И вот перед нами запыхавшийся командир орудия Картузов. Одышка мешает ему говорить:
- Со стороны Севска показался противник...
Смотрим на восток. Снег ослепительно блещет под солнцем. По белому полю движутся большие черные пятна. Регулирую бинокль. Теперь видно, что это колонны солдат. Направляются к Середине-Буде.
- Разрешите ударить прямой наводкой, - просит Картузов.
- Опасно. Тогда они всей силой навалятся на Благовещенское, - возражаю я.
- Пусть приблизятся к Зерново, - предлагает Смирнов. - Там мы дорогу заминировали.
- А пожалуй, есть смысл накрыть их артиллерийским огнем, - замечает Богатырь. - Воспользоваться тем, что они не ожидают удара.
Богатырь убедил меня. Тем более что мы уже знаем тактику немцев. Вслепую они на нас не полезут, обязательно сначала пошлют разведку. Так что у нас будет время подготовиться к отпору. Посылаю Картузова за командиром артиллерийской группы. Прибегает Новиков. Он сияет от радости. Так всегда бывает, когда предстоит, как он говорит, "сыграть его оркестру" и снова доказать, что артиллеристы не зря едят партизанский хлеб.
- Через десять минут начну бить.
Но я уточняю задачу:
- Откроете огонь, когда они подтянутся плотнее и произойдет взрыв на заминированном участке.
Проходит полчаса. Вражеские колонны все движутся по белоснежному полю. Их три. По-видимому, полк в полном составе. Впереди каждого батальона катятся розвальни, запряженные лошадьми, - наверное, на них едут офицеры.
Головная колонна приблизилась к одинокому дереву, от которого, как мы уже знаем, начинается заминированный участок. В это время сани остановились. Сидевшие в них гитлеровцы вылезли. Колонна расстроилась. Солдаты плотной толпой окружили офицеров.
"Вот бы сейчас ударить", - подумал я и хотел было уже подать сигнал Новикову. Но офицеры снова уселись в сани и поехали вперед. Продвинулись они всего метров на сто, и тут мы увидели черные столбы взрывов. Раскатистый грохот донесся до нас.
Когда взметенная взрывом земля осела, на дороге мы увидели только одни сани. От второй подводы и следа не осталось. И тут заговорили наши орудия и минометы. Снаряды и мины сначала падали по обе стороны дороги, а потом в самой гуще вражеских солдат. Колонны рассыпались. Черные точки усеяли поле. Кто бежит, по пояс проваливаясь в сугробы, кто ползет, разгребая руками снег. Все устремляются к Зерново.
Новиков переносит огонь на окраину деревни, преграждая дорогу беглецам. Но даже частокол разрывов не может их удержать. Многие остаются неподвижно лежать на снегу. Уцелевшие же все рвутся вперед в надежде укрыться в деревне.
Прекращаем огонь. Только теперь я с удивлением увидел, что почти все партизаны и жители Благовещенского сбежались на нашу высотку. Вот, думаю, откроют фашисты огонь, нам самим тогда придется спасаться. Приказываю всем вернуться на места и готовиться к бою.
- Да, теперь они нас в покое не оставят, - говорит Смирнов.
- Только бы враг раньше времени не раскусил систему вашей обороны.
- Об этом можно не беспокоиться. Мы из Благовещенского никого не выпускаем. Тут две бабки вчера появились - пришли из Середины-Буды соль менять на хлеб. Хотели улизнуть из деревни, но мы их задержали.
- Эге, видать, наши старые знакомые!
- Где они?
- Сидят у нас в хате, за ними присматривают.
- Пойду побеседую с ними, - говорит Богатырь.
- Вместе пойдем, - говорю я.
Смирнов повел нас к дому. По пути встречаем Алексея Кочеткова, прискакавшего из соседнего хутора узнать, что тут у нас происходит. Он набрасывается с упреками на Смирнова, почему ничего не сообщил о начавшемся бое. Это наш общий промах. Он непростителен даже в этой суматохе. Успокаиваем Кочеткова, и он возвращается к себе. - Усильте наблюдение! - приказываю Смирнову. - Людей по местам!
Входим в избу. Так и есть, те самые! Молча переглядываемся с Богатырем. Женщины тоже обменялись взглядами. Старуха начинает всхлипывать. Нос ее смешно вздрагивает, трясутся дряблые щеки.
- Откуда пришли, мамаши? - спрашиваю, делая вид, что вижу их впервые.
Спекулянтки тоже не признаются, что мы уже виделись.
- Из Середины-Буды мы, - отвечает старуха.
- Где же вы соль берете?
- Спасибо Советской власти, запаслись малость. Хлеба вот ни кусочка нет, а детям есть хочется... - Она не говорит, а причитает.
- А гарнизон большой в Буде? - перебиваю ее.
- А что это такое?
- Немцев там много?
- Да откуда нам знать, батюшка! Натопаемся, намаемся за целый день так, что до утра без задних ног на печи валяемся...
- А полиции много?
- Зрение у меня никудышнее. По улице ходимши, света божьего не вижу, не то что полицейского. Теперь все перемешалось, не разберешь: может, где и партизаны ходят, так мы тоже не видим...
- Люди добрые, ну за что вы нас задержали? Не виноваты мы ни в чем. Отпустите!.. - заголосила та, что помоложе.
- А кто вас сюда послал? - резко перебиваю ее.
- Дети голодные сидят. Вот они и послали.
- И в Хлебороб вас тоже дети посылали? -спрашивает Богатырь.
- Для детей куда хошь мать пойдет, чтоб они с голоду не попухли, отвечает старуха, а сама прячет глаза.
- Ну что же, пусть будет по-вашему, - спокойно говорю я. - Вы наши старые знакомые, и мы вас в обиду не дадим. Только уж вы посидите здесь, пока мы свои дела закончим, а потом, может, удастся и ваших детишек проведать, может, чем вам и поможем...
Благодарности не последовало...
Прибежала Лиза Попова. Едва мы вышли из избы, девушка взволнованно зашептала:
- Командир Смирнов приказал передать, что на опушке леса появились немцы.
- А вы как сюда попали? - как можно спокойнее спрашиваю ее.
Лиза заливается румянцем, как провинившаяся школьница.
- Не могу я быть связной, товарищ командир. Мне в роте больше нравится, а то ведь вроде бы я и не на войне...
- Ну, знаете, много мы с вами навоюем, если каждый боец будет выбирать себе место по своему вкусу, - проворчал я и отпустил Лизу.
Взобравшись с Богатырем на крышу наблюдательного пункта, быстро осматриваем местность. На опушке леса с полсотни солдат в немецких шинелях. Двое из них, вооруженные биноклями, смотрят в нашу сторону. Вряд ли они что-нибудь увидели: жителей и партизан словно ветром сдуло, жизнь в деревне совсем замерла.
Два солдата направились к деревне. На половине пути они опускаются в снег. Ползут и стреляют из автоматов короткими очередями. По-видимому, для храбрости.
Потом вслед за ними двинулись остальные. Развернувшись цепочкой, они тоже ползут по снегу. Застрочили три ручных пулемета.
- Клюнули! - восторженно восклицает Богатырь.
Вот бы сейчас подкинуть на высотку настоящие пулеметы! Но не успеть. Ладно, пусть лезут. Но нет ли тут подвоха? Внимательно осматриваюсь по сторонам. Нет, кроме горстки этих чудаков, никого не видно. А они ползут и без конца сыплют из пулеметов по пустым окопам.
- Сколько же они патронов тащили на себе, - удивляется Богатырь. - Не меньше десятка дисков на пулемет...
Он хотел еще что-то сказать, но замолк на полуслове. Фашисты приподнялись со снега и стали короткими перебежками приближаться к окопам. По-прежнему строчат пулеметы, но паузы между очередями все больше, и наконец стрельба вовсе прекращается. Один из офицеров пошел на высотку во весь рост. Остановился у макета пулемета, пнул ногой соломенное чучело и что-то крикнул своим солдатам. Те окружили окоп. До нас доносятся их голоса, громкий смех.
И тогда открыли огонь наши. Четыре пулемета ударили по врагу. Застигнутые врасплох, эсэсовцы не успели даже укрыться в окопах. Только долговязому офицеру удалось уцелеть. Сбросив шинель, он помчался по снегу. Чтобы легче было, кинул автомат. Петляя как заяц, он уже приближался к дороге, когда я увидел командира взвода Иванченкова. Он скинул полушубок и валенки. В носках побежал по снегу. Один из немцев зашевелился. В руках у него автомат. Он уже прицелился в Иванченкова.
- Берегись! - не удерживаюсь я от крика.
Но опасность, нависшую над Иванченковым, заметил не только я. Пулеметчик Сережа Яркий дал короткую очередь. Не успев ни разу выстрелить, фашист затих.
Иванченков быстро нагнал беглеца. Эсэсовский офицер выдохся, упал. Иванченков пытался его поставить на ноги, но тот вдруг зверем накинулся на него. Раздался выстрел, и эсэсовец повалился в снег. - Вот, гадина, - сказал Иванченков, возвратившись к нам, - пытался вырвать у меня пистолет. - Жаль, "языка" потеряли, - вздыхает Богатырь.
Отчитываю Иванченкова: куда это годится - командир босиком бегает за немцем.
- Не отпускать же его, - смеется тот.
К высотке направляется пулеметчик Оридорога.
- Вы куда? - окликает его Богатырь.
- Взглянуть, товарищ комиссар, на свою работу.
- Работа подходящая. Я сам видел, как ложились твои пули. Знаешь что, захвати-ка с собой тех спекулянток. Пусть тоже полюбуются.
- Зачем это, товарищ комиссар? - удивляется Оридорога, но тут же, поняв оплошность, добавляет: - Разрешите выполнять?
