Наконец, торжественная часть окончена и группы смешиваются и перетекают друг в друга. Али сменяет Давута, и, приобняв за плечи, целует меня в висок. Конечно, это фотографируют репортёры. К нам тут же подбегает официант с подносом шампанского. Я махом опрокидываю один и сразу беру другой. Алихан ухмыляется и пригубляет из своего.
Подходит Асия с телефоном наперевес.
-- Я только что сфотографировалась с Софией Копполой! Она сказала, что было бы клёво как-нибудь поработать с Алиханом! – подруга с намёком двигает бровями, но Малахитовые глаза только поджимает губы. – Я что-то не то сказала? – спрашивает Асия.
-- Всё в порядке, ханым-эфенди, -- отвечает Алихан. – Было бы честью поработать с режиссером «Трудностей перевода», но я скоро закончу карьеру в кино.
У Асии падает челюсть, она смотрит на меня, ища подтверждения и я грустно пожимаю плечами. Подруга показывает на меня пальцем, молча обещая попозже выведать всё и снова убегает в гущу событий.
-- Потанцуем? – спрашивает Алихан, протягивая руку.
Мы проходим на танцпол и медленно двигаемся под звуки рок-баллады.
-- Через две недели выезжаем в Измир на съемки моего последнего фильма, -- сообщает Ахмет. – Там я хочу познакомить тебя с матерью.
Глава двадцать девятая
По дороге домой мы с Асией обсуждаем её свадьбу, которая состоится уже в эту субботу.
-- Стамбульские блогеры умрут от зависти, когда узнают, кто ко мне придёт – восклицает подруга, -- да что там стамбульские, -- всемирные!
Мы оставляем её у дома первой и потом едем через мост на Европейскую часть.
Подъехав к Алиханову кондоминиуму, Давут высаживает нас, а сам заявляет, что отправится тусоваться дальше – познакомился с кое-какими девчонками на вечеринке. Али закатывает глаза и грозится пальцем: «без глупостей, малышня»!
Время уже позднее, но спать не хочется, поэтому мы переодеваемся в домашнее, готовим в микроволновке большую чашку попкорна и я включаю «Любовников августа». Осталось досмотреть последние серии.
Интересно было наблюдать, как на экране выглядят сцены, которые снимали уже при мне.
За несколько серий до того, как я появляюсь в эпизоде, герой узнает тайну героини – у неё какой-то страшный порок сердца и её может убить любое потрясение. Да и жить ей остались считанные месяцы. Девушка не хочет, чтобы герой мучился от тоски по ней и решает порвать с ним отношения. Но Али, точнее, его герой, опережает её и делает предложение, показав, что готов прожить с ней самые тёмные времена.
И тут вмешивается бывший парень героини, пытаясь убить главного героя. Я хорошо помню это место со своего первого полноценного рабочего дня на площадке. Вот Али бежит по дорожке вдоль берега моря, изображая утреннюю пробежку. Вот злодей выскакивает из укрытия и стреляет в главного героя. Из «ран» начинают вытекать струйки «крови». Всё выглядит так натурально, что я хватаюсь за руки Алихана и с трудом разжимаю пальцы, когда серия заканчивается на том, что изломанное тело героя лежит на дорожке.
-- Ты не боялся, что пули могут оказаться настоящими? – догоняет меня запоздалый страх.
Али пожимает плечами.
-- Зато какой был бы промоушен сериалу, а? – сморщивает нос он.
В последних эпизодах герой Али лежит в коме, и героиня страдает возле его кровати.
-- Было тяжело отаваться неподвижным. Иногда мне ужасно хотелось чихнуть из-за духов Фериде. Особенно когда она должна была целовать и обнимать меня, -- вдруг признаётся Малахитовые глаза, подпихивая меня плечом. Но мне как-то невесело. Я знаю, что сериал закончится смертью главного героя, но почему?
Героиня Фериде бьётся в истерике возле лежащего в коме любимого. Врачи сказали, что мозг умер и мужчина никогда не придёт в сознание. Вдруг ей становится плохо, она падает в обморок и тоже оказывается на больничной койке. Если не найдут донорское сердце в ближайшие часы, она умрёт. Я залезаю за Алихана, вцепляюсь в его бока, и последние минуты досматриваю, выглядывая из-за широкой спины.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Родители главного героя решают отключить сына от аппарата жизнеобеспечения, а сердце отдать для пересадки его любимой. Так он он будет жить в ней, а они смогут утешать себя тем, что сын погиб ради великой цели. Конец!
-- Да что с вами такое, нелюди! Как можно снимать подобные вещи! – ору я, заливаясь слезами. – Немедленно рассказывай, что это был чей-то дурацкий сон и вы скоро приступите к третьему сезону!
Алихан делает смущённое лицо, и я возмущаюсь ещё больше.
-- Кому пришло в голову создавать такие сюжеты?
-- Вообще-то, сценарий основан на книге очень популярного турецкого писателя.
-- Так все были в курсе того, чем эта история закончится? – я просто в шоке. Эти турки какие-то сумасшедшие.
-- Мы очень любим погрустить, Снег, -- улыбается Алихан, сцеловывая мои слёзы. – Самую сладкую пахлаву мы запиваем горьким чаем, чтобы полнее чувствовать вкус. Меланхолия – в нашей крови. Ты ведь слушаешь наши песни? Почти все о несчастной любви. А знаешь, какое самое красивое слово в турецком языке? «Якамоз» -- отражение луны на водной глади. Это же поэзия. И печаль.
-- Это так разочаровывает, Али. Как же верить тогда в счастье в жизни?
-- Мы верим. Но и в печали видим свою красоту.
Он нежно стирает мои слёзы.
-- Грустить иногда хорошо, Снег. После неё радость будет ещё слаще. И эту правду он показывает следующую половину ночи. ***
В один из дней, когда Али уехал по своим делам, мы с Давутом всё-таки посещаем «Цистерну Базилику» -- подземное водохранилище, построенное во времена римской империи. Смешно, что парень никогда не был там, да ещё упирался, когда я решила взять его с собой.
-- Неохота было ходить из-за туристов, -- пожимает плечами он.
Мы бросаем с ним монетки к голове Медузы, -- обломку статуи из греческого храма её имени, которая здесь служит опорой, поддерживая сводчатый потолок. Заглядываем в жуткий чёрный бассейн, населённый карпами. Глядя на высокие колонны, рядами уходящие вдаль, я думаю, что это место очень похоже на Морию из «Властелина колец» и делюсь мыслью с Давутом. Не сговариваясь, мы ускоряем шаг и выходим на поверхность.
-- Ойй, жуть! – говорю я и парень согласно кивает.
-- Давай завтра съездим в музей транспорта Рахми Коча, -- предлагает мне Давут по дороге домой. – Там есть летающая машина из «Гарри Поттера»! И настоящая подводная лодка! И поезда! Самолёты!
-- Ух ты, конечно! – с энтузиазмом соглашаюсь я.
Когда мы подъезжаем к подъездной площадке у дому Алихана, там, преграждая въезд в гараж, стоит огромный хищный «Мерседес».
-- Отец пожаловал, -- говорит Давут, как-то съёживаясь на глазах.
Глава тридцатая
Мы тихонько входим в дом, как нашкодившие котята и идём на голоса. Чем ближе я подхожу к залу, тем громче они раздаются. Когда мы с Давутом входим в комнату, то видим, что Алихан и его отец стоят друг напротив друга, взъерошенные, напряженные. От обоих исходят волны агрессии.
Давут громко здоровается, подходит к старшему мужчине, и склонившись в поклоне, берёт его руку, по турецкой традиции целует и прикладывает к своему лбу.
Конечно, у таких красавцев не менее сногсшибательный отец. Моложавый мужчина примерно одного роста с Алиханом, под модным костюмом – подтянутая фигура и ни грамма жира. Кажется, таких называют «серебряный лис»: волосы полностью седые, уложены в модную стрижку. Взгляд хищный и прожигает меня насквозь.
-- Снежана Тарасова, -- представляет нас друг другу Малахитовые глаза, -- Юсуф Османоулу.
«Османоулу». Логотип с этой фамилией можно встретить везде в Турции: от авиалиний до супермаркетов и отрубных печенек, которые я люблю брать на перекус. Значит, таблоиды не врали, и эта семья распоряжается баснословным богатством.
Я протягиваю руку для рукопожатия, но папаша смеривает меня таким взглядом, будто я пытаюсь подсунуть ему мертвую змею.
