«Это риторический вопрос?»
«Ну.»
Я поразмыслил.»
«Наверное, нет.»
«Тогда ладно.»
Народ все прибывал и прибывал, мокрый и продрогший. Мне не хотелось выходить, не хотелось, чтобы в чужих взглядах было что-то помимо вежливого дружелюбия. Когда-то я придумал себе Фенарио – идеальный край, где живут счастливые, улыбающиеся люди, готовые встретить меня как блудного брата. Реальность удручала. Настолько, что хотелось перебить конечности первому встречному.
Орбана по-прежнему не видать. По-моему, он меня избегает. Подозрительно? О да. Но клянусь Священным Слизистым Следом Барлана, что в нынешней истории не подозрительно? Все, что кто-либо сделал или не сделал, сказал или не сказал, может служить знаком, что меня хотят прикончить.
Да, конечно, в каком-то смысле я так почти всегда и жил. Разница в том, что я знал игру и правила.
Великолепно, Влад, и кто же нарушил правила?
Коти. Это она ввязалась в дела, до которых нам совершенно не должно быть дела.
Ну да, но это я расплевался со всем Домом Джарега. О чем я вообще думал? О геройском спасении собственной задницы. А может, я просто придумывал повод сойти с корабля, не желая унижаться, сажая его на рифы.
Ладно, Влад, успокойся. Это тебя никуда не приведет. Глубоко вздохни, закажи еще винца, и, черт подери, сосредоточься. У тебя возникла проблема. Не первая в твоей жизни. И, если ты не будешь идиотом, не последняя. Так что взгляни на нее, проанализируй, подойди к ней так же, как к остальным.
Проклятье.
Тот, кто пытается наставить себя на путь истинный, явно зашел слишком далеко для выслушивания наставлений. Я, по крайней мере, зашел.
Я вроде бы решил не напиваться, но в упор не помнил, почему. Так что я подозвал подавальщицу и заказал хорошего бренди. Она принесла бутылку «Веерагкашера», вполне подходяще. Во всяком случае, после третьего стакана мне уже было начхать.
Лойош доложил, что до постели я добрался сам. А еще доложил, что я не осилил бутылку и наполовину. Унизительно.
Порой мы получаем больше, чем заслужили. Наутро я проснулся вполне свежим. Спустился в зал, набрал из бака горячей воды и какое-то время наводил на себя полный парад. Затем постоял у окна, чуть сбоку, глядя на улицу. Там было еще сумеречно и сыро, но уже не капало. Через пару минут появилось Горнило, и мокрые улицы заискрились. Можно было бы счесть сие знамением, мол, явилось Горнило, дабы пролить свет на вещный мир – вот только Горнило делало это и для моих врагов.
В общем, оно обещало кому-то что-то хорошее. Знамения всегда правдивы, только дайте им возможность это доказать.
Я еще несколько минут созерцал облака пара, поднимающиеся над улицей, а потом пошел заказать чашечку кофе. С должным количеством меда и жирных сливок это даже можно было пить, однако я поклялся, что однажды вернусь, куплю пресс для клявы и научу хозяина им пользоваться. Либо прикончу его.
Ладно. Я знал, что мне делать, и даже придумал, как – эта часть исходного плана осталась без изменений. Я вернулся в комнату и оделся так изысканно, как позволял мой нынешний гардероб; бывало и получше, и хватит об этом. Я достал имперскую печать, презентованную мне Ее Величеством за то, что в должный момент я оказался идиотом – долгая история, – и завернул в кусок алого шелка, который затем запечатал с помощью воска и кольца-печатки (это уже мне досталось от деда). Получился пакет размером с ладонь, который я укрыл в кармане плаща, потом спустился и продолжил неблагодарный процесс пробуждения.
В конце концов кофе победил и мои мозги начали функционировать в присущей им манере. Я спросил у Инче, где находится графский особняк; меня одарили мычанием и подозрительным взглядом, но все же сообщили местоположение. Миль десять за городом. Либо я весь день потрачу, шагая туда и обратно, либо…
Я вздохнул и спросил, нельзя ли где-нибудь взять напрокат лошадь. Безусловно, прямо здесь, у заднего двора есть коновязь, а мальчишка-конюший за медяк поможет подобрать нужную. Сколько? Ладно.
«Хорош смеяться, Лойош.»
«Босс, иногда ты просишь о невозможном.»
Боль совершенно прошла, так что вполне можно заработать новую. Я вернулся за столик, прикончил кофе, а затем зашагал к задней двери, к коновязи. Так иные шли к Звезде Палача.
«Мальчишка-конюший» был чуть постарше меня, лысеющий, рослый, с пронзительными черными глазами и довольно толстый. Мне даже стало жаль коняшек. Когда он снимал развешенный инвентарь, я оценил объем его бицепсов. Вероятно, в его обязанности входило также подковывать лошадей.
Болтуном он не был, просто хмыкнул, когда я объяснил, что мне нужна лошадь, которая позволит мне остаться сверху и не поставит меня в неудобное положение. Он вывел упитанную лошадку той масти, которую, кажется, зовут «гнедой». Мне она казалась просто коричневой. Вот почему бы просто так и не назвать, а?
Он подвел лошадь ко мне, помог вставить ногу в стремя, затем обошел с другой стороны и утвердил на место вторую ногу.
– Ее зовут Марси, – сказал он.
– Хорошо.
Марси оставалась ко всему этому безучастной, что меня порадовало. Я чувствовал себя очень, очень высоким. Слишком высоко. Все, что так поднимается, непременно упадет.
Я потрусил в указанном направлении, стараясь не стучать зубами. Марси, да будет она благословенна во веки веков, шагала заметно быстрее меня, а значит, не нужно пускаться в рысь, кентер, галоп или карьер. Я поклялся по возвращении оставить конюху хорошие чаевые за то, что он не сыграл со мной одну из столь популярных шуточек.
Стало заметно теплее. Я снял плащ и сложил на крупе Марси – сидя верхом, это куда сложнее. Но благодаря заботливому конюху, доброму нраву Марси и указаниям Инче, чувствовал я себя вполне пристойно. Впереди показался двойной ряд деревьев, описанный мне как въезд в особняк. До самого особняка оставался еще немалый кусок дороги, где меня увидели несколько садовников, которые словно сомневались, нужно ли кланяться. Наверное, дело в лошади. На сотню миль окрест я, пожалуй, единственный, кто не считал себя экспертом в чистокровных скакунах; вероятно, так же посмотрели бы на Морролана, который едет на Бал Дня Вознесения, избрав для этого воз с сеном.
Ничего, Марси, я тебя все равно люблю.
Кто-то вроде грума, облаченный в сияющие пуговицы, вытянулся возле выхода из старинного серокаменного особняка. Точно у низкой лестницы, что вела к двум белым колоннам, обрамлявшим двери из красного дерева. У каждого из столбов на манер декорации стоял стражник; облаченные в красное и зеленое, с металлическими шляпами, у каждого в руках нечто вроде топора на рукояти длиннее человеческого роста. Вроде и не самое практичное оружие, но с другой стороны, не хотел бы я, чтобы меня подобным рубанули.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
