На эту статью 14 мая Расулов ответил статьей «А судьи кто?» По его словам, прежде чем письменно ответить, представители ДУМД пытались его шантажировать. У него даже была встреча с одним министром, который настоятельно советовал ему «больше не связываться с ДУМД». После того, как эти попытки не удались, представители ДУМД взялись за перо. Поскольку никаких серьезных доводов у них нет, то лейтмотивом статьи Гаджиева послужило уничижение личности самого Расулова. При этом дошло до мелочных придирок к его имени и обвинений в увольнении с работы, хотя всем хорошо известно, что студия исламского телевидения просто прекратила свою работу в Махачкале. Далее Расулов еще раз разъяснил свою позицию по отношению к ДУМД. По его словам, эксперты или алимы ДУМД имеют поверхностное и ограниченное представление об исламе. Все они являются мюридами одного суфийского шейха и истинный ислам видят только через призму его учения и нескольких книг. Как следствие — в число выявленной «экспертами» ДУМД экстремистской литературы вошли все русскоязычные переводы Корана (Крачковского, Пороховой, Османова и др.) и комментарии к нему, литература практически всех российских исламских издательств, труды таких талантливых авторов, как имам московской мечети на Поклонной горе Шамиль Аляутдинов.
Таким образом, в силу того, что в законе нет четкого и ясного определения религиозного экстремизма, ярлык «ваххабита» так называемые алимы или эксперты навешивают на всякого, кто выходит за границы их узкого понимания ислама, на всякого инакомыслящего, идеологического противника ДУМД. Все это приводит к тому, что борьба с ваххабизмом благодаря потугам экспертов ДУМД превращается в борьбу с политическими и идеологическими противниками и, что самое опасное, выливается в острое внутрирелигиозное противостояние, в которое вовлекаются силовые структуры. В завершение Расулов предсказывает, что если не принять необходимые меры, то борьба за запрет «ваххабизма» непременно перерастет в эскалацию внутрирелигиозного противостояния с самыми страшными и непоправимыми последствиями для дагестанского общества[105].
На обе статьи Расулова ответил главный редактор газеты «Ассалам» Гаджимуса Ичалов статьей под названием «Самомнение — черта Иблиса». В ней он пишет, что утверждения Расулова являются клеветой на ДУМД. Милиция борется с ваххабитами вовсе не потому, что ДУМД призывает ее к этому, как утверждает Ясин Расулов. Если бы силовые структуры прислушивались к мусульманскому духовенству, то в Дагестане не было бы ни заводов по производству алкогольных напитков, ни торговли этими напитками, не было бы в республике и так называемых саун, по сути превратившихся в публичные дома. Именно на борьбу с этим злом духовенство республики мобилизовало свои возможности и ресурсы в последние годы. Тем не менее, правоохранительные органы не очень—то спешат решать эти насущные проблемы. Расулов даже намеком не осуждает ваххабитов, напавших в 1999 году на Дагестан, не осуждает экстремистов, осуществивших множество террористических актов, в результате которых погибли сотни ни в чем не повинных людей. По логике этого аспиранта, как вслед за Гаджиевым называет Расулова Ичалов, правоохранительные органы государства должны были не бороться с экстремистами, а оставить их творить то, что они хотят. Безусловно, все это подтверждает слова Гаджиева, что Расулов является адвокатом ваххабизма, следовательно, об объективности с его стороны и речи быть не может. При внимательном прочтении обеих его статей становится очевидным, что, по его мнению, судья — это он, Ясин Расулов, причем судья верховный, в последней инстанции. Слова Расулова о том, что кто—то его шантажировал или предлагал какие—то переговоры — симптомы мании величия и мании преследования[106].
Когда я читал эти статьи оппонентов Расулова, меня не покидал вопрос — почему все же ему, если он такая уж ничтожная личность и всего лишь «аспирант», отвечают сразу два главных редактора серьезных газет?
На статью Ичалова Расулов ответил своей последней газетной статьей «Зеркало кавказской судьбы». В ней он пытается осветить проблему глубже, взглянув на нее в исторической перспективе. Расулов пишет, что, уважая чувства читателя, не хотел бы сводить дискуссию к личностям и склокам. Если говорить по существу, то единственным фактором организованного и объединенного сопротивления северокавказцев российскому вторжения в начале 19 века являлся ислам.
Решением этой проблемы со стороны властей стала идея создания официальнолояльного ислама (мусульманские духовные управления были впервые созданы Екатериной II) в лице мусульманских лидеров или официального духовенства. Он использовался и царской Россией, и Советской властью как механизм признания и легитимации власти и инструмент идеологической пропаганды против условно называемого оппозиционновооруженным ислама, в борьбе с которым российская власть всегда использовала карательные акции. В постперестроечное время вторжение на территорию Дагестана «Исламской Армии Кавказа» с целью установления шариата, уничтожение шариатского анклава Кадарской зоны и сегодняшние карательные акции властей против приверженцев «ваххабизма» — это продолжение исторической традиции противостояния российских властей и оппозиционновооруженного ислама на Северном Кавказе. Сотрудничество официальнолояльного духовенства с властями и силами МВД в борьбе против исламской вооруженной оппозиции выглядит логичным и закономерным явлением в рамках этой же традиции, продолженной новой Россией. Расулов пишет, что его первая статья осветила только маленький фрагмент, осколок этого конфликта, который своими корнями уходит в историческое прошлое двухсотлетней давности, в контексте которого и надо рассматривать его последствия в наше время. Что касается собственно официального духовенства, то оно выполняет в этом конфликте лишь свою историческую миссию, предназначенную и присущую ей изначально: легитимирует власть и дискредитирует оппозиционновооруженный ислам. Современный мир, сплетенный в клубок информационнокоммуникативных связей, стал похож на одну большую деревню. Вопрос не в ДУМД или отдельных персонах, а в том, сумеет ли постперестроечная Россия в этот век, в котором главенствующими являются демократические принципы и идеалы, декларирующие свободу слова и мысли, права отдельного человека и целых народов, справиться с оппозиционновооруженным исламом, используя те самые методы, которые не помогли ни царскому, ни советскому тоталитарному режиму? На взгляд Расулова, историческая непригодность этих методов очевидна. Карательные акции переводят конфликт лишь в стадию глухого противления с перманентными вспышками вооруженного сопротивления и терактами против представителей власти и силовых структур. Дискредитирующая пропаганда со стороны «официального» ислама только усугубляет и обостряет конфликт. Требуются совершенно новые, демократические и цивилизованные пути решения этой проблемы. Решением военных конфликтов на Северном Кавказе могло бы стать внедрение норм шариатского правосудия в действующее российское законодательство или даже создание джамаатных объединений, в рамках которых должны действовать шариатские суды. Речь идет о принципе правового плюрализма, при котором сосуществуют две или более правовых системы в одном и том же социальном поле, в данном случае — шариат и российское законодательство[107].
Как показала дискуссия с оппонентами Расулова, ограничивающимися банальным переходом на личности, никто не собирался всерьез рассматривать его предложения. Коррупция и силовые методы никуда не исчезали, противостояние продолжало обостряться. Усиливалось давление на ваххабитов, молодежь уходила в лес, от выстрелов боевиков гибли милиционеры. Если поначалу Расулов переводил умеренного шейха Юсуфа Кардави и ссылался на его фатвы в своих статьях, то постепенно его взгляды радикализовались. Повидимому, в начале 2005 года произошел переход Расулова в подполье. Как пишут его товарищи, «честный и справедливый, он жил очень скромно, посвятив свою жизнь Исламу. Те, кто знал Ясина, скажут, что кроме матраца на полу, молитвенного коврика и компьютера у него ничего не было. Его не интересовали мирские блага, поэтому он без раздумий встал на путь Джихада, видя несправедливость и угнетение мусульман, видя запрет даавата (призыва) под личиной борьбы с «ваххабизмом». Он не был физически сильным, никогда не держал в руках оружие, не служил в армии, но без отговорок на все это он встал в ряды боевого джамаата «Шариат» <…> Кафиры и мунафики из духовенства боялись его как идеолога, знатока Исламских наук, как мусульманина, который пользовался авторитетом алима в среде молодежи. После его разоблачительных статей о том, почему убивают милиционеров, он имел беседу с министром МВД Хамильгереем, который знал его лично»[108].
