дальше, уже по дороге к себе, уже отправив Мишку собирать его в дорогу. Петр Александрович, думал Иван, поймал свою птицу. И вон как высоко на ней взлетел — до главнокомандующего. А ведь еще какой-то год назад, при покойной матушке царице, его за господами фельдмаршалами, за этими старыми пнями, которых корчевать и корчевать, никто не видел! Зато как только матушка преставилась и этот сел вместо нее, так он сразу же призвал Румянцева — и Андреевскую ленту ему сразу, и полного генерала, и, главное, на́ тебе, Петя, еще одну птицу! То есть на́ тебе экспедиционный корпус, на́ тебе полную волю над ним, только добудь мне Шлезвиг! И Петя пошел. И ведь добудет, как пить дать. Потому что датский Фредерикус — это вам не прусский Фридрих, а Петр Александрович и от того не бегал, а сам его догонял. И еще взял Кольберг на шпагу. А за Шлезвиг, и это тоже как пить дать, теперь дадут ему фельдмаршала. И десять тысяч душ, никак не меньше. И что ему еще, думал Иван. И в самом деле, остальное у него все есть. На сколько он лет всего старше, а уже все успел. Вот кто, небось, каждый день — и в день по нескольку раз — молится за здравие императора! Не то что кое-кто, не будем называть по именам, пусть даже это только в мыслях, потому что это же такое дело…
И тут как раз послышались шаги. Иван перестал думать, подождал, а после как бы между прочим посмотрел налево. Там на аллею вышел Шкурин. Вид у Шкурина был очень невеселый. Иван не стал вставать. Шкурин подошел к Ивану, едва заметно поклонился и сказал:
— Господин ротмистр! Срочно! Государыня зовет!
Иван сразу поднялся, спросил:
— Что такое?
— Не говорят! — быстро ответил Шкурин. — Но велела срочно вас призвать. Позвольте провожу!
Они вместе пошли по аллее. «Ат, — думал Иван — началось». Но ничего не спрашивал. Так они молча прошли полдороги, только потом уже Шкурин сказал:
— Государыня сильно напугана. Как бы не было какой беды!
Иван остановился, посмотрел на Шкурина, спросил:
— А отчего напугана?
Шкурин пожал плечами. Врет, каналья, подумал Иван, но вслух ничего не сказал, а пошел дальше. Шкурин нагнал его, и они опять пошли рядом. Шкурин его даже иногда обгонял и при этом заглядывал ему в лицо, то есть всем своим видом показывал, что хочет продолжить разговор, ты только спроси у него — и он тебе все расскажет. Но Иван по-прежнему молчал. Так они молча вошли во дворец, молча свернули налево, а там прошли в секретарскую — то есть Шкурин открыл дверь, Иван вошел, а уже следом вошел Шкурин, и он там по-лакейски ловко крутанулся, даже успел что-то сказать — и вышел.
А Иван остался — один. И государыня была напротив, она сидела на софе. Она была в новом платье. То есть в новом — это, конечно, только для Ивана, а для нее просто в другом, тоже, наверное, домашнем, растерянно думал Иван, оно, может, три деревни стоит…
Но тут он спохватился! Поднял руку…
И совсем чуть не упал, потому что он же был без шляпы, шляпа осталась в кордегардии! Как ему теперь приветствовать царицу? Позор какой, хоть застрелись! Вот о чем тогда думал Иван, стоя с поднятой рукой. А царица сидела напротив и смотрела на него. После она улыбнулась, сказала:
— Что с вами такое, милейший?
— Ничего, — сказал Иван и опустил руку.
— Вот и прекрасно, — сказала царица, вставая. Лицо у нее стало строгое, даже немного сердитое. Она спросила: — Это вы вчера сюда приехали?
Иван кивнул.
— Питер вас назначил здешним комендантом?
Иван опять кивнул.
— То есть вы отвечаете за мою безопасность, — сказала царица. — А это тогда что такое? — и она указала рукой на окно.
Иван глянул в окно. В окне был виден парк.
— Я говорю, вон там, — добавила царица. — За тем деревом, за тем кустом. Там кто-то прячется!
Иван шагнул к окну, еще раз посмотрел в ту сторону, радостно заулыбался и сказал:
— Так это же Рябов Кузьма. Колупаевский солдат. Он там стоит.
— Рябов? — переспросила царица, и тоже еще раз посмотрела в окно, и даже прищурилась, а после недоверчиво сказала: — Ну, я не знаю. Рябов всегда стоял открыто и не прятался. А это кто-то другой. Кто его туда подослал? И с какой целью?
— Э! — торопливо воскликнул Иван. — Сейчас сами увидите! — Он подошел к самому окну и громко приказал: — Рябов, ко мне!
Рябов — а это и вправду был он — тотчас вышел из кустов и с ружьем на караул, парадным шагом, подошел ближе к окну.
— Рябов! — сказал Иван. — Кто тебя туда определил?
— Вы, ваше благородие, — четко ответил Рябов.
— А почему туда?
— Чтобы не пялился.
— Молодец! — поморщившись, сказал Иван. — Ступай на место! Живо!
Рябов развернулся и ушел в кусты. Иван тоже развернулся, но к царице, и по-прежнему бодро сказал:
— Вот видите, ваше величество, везде порядок. Никакая мышь не прошмыгнет.
— Мышей я не боюсь, — ответила царица. — А вот… — И тут она сделала вид, что задумалась. Потом еще раз посмотрела на Ивана и даже наклонила набок голову, чтобы было совершенно ясно, что она смотрит очень внимательно… А потом спросила вот что: — А что еще вам Питер приказывал?
— Кроме чего? — спросил Иван.
— Кроме мышей.
— Ничего! — громко сказал Иван. — Просто велел нести службу, и все. И чтобы ничего такого не случалось, никакой беды, а чтобы все было по уставу.
Царица очень внимательно посмотрела на Ивана. Иван не моргнул. Царица задумчиво сказала:
— А у вас открытое лицо. — После еще немного помолчала и спросила: — А вы давно у Питера?
— Нет, со вчерашнего, — сказал Иван.
Царица понимающе кивнула, опять села на софу, и даже взяла веер, и уже почти приветливо сказала:
— И вы тоже не стойте, любезный. Зачем это нужно? Присаживайтесь.
Иван осмотрелся, отступил и сел на стул.
— Любопытно, — сказала царица, — даже очень. То есть вы, совершенно неизвестный ему человек, и он вдруг отправил вас сюда. Вчера в первый раз увидел и сразу отправил. А как вы с ним познакомились?
— Я, ваше величество, на службе, — ответил Иван. — Я из действующей армии. Курьер.
— От Захара Григорьевича? От Чернышева? — спросила царица.
— Нет, от Петра Александровича, — сказал Иван. — От графа генерал-аншефа…
— О, конечно! — сказала царица. — И как это я сразу не догадалась. Ну и как там вам у Петра Александровича
