– Благодарю вас, леди, – сказал Мид, и на его обычно мрачном лице появилось подобие улыбки. – Я попробую сделать так, как вы мне посоветовали.
Кили нашла Одо и Хью у конюшен. Братья обрадовались и облегченно вздохнули, увидев ее.
– Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше? – спросил Одо.
– Да, намного, – ответила Кили улыбаясь. – А как у вас дела?
– У твоего отца великолепный повар, – ответил Хью, поглаживая себя по животу. – Мы так наелись, что с трудом двигаемся.
– Герцог мне не отец, – возразила Кили. – Он всего лишь способствовал моему появлению на свет.
– Послушай, малышка… – начал было Одо, но тут же замолчал, увидев, как Кили, не желавшая слушать нравоучения, нахмурилась.
Но тут в разговор вмешался Хью.
– Что-то я не пойму, – с недоумением сказал он, почесав затылок. – Разве отец и тот, кто способствовал твоему появлению на свет, не одно и то же лицо?
– Идиот, – пробормотал Одо и, дав брату затрещину, повернулся к Кили. – Что мы будем делать с этим графом? Он живет по соседству.
– Нам нечего его опасаться, – заявила Кили, хотя у нее не было полной уверенности в том, что угроза разоблачения миновала. – Я наложила на него заклятие, которое должно заставить его обо всем забыть. Думаю, что здесь, во владениях его сиятельства, вы находитесь в полной безопасности. А где Мерлин? Я хочу ее видеть.
Одо и Хью провели Кили на конюшню, где в одном из стойл, с правой стороны, она увидела Мерлин. Лошадь заржала, приветствуя хозяйку.
– Надеюсь, ты хорошо вела себя? – спросила Кили с улыбкой и погладила ее по шее.
Мерлин, которую подарил ей Рис, напомнила Кили о родине, и девушку охватила тоска по дому.
– Как я хочу уехать отсюда и вернуться в Уэльс! – воскликнула она, повернувшись к кузенам.
– Но там Мэдок, – напомнил ей Хью.
– Рис защитит меня от него, – заявила Кили.
– Нет, ты не можешь уехать отсюда, – возразил Одо. – Ты ведь только что обрела своего отца.
– Герцог кажется мне совершенно чужим человеком, – промолвила Кили, и из ее глаз хлынули слезы. – И я тоже всем чужая здесь.
«Я везде чужая», – подумала Кили.
– Подожди немного, все уладится. Вот увидишь, – сказал Одо.
– Хорошо. А вы останетесь здесь со мной?
– Конечно, мы не покинем тебя, – заверил ее Одо.
– У герцога в саду растут чудесные дубы, – заметил Хью, смахивая слезинку со щеки сестры.
– Я должна познакомиться с ними, – сразу же воспряла духом Кили, просияв от радости.
Обняв на прощание Мерлин и поцеловав кузенов, она вышла из конюшни.
Осень раскрасила деревья в саду герцога в яркие цвета – оранжевый, золотистый, багряный. А армия садовников, придя на помощь природе, дополнила эту гамму другими тонами. На ухоженных клумбах цвели хризантемы разнообразных оттенков, бархатцы, львиный зев, нежные примулы. На грядках росли свекла, краснокочанная капуста, морковь.
Кили глубоко вздохнула, любуясь разнообразием красок. Осень всегда волновала ее, напоминая о Сэмуинне – начале цикла жизни и друидов, когда ворота года распахиваются и прошлое встречается с будущим. В этот период на три дня исчезает тонкая завеса, отделяющая этот мир от мира потустороннего. Сэмуинн в нынешнем году был особенно важен для Кили, потому что Меган обещала встретиться с ней.
Погуляв по саду и дотронувшись до каждого дуба в знак приветствия, Кили присела на каменную скамью и глубоко задумалась. Герцог сразу же признал ее своей дочерью. Почему же она не могла относиться к нему с тем уважением, которого он заслуживал? Чувство неприязни и подозрительность были несвойственны Кили, и она сама страдала от них.
С того печального дня, когда пятилетняя Кили впервые задумалась о том, кто ее настоящий отец, много воды утекло. Но ей казалось, что все это было только вчера…
Закончив плести первый в своей жизни венок из дубовых листьев, маленькая Кили бросилась навстречу отцу, шагавшему по внутреннему двору замка, думая, что он обрадуется ее успехам.
– Папа! – крикнула Кили, пробираясь сквозь толпу приближенных Ллойда. – Я хочу сделать тебе подарок!
И она протянула Мэдоку венок.
– Никогда не называй меня папой! – взревел Мэдок и прошел мимо, бросив на ходу: – Ты незаконнорожденная!
Сердце Кили пронзила боль, от обиды девочка расплакалась. Что она натворила на этот раз? Почему папа ее не любит? Длинная тень упала на землю, и Кили, подняв глаза, увидела перед собой Риса, которому было тогда двенадцать лет.
– Ты мне брат или нет? – спросила она его, задыхаясь от слез.
– Не обращай на него внимания, – сказал Рис, присаживаясь на корточки перед маленькой Кили. – Я твой брат и всегда останусь им. Можно, я надену этот милый веночек?
Кили улыбнулась сквозь слезы, но у нее все еще дрожали губы от обиды, когда она надела Рису венок на шею.
– Рис, – прошептала она, – что такое незаконнорожденная?
Но прежде чем он успел ответить, рядом с Кили раздался еще один мальчишеский голос:
– А я – навсегда твой кузен.
Оглянувшись, Кили увидела двенадцатилетнего Одо.
– И я тоже, – сказал десятилетний Хью.
– Ну ты и идиот! – воскликнул Одо. – Если я – ее кузен, то, конечно, и ты тоже.
– Ладно, ладно, но зачем же драться? – захныкал Хью.
– Как еще я могу выбить дурь из твоей тупой башки?
– Так ты скорее вышибешь мне все мозги, – заявил Хью.
– Да у тебя их и в помине нет! – парировал Одо.
Кили засмеялась, почти забыв свою обиду. Кузены часто вели себя нелепо, но Кили искренне любила их.
– Сплети и мне венок, – попросил Одо.
– И мне тоже, – сказал Хью.
– Мне первому, я старше! – воскликнул Одо.
– А я красивее!
Кили взглянула на Риса.
– Ты меня любишь? – спросила она, заглядывая ему в глаза.
– Да, очень.
Рис обнял ее и крепко прижал к груди. Кили положила ему голову на плечо и тут заметила, что Мэдок с мрачным выражением лица наблюдает за ними издали.
– Вы плачете, моя красавица? – раздался рядом с Кили знакомый голос.
Вздрогнув от неожиданности, она подняла голову и увидела графа Бэзилдона.
– Что вы здесь делаете? – спросила девушка. Ричард приподнял бровь в недоумении.
– Я здесь живу. Разве вы забыли?
– Нет, вы живете… – начала Кили, однако ей самой не нравился ее грубый тон и неучтивое поведение.
– Вон там, – закончил за нее Ричард, показав на соседние владения, примыкавшие к саду герцога.
– Его сиятельство сейчас находится в доме, – сказала Кили.
– Его сиятельство? – удивленно переспросил Ричард. – Вы так официально называете своего отца?
Не желая продолжать разговор с графом, Кили отвернулась от него, делая вид, что он ей глубоко безразличен, хотя сердце ее учащенно забилось в груди. Граф представлял собой опасность для ее кузенов, но Кили беспокоилась прежде всего о сохранении собственного душевного покоя. Она боялась, что мужественная красота графа может ослепить ее, ведь женщине нетрудно утонуть в бездонном омуте его изумрудно-зеленых глаз.
