Старик на мгновенье остановился и затем продолжал с новой силой:
– Пусть и племя свое возьмут они с собой, не чужие им россы, Ильмень им родиной был. Вот где добро для всех славянских родов, вот где и правда великая, могучая. Послушайте меня, приведите к себе братьев-витязей, мир и согласие воцарятся между вами.
Гостомысл умолк и, тяжело дыша, почти без чувств опустился на носилки. Невообразимый шум поднялся на вече.
– Как, призвать россов, варягов? Давно ли мы сами их прогнали? – кричала одна сторона.
– С варягами лучше жилось, порядок был, – отвечали другие, – что же, что тогда прогнали? Теперь сами зовем.
Отдельные голоса слились в общий гул. Вече шумело, кричало, но многим, очень многим пришелся по сердцу совет Гостомысла.
– Князя нужно, а призвать чужого – никому своим не обидно. Да и какие нам варяги чужие? Сами от нас счастья искать ушли!
Такое мнение преобладало.
Наконец, после долгого горячего спора, едва не дошедшего до рукопашной, решение было принято.
Вече согласилось с Гостомыслом. Призвать князей из-за моря, от варягов-россов, решено было окончательно.
В миг весь помост был облеплен нашедшими наконец выход из тяжелого положения старейшинами всех приильменских и соседних с ними племен.
Мудрец славянский, мертвенно-бледный, с закрытыми глазами, лежал на носилках.
– Гостомысл, Гостомысл, – наклонились к нему старейшины, – слышишь ли: весь народ славянский последует твоему совету!
Гостомысл открыл глаза, радостная улыбка озарила его лицо, тихое счастье засияло в снова загоревшихся глазах.
– Принял, принял, – прошептал он.
– Да, за море, к Рюрику, Сигуру и Триару, будут отправлены послы.
– О, счастье, счастье! – воскликнул старец. – Мужи новгородские, и вы, старейшины, подойдите. Дайте мне умереть спокойно. Клянитесь, что князь будет призван.
Желание Гостомысла было исполнено. Тут же, на вечевом помосте, дали клятву возможно скорее призвать князей из скандинавского племени варяго-россов все приильменские старейшины, а с ними старейшины кривичей, веси, мери и дреговичей.
– Теперь я умру спокойно! – в порыве счастья воскликнул Гостомысл. – Родная страна! Великое будущее открывается перед тобой! Крепкая властью своего единого вождя, из века в век будешь процветать ты. Прекратятся в тебе раздоры, и, сильная, могучая, будешь ты расти, расти на славу нам и страх врагам. Все беды твои прекратятся, сильны славяне будут единой властью, и падут пред их великой страной в изумлении все народы.
В несказанном восторге, как бы видя пред собой какое-то чудное зрелище, Гостомысл протянул вперед обе руки и продолжил прерывающимся голосом:
– Вижу в тумане многих веков, на севере дальнем, город великий. Вижу в тумане родную страну могучей и сильной, вижу державных вождей. Прежних раздоров как не бывало. Мирным трудом поселяне свой хлеб добывают. Воинов рать от врага их хранит. Счастье, довольство в славянском народе. Боги! Вам слава.
Голос Гостомысла слабел и перешел, наконец, в чуть слышный шепот. Окружавшие его носилки старейшины с тревогой глядели на него. Вдруг старец вздрогнул всем телом и тихо опустился на ложе. Глаза его закрылись, но по лицу блуждала прежняя радостная, счастливая улыбка.
– Тише, заснул Гостомысл, – послышался шепот.
Но Гостомысл не спал. Дело его на земле было кончено, и душа оставила его дряхлое тело – он умер.
День клонился к вечеру. Последние лучи заходящего солнца озарили своим светом славян, в гробовом молчании окруживших смертный одр своего мудреца.
Среди викингов
Воин от колыбели,Я жизнь обрек свою!
Сага об Олаве Трюггвассоне
Между тем тот, имя которого у всех на Ильмене было на устах, ничего не знал об этом и даже предполагал созвать новый поход на славянщину.
Многое случилось с Рюриком перед возвращением на родину.
Когда конунг Старвард достаточно похозяйничал в стране пиктов, тут же решен был новый поход на страну франков. Мало добычи было у храбрецов, не хотелось им чуть не с пустыми руками домой возвращаться, вот и решились они навестить богатые берега франков, где уже – уверены они в том были – недостатка в добыче не будет.
Весело режут волны морские легкие драккары, с парусами, полными ветром.
Впереди всех идет драккар Рюрика, а за ним несется с других драккаров громкая песня викингов, подвиги которых уже успел воспеть скальд.
Звенел мой меч в тот день счастливый,Когда ко вражеским брегамПрибил его ветер прихотливый,Готовил враг погибель нам.Мечи звенели, стрелы пели,Но нас враги не одолели,Отброшен бешеный напор!Звенел мой меч в день жаркой сечиСреди Британии полей!Рассек я шлем вождя по плечи,Скатилась прядь его кудрей,И умер он… Младые девыЛобзали с горем милый прах,И скальд сложил о нем напевы –Напрасно женщины в слезах!Нет в мире лучше дел войны…Кто не был в битвах – прожил скучно!Как осень, дни его темны!
И радостно, радостно на сердце у Рюрика. Идет он добывать славу и лучшие друзья с ним. Вот драккар его названного брата, урманского конунга Олава, с ним и братья Рюрика, Сигур и Триар, вон драккар кротких названных братьев ярлов Аскольда и Дира, а вот рядом с ним его неразлучный спутник Рулав, храбрый берсерк, с лицом, покрытым бесчисленными шрамами – следами бесконечных битв.
Однако у франков храбрецы решили не задерживаться. Дошли до них слухи, что на Ильмене, который они считали своим, не все спокойно.
Да кроме этого подумывал Рюрик о другом.
Нужно, чтобы весь великий путь из варяг в греки в их руках был, Волхов да Ильмень покорены, так и Днепр не мешает своим сделать.
Он уже делился своими планами с конунгами. Те одобряли.
– На Ильмене все звероловы живут, – говорили они, – и в землях полянских, и у древлян тоже немало нашлось бы для нас мехов дорогих.
– Поляне что! – презрительно произнес Рулав. – Знаю я их! На мужей не похожи, наши женщины их храбрее.
– Что так?
– Да так! Не меч у них главное, а свирель да гусли.
– Ну?
– Верно!
– Верно, верно! – поддержал Рулава присутствовавший при этом разговоре старый, везде, во всех морях побывавший викинг Ингелот. – Вот послушайте, что византийцы про славян рассказывают.
– Говори! Говори!
Ингелот крякнул, отпил из чаши крепкого вина и начал свой рассказ:
– Поймали как-то раз – давно это было, еще, пожалуй, и дедушки наши не вспомнят, а просто так рассказ из уст в уста идет, – поймали они трех каких-то чужеземцев в земле своей. Верно, думали, что это соглядатаи пришли слабые места вызнать. В то время хан Аварский на Византию шел. Народу с ним видимо-невидимо было, так и те, думали византийцы, к его дружине принадлежат. Забрали их византийские воины, привели к своему военачальнику, оглядывают там их – что за диво! Ни мечей, ни секир нет у них. Сами они все трое народ здоровый, плечистый, а ничего в них нет такого, чтобы воинов напоминало. Думали, что где-нибудь у них оружие, стали досматривать, так рассказывают, что даже византийцы чуть со смеху не померли. Вот так воины грозного хана Аварского! Вместо мечей – у них гусли, вместо секир – кифары. Таким воинам разве на женщин только под окна воевать ходить, песнями да прибаутками тешить их, а не в ратном поле с врагом биться!
Ингелот, а с ним и все другие норманны разразились дружным смехом.
– Что же с ними потом было? – раздались кругом нетерпеливые вопросы.
– Отвели их, как чудо какое, к самому императору, – продолжил воодушевленный общим вниманием Ингелот, – тот спрашивает: «Кто вы?» Отвечают: «Мы – славяне, живем на самом конце западного океана!» – «Как сюда попали?» Не стали таиться пред византийским императором и прямо ответили: «Прислал к нашим старейшинам хан Аварский дары разные и потребовал от нас людей ратных, чтобы примкнули к его дружинам и вместе шли с ними на вашу Византию войной. А мы люди тихие, с оружием управляться не умеем, никогда войны не знали, и нет железа в стране нашей. Играем мы на гуслях и ведем жизнь спокойную, мирную, без ссор и кровопролитий! Так и не могли мы дать хану Аварскому людей ратных. Наши старейшины послали передать такой ответ, они же нас стали держать как пленников. Ушли мы от него к вам, зная вашу доброту и миролюбие!» Это византийцев-то доброту, – добавил уже от себя рассказчик и снова приложился к кубку.
– Как же византийский император поступил с ними? – спрашивали Ингелота заинтересованные его рассказом слушатели.
– Что же ему с ними делать было? Подивился на их силу, рост, крепость, угостил и отправил восвояси!
– Что же, и поляне такие же?
– Конечно, такие!
– Не то что соседи их, древляне.
