Литература:
Андросов В. П. Нагарджуна и его учение. М., 1990;
Игнатович А. Н. Буддизм в Японии. Очерк ранней истории. Гл. 3. Разд. «Трактаты», «Учение школы Санрон». М., 1987;
Лепехов С. Ю. Идеи шуньявады в коротких сутрах Праджняпарамиты // Психологические аспекты буддизма. Новосибирск, 1991;
Рудой В. И. Введение в буддийскую философию // Васубандху. Абхидхармакоша (Энциклопедия Абхидхармы). Ч. I. Анализ по классам элементов / Пер., предисл., коммент. В. И. Рудого. М., 1990;
Щербатской Ф. И. Концепция буддийской нирваны //
Щербатской Ф. И. Избранные труды по буддизму. М., 1988.
МАНДАЛА (букв.: «круг») — сложная трехмерная (хотя существуют и иконы, изображающие мандалы) модель психокосма в аспекте пробужденного сознания того или иного Будды или бодхисаттвы (его изображение обычно помещается в центре мандалы). Йогин визуализирует ее, строит как бы внутреннюю мандалу в своем сознании, которая потом актом проекции совмещается с внешней мандалой, пресуществляя окружающий йогина мир в мир божественный, а точнее, изменяя сознание йогина таким образом, что оно начинает развертываться на ином уровне, соответствующем уровню развертывания сознания божества мандалы; это уже больше не «мир пыли и грязи», а Чистая Земля, «Поле Будды». Попутно отметим, что существовали даже грандиозные храмовые комплексы, построенные в форме мандалы. По мнению многих исследователей, таков, например, знаменитый индонезийский монастырь Боробудур, представляющий собой гигантскую мандалу в камне.
См. литературу к статье Ваджраяна (Тантрический буддизм).
Тибетская мандала
МАХАСИДДХИ («великие совершенные») — тантрические йогины и святые, особенно почитаемые в странах распространения тибето-монгольского буддизма.
Ранний буддизм во многом формировался в рамках протеста живого религиозного и нравственного чувства против застывшего брахманского догматизма и ритуализма, против снобистской гордыни «дваждырожденных». Но ко времени появления Ваджраяны (см.) уже в самом буддизме, как широко распространенной и процветающей религии, появилось собственное внешнее благочестие, зачарованное своей праведностью и добродетелями, обретенными в стенах монастырей; возникла монашеская элита, подменившая дух учения Пробужденного скрупулезным следованием букве монастырских уставов и формальных предписаний. Это постепенное угасание живого религиозного импульса побудило ряд последователей буддизма бросить вызов традиционному монашескому образу жизни во имя возрождения духа учения Будды, противного формализму и догматической омертвелости и базирующегося на непосредственном йогическом опыте. Данная тенденция нашла наивысшее выражение в образах махасиддхов, людей, которые предпочли опыт индивидуального отшельничества и йогического совершенствования монастырской замкнутости. В образах махасиддхов много гротескного, юродствующего, порой шокирующего среднего обывателя с его расхожими представлениями о святости и благочестии.
Махасиддхи были прежде всего практиками, йогинами, которых интересовало именно скорейшее достижение религиозной цели, а не схоластические тонкости интерпретации Дхармы и ставшие самоцелью бесконечные дискуссии о них в монастырских центрах. Йогины махасиддхи не связывали себя принятием формальных обетов, вели свободный образ жизни и даже внешне, своими длинными волосами (а иногда и бородами), отличались от бритых монахов (интересно, что и сейчас во время совершения тантрических ритуалов в дацанах Монголии и Бурятии ламы-монахи одевают на свои бритые или коротко подстриженные головы парики с характерной прической йогинов Ваджраяны, становясь при этом временно как бы мирянами). Не имея догматических предубеждений, они свободно общались с такими же, как и они, индуистскими йогинами, презревшими ограничения брахманской ортодоксии, что приводило к неограниченному обмену идеями и методами йогической практики. По-видимому, именно в этой среде и формировались приемы и образы, характерные для тантр класса наивысшей йоги (расцвет движения махасиддхов — Х-ХII в.), усвоенные много позднее и в не совсем полном объеме монастырским буддизмом.
Говоря о доктринальном аспекте учения махасиддхов, важно отметить, что в поздних тантрах и текстах, связанных с именами махасиддхов, появляется понятие Адибудды (Изначального, или Превечного Будды), персонификации единого абсолютного Ума, объемлющего собой все бытие (Дхармовый мир — дхармадхату), как сансару, так и нирвану, а многие йога-тантры (например, очень популярная в Китае и Японии «Махавайрочана тантра») говорят о «Великом Я» (махатман) как синониме Дхармового Тела Будды. Недвойственная Дхармакая зачастую описывается в этих текстах в тех же терминах, что и божественный Атман упанишад и других брахманских сочинений, а иногда даже прямо называется именами индуистских богов (Вишну, Шивы, Брахмы и т. д.
Наибольшее представление о практике махасиддхов дают так называемые «шесть йог Наропы» (см. статью «Йога»).
Житийная литература, описывающая деяния махасиддхов, представлена в сочинении Абхаядатты (XII в.) «Львы Будды. Жизнеописания восьмидесяти четырех сиддхов». Наиболее известные махасиддхи — Тилопа, Наропа, Вирупа и Сараха. Махасиддхой в тибетской традиции считается также Нагарджуна (см.).
См. литературу к статье Ваджраяна (Тантрический буддизм).
МАХАЯНА (Великая Колесница) — одно из основных направлений буддизма, также называемое северным буддизмом. Махаяна распространена в гималайском регионе, Тибете, Монголии, Китае, Корее, Японии, Вьетнаме и на территории Российской Федерации (Бурятия, Калмыкия, Тыва и ряд других регионов).
Махаяна восходит к ранним буддийским традициям махасангхиков и локоттаравадинов. Начало ее формирования как самостоятельного направления относится к I в. до н. э. — I в. н. э., когда появляются первые махаянские сутры: тексты праджня-парамиты (см. «Парамита»). Главным в Махаяне является идеал бодхисаттвы (см.), основанный на бодхичитте (см.), а также метафизическое понимание природы Будды (см. Будда).
В отличие от южного буддизма, или Тхеравады (см. «Хинаяна»), для Махаяны характерен пышный культ и развитая литургика, чин богослужений.
Основными философскими школами Махаяны являются мадхьямака (см.) и йогачара (см.).
В настоящее время существует две ветви Махаяны: дальневосточная, основанная на традиции китайского буддизма (Китай, Корея, Япония, Вьетнам), и тибето-монгольская (Тибет, Монголия, регионы традиционного буддизма в Россини, гималайский регион). Махаянская традиция народа неваров в Непале сохраняет элементы древнеиндийского буддизма, исчезнувшего в Индии в XIII в.
См. литературу к статьям Бодхисаттва, Парамиты, Сутры буддийские.
МГНОВЕННОСТИ ТЕОРИЯ (кшаникавада). Буддизм утверждает, что для сансарического существования характерны следующие характеристики: 1) все непостоянно (анитья); 2) все есть страдание (духкха); 3) все бессущностно, или все лишено самости (анатма); 4) все нечисто (ашубха). Учение о мгновенности непосредственно вытекает из первого тезиса о всеобщности непостоянства. Оно утверждает, что каждая дхарма (и, соответственно, весь комплекс дхарм, то есть живое существо) существует только одно ничтожно малое мгновение, в следующее мгновение заменяясь новой дхармой, причинно обусловленной предыдущей. Как поется в известной песне, «призрачно все в этом мире бушующем, есть только миг, за него и держись. Есть только миг между прошлым и будущим, и именно он называется жизнь».
Таким образом, нельзя не только дважды войти в одну и ту же реку, но нет и того, кто мог бы дважды попытаться это сделать. По существу, каждое новое мгновение существует новая личность, причинно связанная с предыдущей и обусловленная ею.
Таким образом, согласно теории мгновенности, поток дхарм, образующий живое существо, не только континуален, но и дискретен в одно и то же время. Используя современную метафору, его лучше всего сравнить с кинопленкой: она состоит из отдельных кадров, которые, однако, мы не видим, когда смотрим фильм, и воспринимаем его как чистый континуум. При этом различия между двумя соседними кадрами совершенно ничтожны, и они представляются невооруженному взгляду практически тождественными, различия же нарастают и проявляются постепенно. В этом примере каждая новая жизнь — новая серия безначального сериала, нирвана — конец фильма.
Здесь, правда, может возникнуть вопрос: если никакой души нет, то что же тогда перерождается и переходит из жизни в жизнь? Ответ на этот вопрос достаточно парадоксален: ничто не перерождается и не переходит. Вопреки распространенному заблуждению, в буддизме вообще нет учения о перевоплощениях, или реинкарнациях. Человек в буддизме не есть воплощенная душа, как в индуизме. Он — поток состояний дхарм, серия кадров-мгновений. Поэтому профессиональные буддологи стараются избегать таких слов, как «перерождение» или тем более «перевоплощение», и предпочитают говорить о циклическом существовании или чередовании рождений и смертей. Здесь уместны два примера, которые иногда приводят современные проповедники буддизма. Первый пример с бильярдными шарами: кий (кармический импульс санскар) бьет по шару (условная личность пудгала), получающему таким образом определенное ускорение и траекторию. Этот шар ударяет по другому шару, которому передает ускорение и определяет его траекторию и т. д. Здесь передается, так сказать, только энергия, которая и связывает данное существование с существованием его «кармического преемника» (подобная «передача заряда» происходит, по существу, и в каждое мгновение одной и той же жизни). При этом «ум» (манас), опирающийся на предшествующий временной момент, обеспечивает память и чувство тождества личности. Кстати, буддизм учит, что Будда помнит все «свои» предыдущие жизни, на чем, в частности, построены сюжеты джатак (от джати — рождение), дидактических повествований о предшествовавших пробуждению жизнях Сиддхартхи Гаутамы — Будды Шакьямуни.
