— Во что это выльется конкретно? — спросил Майлз. — В новые выборы?
— Возможно, — с видом знатока произнёс Говард, — но сомнительно. Это так называемая случайная вакансия. Если орган местного самоуправления не требует новых выборов, то… хотя, повторяю, нельзя недооценивать Бен-Задиру… если она не сможет заручиться поддержкой девяти доброхотов, чтобы потребовать народного волеизъявления, мы просто кооптируем нового члена совета. Для ратификации такого решения нам понадобятся девять голосов. Девять голосов — это кворум. Срок Фейрбразера истекает только через три года. Есть за что побороться. Можно изменить весь ход событий, если на место Фейрбразера посадить нашего человека.
Говард барабанил толстыми пальцами по своему бокалу, глядя через стол на сына. Ширли и Морин тоже поедали его глазами, а Майлз, как заметила Саманта, уставился ответным взглядом на отца, словно большой, жирный лабрадор в ожидании подачки.
На трезвую голову Саманта, возможно, чуть быстрее могла бы сообразить, о чём идёт речь и почему в воздухе витает праздничное настроение. Она расслабилась от вина, но сейчас вдруг поняла, что это ей мешает, потому как язык сделался непослушным после выпитой бутылки и долгого молчания. Так что она не рискнула высказаться вслух.
«Майлз, чёрт тебя дери, скажи им, что ты должен сперва посоветоваться со мной».
VII
Тесса Уолл не собиралась засиживаться у Мэри — она всегда нервничала, оставляя мужа и сына вдвоём, но получилось так, что её визит растянулся на два часа. У Фейрбразеров некуда было ступить от раскладушек и спальных мешков; родня сомкнула ряды, чтобы заполнить брешь, нанесённую смертью, но никакое шумное оживление не могло скрыть ту пропасть, которая осталась после ухода Барри.
Впервые после смерти их друга оставшись наедине со своими мыслями, Тесса брела в темноте назад по Чёрч-роу; ноги болели; кардиган не спасал от холода. Тишину нарушал только перестук её деревянных бус да ещё телевизионный шум, доносившийся из домов.
Неожиданно для себя Тесса подумала: «Интересно, Барри знал?..»
Раньше ей не приходило в голову, что Колин мог поделиться с Барри главной тайной её жизни, гнильцой, лежащей в основе их брака. Они с Колином никогда об этом не заговаривали (хотя какие-то отзвуки, случалось, мелькали в их беседах, особенно в последнее время).
Сегодня вечером ей показалось, что при упоминании Пупса Мэри стрельнула взглядом в её сторону…
«Ты переутомилась, вот и выдумываешь всякую ерунду», — одёрнула себя Тесса. Колин был настолько скрытен, настолько замкнут, что никогда бы не проболтался, даже в разговорах с Барри, которого боготворил. Тесса с ужасом думала, что Барри всё же мог знать… а его доброта по отношению к Колину рождалась из сожаления к тому, что сделала она, Тесса.
Когда она вошла в дом, по телевидению передавали выпуск новостей; Колин в очках сидел в гостиной. На коленях у него была стопка каких-то распечаток, а в руке — авторучка. К облегчению Тессы, Пупса поблизости не было.
— Как она? — спросил Колин.
— Да ты знаешь… не блестяще, — ответила Тесса. Опустившись в старое кресло, она блаженно застонала и сбросила стоптанные туфли. — Но брат Барри — это чудо.
— В каком смысле?
— Ну… понимаешь… он так её поддерживает.
Закрыв глаза, Тесса массировала переносицу и веки большим и указательным пальцем.
— Мне он всегда казался слегка ненадёжным, — донёсся до неё голос Колина.
— В самом деле? — удивилась Тесса из добровольного мрака.
— Да. Помнишь, он обещал приехать, чтобы судить встречу с пакстонской школой? А сам отказался буквально за полчаса. Пришлось Бейтману ехать.
Тесса с трудом удержалась, чтобы его не одёрнуть. У Колина была привычка делать безапелляционные выводы на основе первых впечатлений или единичных случаев. Казалось, он не способен постичь безбрежную изменчивость человеческой природы и понять, что за неприглядной видимостью скрывается порой бурный и неповторимый мир — вот как у него.
— Во всяком случае, он с детьми прекрасно ладит, — осторожно выговорила Тесса. — Пойду-ка я спать.
Она не двинулась с места и лишь сосредоточилась на своих болячках: ноги, поясница, плечи.
— Тесс, я тут подумал…
— Мм?
За линзами очков глаза Колина делались маленькими, как у крота, отчего высокий шишковатый лоб с залысинами казался необъятным.
— Всё, за что ратовал Барри в местном совете. Всё, за что он боролся. Филдс. Наркологическая клиника. Я весь день думал. — Он сделал глубокий вдох. — И так сказать, решил продолжить его дело.
Дурные предчувствия пригвоздили Тессу к креслу, на миг лишив её дара речи. Усилием воли она сохранила профессионально-спокойное выражение.
— Не сомневаюсь, Барри был бы доволен, — сказал Колин.
В его странно взволнованном голосе сквозили вызывающие ноты.
«Никогда, — предельно честно сказала про себя Тесса, — никогда, ни на одну секунду Барри не допустил бы такой мысли. Кто-кто, а он прекрасно знал, что ты меньше всего подходишь на эту роль».
— Боже, — произнесла она вслух. — Я понимаю, Барри был очень… Но это огромная ответственность, Колин. К тому же Парминдер остаётся на своём месте и сделает всё, чтобы довершить начатое Барри.
«Нужно было сразу ей позвонить, — упрекнула себя Тесса и почувствовала угрызения совести. — Господи, почему же я ей не позвонила?»
— Но её надо поддержать; в одиночку ей там не выстоять, — возразил Колин. — Ручаюсь, что Говард Моллисон прямо сейчас выбирает кого-нибудь из своих марионеток на замену Барри. А может, уже и…
— Оставь, Колин…
— Готов поспорить! Ты же знаешь, что он за фрукт! — Бумаги гладким белым водопадом заскользили с его коленей на пол. — Я хочу сделать это в память о Барри. Начну с того места, где он остановился. Прослежу, чтобы его дело не развеялось в пух и прах. Аргументы мне известны. Барри всегда говорил, что ему открылись возможности, которых в ином случае быть не могло. Сама видишь, сколько он сделал для общего блага. Непременно выставлю свою кандидатуру. Завтра же разузнаю, что для этого требуется.
— Хорошо, — сказала Тесса.
Многолетний опыт подсказывал ей, что в первом порыве энтузиазма Колин неудержим; любое противодействие только добавляло ему настырности. А Колину тот же самый опыт подсказывал, что Тесса вначале для виду соглашается, а потом начинает спорить. Над такими дебатами всегда довлело невысказанное воспоминание о всё той же давно хранимой тайне. Тесса чувствовала, что она у него в долгу. Он чувствовал, что ему должны.
— Я в самом деле хочу этого добиться, Тесса.
— Понимаю, Колин.
Она поднялась с кресла, не зная, хватит ли у неё сил подняться по лестнице.
— Ты спать собираешься?
— Через одну минуту. Мне нужно тут кое-что пролистать.
Он уже собирал с пола страницы с распечатанным текстом; судя по всему, новые планы заряжали его кипучей энергией.
Тесса медленно раздевалась в их общей спальне. Казалось, земное притяжение многократно усилилось, любое движение давалось с трудом — поднять руку, расстегнуть молнию, сделать самое необходимое. Накинув халат, она прошла в ванную и услышала, как наверху топает Пупс. Её одиночество и усталость были результатом бесконечных челночных рейсов между мужем и сыном, которые существовали сами по себе, словно квартирный хозяин и жилец.
Собравшись снять часы, Тесса вспомнила, что ещё вчера не смогла их найти. Сил нет… рассеянная стала… как можно было не позвонить Парминдер? В слезах и тревоге она зашаркала к постели.
Среда
I
В понедельник и вторник Кристал Уидон ночевала у своей подружки Никки, прямо на полу, потому что в пух и прах разругалась с матерью. Началось всё с того, что Кристал, вернувшись с тусовки, застала на пороге Терри и Оббо, которые о чём-то беседовали. В Филдсе все знали этого типа: одутловатая физиономия, беззубая ухмылка, зелёные кружки очков без оправы, засаленная кожаная куртка.
— Заныкаешь у себя на пару деньков, ага, Тер? Внакладе не останешься, ага?
— Чего это она должна заныкать? — взвилась Кристал.
Робби протиснулся между ногами Терри и крепко обхватил Кристал за коленки. Робби не любил, когда в дом приходили мужчины. И в общем, не без оснований.
— Да ничего. Кампутеры.
— Не смей, — бросила ей Кристал, опасаясь, как бы у матери не завелись свободные деньги.
Но Оббо, как она подозревала, собирался расплатиться с Терри не деньгами, а сразу — пакетиком герыча.
— Не смей их брать.
Но Терри уже сказала «да». Сколько помнила Кристал, её мамаша никому не могла отказать — она вечно соглашалась, поддакивала, прогибалась: «ага, пойдёт; ладно, давай; вот, держи; да не вопрос».
