Прислушиваясь к разговорам возле солдатской кухни, Майвис узнавал, по каким маршрутам армия будет двигаться летом. И как только кончалась зима, его семья уходила кочевать подальше от этих маршрутов. Во-первых, чтобы не нарываться на неприятности. А во-вторых, потому, что семья кормилась бизонами, а там, где армия, — там нет бизонов.
Гончар знал, что Майвис — крещеный, как и многие его сородичи. Шайены, принявшие христианство, почти ничем не отличались от прочих индейцев. Разница была только в том, что они лечились, принимали роды, хоронили умерших и выполняли ритуалы охотничьей магии, не прибегая к помощи шаманов и священников, и самостоятельно, без посредников обращались к Великому Духу и Деве Марии.
Тем сильнее было изумление Степана, когда он, наконец-то открыв глаза, увидел над собой раскрашенное лицо шамана. Желтый череп какого-то мелкого зверя раскачивался прямо перед носом Гончара, и он попытался отвернуться, но не смог. Шаман отпрянул, зашелестев ожерельями из ракушек, и ударил в бубен. Тут-то Гончар и сообразил, что за звуки преследовали его, пока он бродил между жизнью и смертью. Да, это были заунывные гулкие стоны бубна, вот что это было… Сделав такое открытие, Степан, как видно, истощил запас душевных сил, и снова погрузился куда-то, где не было ни света, ни тьмы, а были только эти звуки — бум, бум, бум…
— Какой сегодня день?
Это были первые слова, которые Гончар смог произнести вслух.
— Какой сегодня день, Майвис?
— Третий день с тех пор, как ты начал дышать. Второй, как открылись глаза. Сегодня к тебе вернулся голос. Завтра ты поднимешься на ноги.
— Я не об этом. Сколько дней прошло с пятницы?
— Десять.
Гончар облизал пересохшие губы:
— Дай воды.
Майвис поддерживал его затылок, пока Степан пил из глиняной миски.
— Что ты мне подсунул? Я просил воды.
— Вот такая тут вода. Хочешь еще?
— Нет, хватит. Потерплю до завтра, и тогда уж напьюсь из ручья, а не из ослиной лужи.
— Ты быстро возвращаешься к жизни, — заметил шайен. — Ворчишь, как раньше. Я думал, люди становятся хоть немного лучше после встречи с Великим Духом. Я ошибся.
— Зачем ты привез меня к шаману?
— Он тебя оживил. Заодно вынул пулю.
— Ты уверен, что он ее вынул? Почему я не могу двигаться? У меня задет позвоночник? Я не могу двигаться!
— По-моему, ты очень хорошо двигаешь языком.
— Десять дней! — с тоской повторил Степан. — Наверно, Милли уже все знает. Она думает, что меня убили.
— Все так думают, — подтвердил Майвис. — В городе я сказал, что похороню тебя на индейском кладбище. Они поверили.
— Черт с ними! Главное, что Милли поверила!
— Я не знаю, кто такая Милли.
— Моя невеста.
— Если хочешь, я ее найду.
— Нет. Не надо.
Степан Гончар устало закрыл глаза. Если пуля задела позвоночник, дело плохо. Сколько может прожить паралитик? Будем надеяться, что не слишком долго. А если так, то незачем лишний раз тревожить девчонку.
— Открой глаза, — приказал Майвис. — Не молчи. Рассказывай, что ты видел на той стороне.
— Тебе это так интересно? Подставь спину под выстрел, сам все увидишь.
— Ты злишься из-за того, что не можешь встать. Но ты и не встанешь, пока злишься. Твой дух должен стать чистым и спокойным, как горное озеро.
— Легко сказать. Я десять дней провел в полном спокойствии. — Гончар вдруг почувствовал, что краснеет. — Майвис, подними мне голову. А теперь откинь одеяло.
— Тебе жарко? Добрый знак.
Ему не было ни жарко, ни холодно. Он просто хотел увидеть свое тело. И увидел.
— Почему я голый?
— Так легче за тобой убирать.
— И кто это делает?
— Пол и Джефф. Ты не смущайся, у мальчишек не так много работы. Первая моча появилась только на второй день после того, как я тебя привез. Она была цвета каштана, с зеленым отливом. И воняла, как трехнедельный труп. А сегодня уже хорошая, цвета соломы, с пеной.
— Ну давай расскажи еще, какое дерьмо из меня лезет.
— Пока никакое, — спокойно ответил шайен. — Откуда оно возьмется? Ты ничего не ел. Хочешь есть?
— Нет. Думаешь, от твоих рассказов у меня появится аппетит?
— Все у тебя появится. Надо ждать. Не молчи. Скажи, кого ты встретил на той стороне?
Гончар заговорил, с трудом разлепляя непослушные губы:
— Многих. Я встретил всех, кого обидел в своей жизни. Мужчин и женщин. Знакомых и незнакомых. Я хотел попросить у них прощения, но не успевал. Только вспомню, как толкнул эту неуклюжую тетку на лестнице, и она исчезает.
— Там были твои родители?
— Не помню. Нет. Не видел.
— Добрый знак, — прогудел Майвис, и его тяжелая ладонь легла на голову Степана. — Шаман прав. Ты не уйдешь. Ты останешься с нами.
— Ну да. Если вы сделаете из меня чучело.
— Ты встанешь на ноги завтра, — пообещал Майвис.
И он оказался прав. Назавтра Степан и в самом деле встал на ноги. Перед этим шаман долго кружил вокруг него, размахивая сразу двумя бубнами и гремя связкой костей, подозрительно напоминавших человеческие. Гончар лежал посреди палатки на том месте, где всю ночь горел костер. Постепенно он начинал ощущать жар, шедший от земли. Вся кожа его вдруг зачесалась, и он начал скрести ее ногтями, и не сразу сообразил, что у него двигаются руки. А потом вдруг в палатку вбежали Пол с Джеффом и вылили на Степана два ведра ледяной воды. Он скорчился, потом распрямился как пружина и вскочил, едва не развалив палатку шамана.
Он даже успел выйти наружу, голый, мокрый, трясущийся. Сделал несколько шагов — и упал.
— Плохо, — огорчился шаман. — Красная Птица, твой брат совсем плох.
— Я сам знаю, что плох, — с трудом подняв голову, проговорил по-шайенски Гончар. — Мне жалко время, которое ты на меня потратил. Лучше оставьте меня тут. И уходите. Надоело все.
— Мне тоже жалко терять время, — сказал шаман. — Не будем его терять. Будем просить духов о помощи.
— Ваши духи не помогают белым. И правильно делают. — Степан хотел махнуть рукой, но только дернул плечом. Он опять перестал ощущать свое тело. — Майвис, ты здесь? Подойди, я тебя не вижу.
Индеец наклонился над ним и негромко сказал:
— Не называй себя белым, хотя бы при детях. Ты — один из нас.
— Пусть так, — прохрипел Гончар, чувствуя, что снова проваливается в тошнотворную пустоту. — Тогда позвольте мне умереть, как одному из вас.
— Проси об этом не меня, а того, кто позволил тебе родиться. — Майвис укрыл Степана одеялом и повернулся к шаману: — Ахата! Ты лучший шаман из всех, кого я знаю. Ты лечишь не заклинаниями, а травами. Ты умеешь вынимать пули и зашивать раны. Когда я привез моего брата, он был холоден как лед, а теперь он дышит, видит и говорит. Он говорит слишком много, потому что еще слаб. Но ты — великий шаман. Ты вернешь ему силу.
