— Я думаю, ты прав. Это хорошая мысль.
— Полковник имеет над нами абсолютную власть. Но она обращается с каждым одинаково ровно. И если она решила сыграть такую шутку, значит, любит тебя, Дэн.
— Может быть, ты и прав, Хенриксон. Но ведь это не значит, что я тоже должен любить ее?
Хенриксон положил руку на плечо своего нового друга.
— Раньше хоть одна женщина обращалась с тобой так?
— Да, — ответил Грант, подумав немного. — Моя жена.
— И как ты поступил?
— Я развелся с ней!
Хенриксон улыбнулся.
— Ну, чтобы сделать это, тебе придется жениться на полковнике! По уставу капитан корабля имеет право регистрировать браки.
— Жениться... Хенриксон, я уже не знаю, у кого из нас более колючий юмор, у тебя или у меня.
— Судя по тому, что я услышал, похоже, что у полковника. Мне она свой голографический трюк не показывала. Пока еще.
— Должно быть, она не любит тебя, Хенриксон.
— Думаю, что да.
Капрал кивнул в знак прощания и направился к выходу из раздевалки.
— Ты везучий парень, Ларе.
— Посмотрим, Дэн, посмотрим.
С этими словами великан вышел.
Грант вздохнул. Ему наконец удалось справиться с ботинками и собраться с мыслями.
Следующая остановка — его ученые и маленький секретный проект, которым они занимаются. Если получится, он вновь будет в седле!
Глава 10
— Как мы идем, капитан? — спросила полковник Козловски.
Человек, к которому она обратилась, сидел к ней спиной. Согнувшись над пультом, он наблюдал только за движением своих рук. Спереди, справа и слева от него сверкали лампочками индикаторные панели. На жидкокристаллических экранах переливались различными оттенками пятна и точки, повинуясь командам компьютера. И над всем этим возвышалась крупная выпуклая лысина капитана, делавшая его голову похожей на яйцо с венчиком волос.
— Прекрасно, полковник, — ответил он монотонным голосом. — Мы почти у финиша.
Его локти и лысина энергично двигались.
«Чем он занимается, — думала Козловски. — Проверкой телеметрических данных? Диагностикой систем „Рэзии“ и ее конструктивной прочности после прохода через неэйнштейновы плоскости искривленного пространства?»
Еще несколько быстрых движений рук, и капитан повернулся к ней.
— Так что вам угодно, полковник?
Теперь Козловски увидела, что руки капитана скользили отнюдь не по клавиатуре пульта управления. Они сжимали карандаш и сборник кроссвордов. Почти все клетки кроссворда были уже заполнены.
— Оригинальная форма доклада, капитан, — холодно произнесла Козловски.
Бледное лицо капитана оставалось бесстрастным. Он нехотя захлопнул брошюру и вставил карандаш за большое волосатое ухо, после чего сложил руки на груди.
— Вы забываете, полковник, об одном обстоятельстве. Вы хорошо выспались, а я вышел из гиперсна две недели назад, чтобы все проверить и подготовить. Это моя работа. Мне нужно что-то, чтобы не сойти с ума от скуки, — маленькое невинное развлечение. У меня целая библиотека таких сборников. За двадцать лет в космических войсках я решил немало кроссвордов. На будущий год я выйду в отставку и куплю маленькую птицеферму в какой-нибудь колонии. И тогда уже никакие силы не заставят меня заглянуть внутрь межзвездного корабля или книжки с кроссвордами.
— Только во внутренности курочек.
Капитана звали Гастингс. Филлип Гастингс. Он пожал плечами:
— Древние греки по внутренностям птиц предсказывали будущее. Интересно, что бы они предсказали нам сейчас?
— Множество выпотрошенных жуков, я надеюсь. Судя по вашему бездействию, у нас все в порядке, системы работают нормально и мы на расчетном курсе, не так ли?
— У нас есть целый штат пилотов, штурманов и бортинженеров, чтобы следить за всем этим, полковник. Я же осуществляю общее руководство полетом.
Гастингс выглядел как отставной солдат: выпуклое брюшко, складчатый подбородок, дряблая мускулатура и потухший взгляд. Судя по его виду, после выхода в отставку он не будет выращивать цыплят. Скорее всего он начнет пить, и очень серьезно.
И все же Козловски, равно как и Дэниел Грант, получили заверения высшего начальства, что это лучший из всех капитанов и что на его внешность не стоит обращать внимания.
— Так чем могу быть полезен, полковник?
— Я собираюсь провести инструктаж со своими солдатами и подумала, что вы тоже могли бы послушать.
— Чего это ради? И не подумаю.
— Лекция будет познавательная. Жуки распространяются по вселенной, как вы знаете, — и разносят эту заразу наши космические корабли. Мне кажется, вам будет полезно узнать о некоторых превентивных мерах.
— Благодарю вас, полковник. Вы будете записывать свою лекцию на видео?
— Да, конечно.
— В таком случае я посмотрю ее как-нибудь потом.
— Еще один квадратный километр кроссвордов перед сном?
Гастингс почесал нос.
— Что-то вроде этого.
— Я командую экспедицией, капитан, и могу просто приказать вам.
— Тогда бы вы уже это сделали, не так ли? А вы вместо этого предложили мне выбор, и я этой возможностью воспользовался. — Он склонился над одним из жидкокристаллических дисплеев. — Кроме того, мы вошли в планетарную систему, почти незнакомую, и здесь нас могут поджидать всяческие сюрпризы — гравитационные аномалии, черные дыры... наконец, просто метеоритные дожди, кометы, астроиды. В такое время я предпочитаю не отходить далеко от пульта управления артиллерией. Ну и кроме того, мне осталось разгадать еще пару кроссвордов.
Козловски очень хотелось устроить разнос Гастингсу, но он выдвинул убедительные оправдания, и ей не оставалось ничего другого, как пожалеть, что адмирал не предложил ей более покладистого капитана.
— Ладно уж, смотрите, чтобы мы не врезались в какое-нибудь небесное тело.
При этих словах Гастингс тут же взглянул на левый экран, полный мигающих точек.
— Никаких небесных тел вблизи от нас нет.
Он открыл брошюру с кроссвордами и углубился в свое занятие.
Козловски круто повернулась и вышла. Она бы хлопнула дверью, если бы они не работали автоматически.
Прежде всего Алекс отправилась в свою каюту. Она подошла к умывальнику и плеснула на лицо холодной воды. Из головы не выходили сомнения: правильно ли она поступила? Может быть, все-таки следовало приказать Гастингсу явиться на инструктаж?
Конечно, по большому счету, он прав, и ему не обязательно присутствовать на таких собраниях. Но апатия и вялость Гастингса, отсутствие интереса, наконец, просто вызывающее поведение не могли не раздражать Козловски. Она здесь командир, и он должен выполнять не только то, что она скажет, но даже и то, что она только подумает.
Алекс вытерла лицо полотенцем и взглянула в зеркало. Выглядела она растерянной.
За много световых лет от дома.
Она сражалась за свою планету уже многие годы, выучилась основам космических полетов и теперь могла дать бой чужим на их территории. Но почему же, подобно мифологическому существу, она чувствует теперь, что теряет силы, оторвавшись от матери-земли?
Ерунда, конечно. Глупости и ребячество. Просто небольшой нервный срыв. Алекс понимала, что она — боевая машина, которую перебрасывают с одного театра военных действий на другой.
И все же откуда вдруг такая тоска по дому?
Алекс вышла из гиперсна на целых двое суток раньше остальных, и у нее было достаточно времени, чтобы сделать кое-какие расчеты на тактическом компьютере и просто отойти от долгого сна. Погрузившись в карты, цифры и планы, в который раз перепроверив и взвесив имеющееся оружие и боеприпасы, она вновь очутилась в своем маленьком мире.
Однако теперь, когда начали просыпаться солдаты, она вдруг потеряла былую уверенность в себе.
Тридцать десантников должны будут спуститься в самую гущу из тысяч, а может быть, и миллионов созданий, каждое из которых способно привести в ужас даже библейских чертей. И это с едва опробованными, по сути экспериментальными образцами оружия.
«Спокойно, девочка, — сказала она себе. — Эту пьесу надо снять с репертуара раз и навсегда».
По сути, нет особых причин для сомнений. Это уже не первый налет на планету Рой. Естественно, были потери. Но были и вернувшиеся живыми. Алекс изучила их рапорты. Уилкс, Билли, кажется. То, что он описал, ужасно.
Но Козловски и не строила иллюзий. Если уж ты играешь картами из колоды чужих, готовься к потерям. Но теперь, в ее первой большой внеземной операции, глядя на просыпавшихся и потягивающихся солдат, так сказать, оттаивающих, и видя в их глазах удивление, переходящее по мере осознания реальности в страх, она не могла не чувствовать то же самое — незащищенность, уязвимость всех и каждого. Включая и этого паршивца Гранта.
Такого не было с ней со времени гибели Питера Майклза. Откуда вдруг эта сентиментальность?
