И, с трудом протиснувшись мимо толстого итальянца, Дафф пешком забрался на третий этаж. В коридоре было пусто и тихо. Рядом с лифтом ни малейших признаков каких бы то ни было следов. В подавленном настроении инспектор поднялся выше и постучался в сороковой номер. Ему открыла белолицая горничная. В нескольких словах он рассказал ей о случившемся. Девушка обомлела.
— Если бы вы знали, как она этого боялась. Сегодня после обеда только и твердила мне о том, что я должна сделать в случае ее смерти.
— Так, и что же?
— Во-первых, перевезти их с мужем тела в Соединенные Штаты. А во-вторых, известить ее друзей в Нью-Йорке.
— Друзей или родных?
— Я никогда не слыхала, чтобы она упоминала хоть о какой-нибудь родне.
— У мистера Хенвуда, очевидно, тоже не было родственников? Ладно… Я попрошу вас дать мне список людей, которым следует разослать телеграммы. А потом спуститься вниз и разыскать директора гостиницы. Сообщите ему, что я нахожусь здесь. Скоро сюда принесут тело…
— Извините, а вы инспектор Дафф?
— Да.
— Моя госпожа говорила о вас…
Горничная удалилась, закрыв за собой дверь. Дафф перешел в гостиную. Письмо Сибиллы Конвей жгло ему карман, но сперва он решил обыскать апартаменты, поскольку с появлением итальянской полиции полностью утратил бы свободу действий. Инспектор работал быстро и методически: проверил ящик за ящиком, потом чемоданы. Он очень торопился. И вдруг, нагнувшись над сумочкой Сибиллы в ее спальне, почувствовал, что за ним наблюдают: на пороге стоял майор городской полиции. На его смуглом лице читалось удивление и неудовольствие.
— Кажется, сеньор обыскивает эти комнаты? — спросил он.
— Инспектор Дафф из Скотленд-Ярда, — представился детектив. — Английский консул может это засвидетельствовать.
— Из Скотленд-Ярда? — Магическое название произвело впечатление на полицейского. — Вы находились с сеньорой, когда ее убили?
— Да, — кивнул Дафф. — Неприятно в этом сознаваться. Я попал в очень неудобное положение… Может, присядете?
— Предпочитаю стоять, — ответил майор.
«Очевидно, в таком мундире сесть нелегко», — подумал Дафф, а вслух произнес:
— Как угодно. Позвольте, я изложу вам подробности случившегося.
Сжато, насколько возможно, он ознакомил майора с предшествующими событиями и объяснил роль Сибиллы Конвей. Инспектор говорил общими фразами, еще не зная, стоит ли привлекать итальянскую полицию к совместным действиям. О группе Лофтона, поселившейся в гостинице, он не обмолвился ни одним словом.
Итальянец выслушал его с каменным лицом и в конце серьезно кивнул головой.
— Я вам весьма благодарен. Надеюсь, при отъезде из Сан-Ремо вы поставите меня в известность?
— Естественно! — Дафф хмуро улыбнулся.
— Ну а что вы нашли при обыске?
— Ничего, — быстро ответил Дафф. — Совершенно ничего.
С минуту оба молча смотрели друг на друга. Однако солидный вид инспектора внушал доверие. Так что итальянец вежливо откланялся.
— Буду счастлив опять с вами увидеться.
Итак, полиция отступила.
Дафф с облегчением вернулся в свою комнату, чтобы прочитать наконец письмо, полученное от Сибиллы Конвей за несколько минут до ее смерти. Он запер дверь на ключ, придвинул кресло ближе к лампе и вытащил из кармана конверт, датированный пятнадцатым февраля: через восемь дней после убийства Дрейка, перед самым отъездом группы Лофтона в Париж. Дафф нетерпеливо принялся за чтение.
«Дорогая Сибилла!
По конверту ты видишь, что я в Лондоне, приехал сюда с экскурсией, о которой уже писал из Нью-Йорка. Она должна была принести мне отдых, покой и разрядку. Но увы, это путешествие стало источником самых ужасных переживаний, какие только можно представить. В нем принимает участие Тим Эвер! Это обнаружилось утром седьмого февраля, неделю назад, при удивительных обстоятельствах. Поднимаясь на палубу теплохода в Нью-Йорке, я еще не был знаком ни с одним участником экскурсии. Слышал только, что сопровождает ее доктор Лофтон: он собирал нас перед отъездом на палубе. Я со всеми поздоровался, но Тима Эвера не узнал. Ничего удивительного, ведь я встречался с ним лишь один раз при свете тусклой керосиновой лампы в твоей комнате. Прошло столько лет! Короче, я всем пожал руку, в том числе и Тиму Эверу, который когда-то поклялся убить меня и тебя.
Я ничего не подозревал и никаких скверных предчувствий у меня не было. Плавание получилось невеселое. Я почти не выходил из каюты, только на короткие вечерние прогулки по палубе, да еще в Саутхемптоне. Даже в Лондоне я ни о чем сперва не догадался! Вечером шестого февраля, когда я отдыхал в салоне, ко мне подошел один участник экскурсии, симпатичный глухой старик из Детройта, Хьюго Моррис Дрейк. Мы разговорились. Я рассказал ему о своей болезни и поведал, как в последнее время страдаю от бессонницы, поскольку в соседней комнате кто-то взял моду заниматься чтением вслух. А потом пожаловался, что и теперь с ужасом думаю о постели, заранее зная, что мне опять не дадут отдохнуть. Тогда у мистера Дрейка мелькнула замечательная мысль: поменяться на ночь комнатами, поскольку глухота в подобных случаях выручает. Оказалось, что он живет в соседней и этот обмен не доставит никаких хлопот. Я с благодарностью принял его предложение. Поднимаясь наверх, мы условились, что меняемся только постелями, не трогая других вещей. Так и сделали. Я улегся в кровать Дрейка и принял снотворное. Лекарство и непривычная тишина сделали свое дело: я спал, как ребенок. Проснувшись в половине седьмого, я вспомнил, что Дрейк просил разбудить его пораньше, открыл дверь, соединявшую наши комнаты, и вошел в свой собственный номер… На кресле аккуратно висела одежда, на столе лежал слуховой аппарат. А в постели я увидел Дрейка, задушенного ремнем от чемодана… Я буквально оцепенел. Но тут заметил на одеяле замшевый мешочек. Помнишь? Один из тех, что мы вручили Тиму Эверу. Их было два, верно? Я попытался сосредоточиться. Решение могло быть одно: значит, Тим находится в «Бруме». Он узнал меня и, решив привести в исполнение давнюю угрозу, забрался в мою комнату. Только в ту ночь она была не моей. И бедный, глухой Хьюго Дрейк, оказавший мне услугу, погиб! Ужасное положение! Однако нужно было взять себя в руки. Дрейку я бы уже ничем не помог. А оставлять его в моей кровати казалось безумием.
Как бы я смог объяснить все это? Я перенес старика в соседнюю комнату и положил в его собственную постель. Мешочек с камешками, который имел значение только для Эвера и нас, я бросил рядом с телом, даже улыбнувшись при этом. Улыбнувшись от того, что Эвер носил его столько лет, и в результате вещь не попала по назначению. Правда, у него еще остался второй мешочек. Проверив, нет ли кого-нибудь в коридоре, я снова проскользнул в спальню Дрейка и запер дверь между комнатами с его стороны. Слуховой аппарат я тоже перенес, предварительно протерев. Ну а потом вернулся к себе обычным путем. И тут я вспомнил о коридорном, который накануне приносил Дрейку каблограмму. Ведь он знал о замене комнат! Пришлось его подкупить. Это было нетрудно.
Уже позднее, в гостиной, в ожидании завтрака, я узнал Тима Эвера! Его глаза! Есть в глазах у людей нечто, что никогда не изменяется. К нам еще должен был подойти инспектор из Скотленд-Ярда. И вдруг на пороге появился Тим Эвер! Сейчас он путешествует под другой фамилией Пока инспектор задавал свои вопросы, я думал о том, как мне поступить? Прервать путешествие было нельзя. Мои нервы не выдержали бы расследования, которое бы началось вслед за таким поступком, потом бы меня арествовали, и вся эта злосчастная история открылась. Нет, я должен был выстоячь, путешествуя с человеком, решившим меня убить. Другого выхода я не видел. Целую неделю я приваливал к дверям мебель и напрасно старался засыпать. Постепенно у меня созрел план защиты. Мне следовало заявить Эверу, будто в определенном месте я спрятал запечатанный конверт с подробностями всего дела. И будто в нем указана его фамилия, фамилия моего убийцы!
Это должно было его сдержать, хотя бы на время. Я приготовил такой конверт, но в короткой записке не назвал фамилии Эвера. Я не мог допустить, чтобы старая история всплыла на поверхность, даже в том случае, если его месть настигнет меня. Скандал разрушил бы твою карьеру, любовь моя! Я хотел этого избежать, ведь я так гордился тобой! Конверт получил от меня один из членов группы, которого трудно было заподозрить в его хранении.
Потом я встретил Эвера в холле, присел рядом и равнодушно, точно о погоде, рассказал ему о письме. Он смотрел на меня, не отвечая. Я же предупредил, что в
записке обозначена его фамилия. Путешествовать я собирался только до Ниццы. И почему-то был уверен, что за такое короткое время он ничего не предпримет. Ведь на него тоже подействовала история с Дрейком. Когда мы доберемся до Ниццы, я немедленно оставлю группу и приеду к тебе в Сан-Ремо. Скотленд-Ярд пока прекратил расследование. Впрочем, у них и так нет оснований для моего ареста. Однако некоторое время нам придется скрываться, пока опасность не минует окончательно. Зато теперь наша с тобой размолвка утрясется.
