеймс Клейтон оглядывался по сторонам, рассматривая город и бухту.
— Так это и есть Санто-Доминго?
— Можете называть его как хотите.
— Больше подошло бы Эль-Силенсио. Или так — Абандонадо. Самый большой могильник на свете. Обитель духов.[20]
— Все сразу.
— Дом Одиночества. Признаться, мне редко доводилось бывать в подобных местах. Даже слезы на глаза наворачиваются. Мне вспоминается одно американское кладбище во Франции. Я никогда не верил в существование духов, но там мне стало как-то не по себе… Я почувствовал, как что-то невидимое сдавило мне грудь. Здесь все так же, кроме того, что здесь никто не похоронен.
— Здесь похоронено Прошлое, — сказал Гомес.
— Ну, прошлое вам не напакостит.
— Только этим и занимается. — Гомес взглянул на бокал, который он держал, как бы прикидывая, не выпить ли его самому.
Джеймс Клейтон взял протянутый бокал.
— Текила?
— Ну а что же еще?
— Gracias.[21]
— Она вас встряхнет.
Молодой человек залпом опорожнил бокал. Лицо его побагровело.
— Крепкая, ничего не скажешь! — выговорил он, задыхаясь.
— Могу налить еще.
Гомес исчез за дверью. Джеймс Клейтон последовал за ним.
Внутри он увидел стойку, уступавшую размерами разве что стойке бара в Тихуане, за которой могли замышлять убийства, хохотать, заказывать выпивку, вырубаться и просыпаться, созерцая себя в засиженных мухами зеркалах, сразу девяносто посетителей. На полированной семидесятифутовой стойке лежали стопки старых газет, над которыми на фоне зеркал стояли навытяжку, подобно солдатам, полки бутылок с содержимым всех цветов и оттенков. За стойкой располагались две дюжины накрытых белоснежными скатертями, поблескивающих столовыми приборами столов, на которых, несмотря на дневное время, стояли зажженные свечи. Гомес зашел за стойку бара и налил в бокал еще одну порцию смертоносной текилы, все готово для самоубийства, если молодой человек желает. Молодой человек выразил желание и уставился на скатерти, начищенное серебро и зажженные свечи.
— Вы кого-то ждете?
— Конечно жду, — ответил Гомес. — Рано или поздно они все вернутся. Так сказал Бог. А он никогда не обманывает.
— И когда же вы принимали последних посетителей? — поинтересовался Джеймс Клейтон.
— В меню все сказано.
Попивая текилу, Клейтон взял со стойки меню и прочел вслух:
— «Cinco de Mayo»… Неужели вы приняли последний заказ в мае тридцать второго?
— Так оно и есть, — ответил Гомес. — Это когда город покидала его последняя обитательница. Она тянула с отъездом до последнего мужчины. Потом ей здесь стало нечего делать. Все номера соседнего отеля и поныне завалены ворохами вечерних платьев. Видите вон там, через площадь, золотых богов и богинь на крыше? Это, конечно, только позолота, а то бы все увезли с собой. В этом оперном театре в самый последний вечер пела Кармен, сворачивая сигары на колене. Когда музыка кончилась, все покинули город.
— Они уплыли?
— Конечно же нет! Вы забыли о мели. За оперным театром проходит железная дорога. Последний поезд уходил ночью. Я бежал за открытым вагоном, в котором сидели оперные певцы, и осыпал их конфетти, а потом, приложив ухо к рельсу, прислушивался к стуку колес уходящего поезда и плакал навзрыд как последний estupido[22]. Вчера вечером я опять сходил туда, приложил ухо к рельсу, закрыл глаза и слушал, слушал… потом вернулся сюда, открыл бутылку с текилой и сказал себе: manana, завтра… Вот вы и тут.
— Но ждали-то вы совсем не меня.
— Я ждал хоть кого-нибудь. — Гомес ткнул пальцем в старую, пожелтевшую от времени газету. — Сеньор, вы не подскажете, который нынче год?
— Вроде как тридцать второй, — ответил Клейтон с улыбкой.
— Тридцать второй! Отличный год, уж можете мне поверить. А другие года… Почем знать, существуют ли они вообще? Самолеты здесь не летают. Туристов сюда не привозят. Боевые корабли в нашу гавань не заходят. Во всяком случае, я их здесь никогда не видел. Кто такой Гитлер? Здесь о таких еще и не слыхивали. Муссолини злодей? Не может быть. Мы привыкли считать его честным политиком. А что там с Великой депрессией? К Рождеству о ней никто уже и не вспомнит! Это сказал сам господин Гувер![23] Каждый день я разворачиваю и читаю новую газету тридцать второго года. Возможно, кому-то это и не понравится…
— Только не мне, сеньор Гомес.
— Предлагаю за это выпить.
Они выпили еще по стаканчику текилы.
— Хотите, я расскажу вам, что происходит в мире сейчас? — предложил Клейтон, отирая губы.
— Нет-нет! У меня есть собственные газеты. Одна газета в день. Через десять лет я доберусь до сорок второго года. Через шестнадцать — окажусь в сорок восьмом, но, боюсь, он уже не будет меня особенно трогать. Приятели привозят мне газеты два раза в год, я же оставляю их на стойке бара, выпиваю стаканчик текилы и вновь читаю вашего Гувера.
— Он все еще жив? — улыбнулся Клейтон. — Сегодня он принял важное решение насчет импорта зарубежной продукции.
— Хотите, я поведаю вам о его дальнейшей судьбе?
— Я не стану вас слушать!
— Я пошутил.
— Тогда давайте выпьем за это.
Они выпили еще по одной.
— Вы, наверное, хотите узнать, зачем я сюда приехал, — сказал наконец Клейтон.
Гомес пожал плечами.
— Честно говоря, меня это особенно и не интересует.
— Я люблю пустынные места. Разве можно сравнить их с городом? Только там ты понимаешь, что такое жизнь, не то что в городах. Можешь потрогать любую вещь, приподнять ее и посмотреть, что под ней, не смущаясь тем, что кто-то будет наблюдать за тобой.
— У нас говорят, — сказал Гомес, — если вокруг пустота, есть где разгуляться. Пойдем разгуляемся.
Прежде чем Клейтон успел вымолвить хоть слово, Гомес вышел из бара и, остановившись возле джипа, уставился на беспорядочно брошенные сумки с ярлычками на них. Его губы медленно зашевелились:
— «Лайф». — Он посмотрел на Клейтона. — Даже я знаю, что это такое. Попадая в город, я стараюсь не смотреть ни налево, ни направо, не слушаю радио в барах или магазинах, где отовариваюсь. Но это название я видел на больших журналах. Так ты оттуда?
Клейтон робко кивнул.
Гомес, нахмурившись, принялся рассматривать поблескивавшие на солнце черные металлические предметы.
— Камеры, что ли?
Клейтон кивнул.
— Лежат без футляров. Думаю, ты не все время вез их так, верно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
