Когда в Великобритании произошел второй смертельный случай, связанный с экстази, общественная паника перестала казаться необоснованной (первым от экстази умер двадцатилетний Иэн Ларкомб, который проглотил 18 таблеток и умер от сердечного приступа, когда его остановила полиция по пути в клуб в июне 1988-го). 28 октября двадцатиоднолетняя медсестра Джанет Мейз приняла две таблетки экстази — на одну больше, чем обычно, — на вечеринке в баре Jolly Boatman в Хэмптон-Корт, графство Суррей. В баре Джанет стало плохо, и она умерла прежде, чем ее доставили в больницу. Родители девушки устроили символическое сожжение ее футболки со Смайли, брюк-клеш и бус, объявив их злом. Человек, который продал ей наркотики, был приговорен к 180 часам исправительных работ. Газета The Sun прекратила выпуск своих футболок и объявила начало кампании «Скажи наркотикам нет!», логотипом которой стала Смайли с сердито наморщенным лбом.
Полиция уверяла, что эйсид-хаус не представляет серьезной проблемы, но тем не менее начала серию рейдов на многочисленные нелегальные эйсид-хаус вечеринки, которые стали проводиться на заброшенных складах и промышленных объектах по всему городу. Кульминацией таких облав стала операция «Чайка» — полицейский налет на корабельную вечеринку, устроенную на реке Темзе в Гринвиче 4 ноября. Промоутеры из восточного Лондона Роберт Дэрби и Лесли Томас были признаны виновными в «подпольной деятельности по управлению помещением, в котором распространялись наркотики», и приговорены к шести и десяти годам тюремного заключения соответственно. Дело принимало серьезный оборот, эйсид-хаус перестал быть просто игрой. «Отличный результат, — ликовал главный инспектор сыскной полиции Альберт Патрик. — Первый приговор подобного рода в нашей стране».
До этого момента к экстази не относились как к настоящему наркотику — в том смысле, в каком наркотиками были героин или кокаин. Правительственная антинаркотическая кампания 80-х годов предупреждала: «Героин ломает жизнь!» Но ведь теперь-то речь шла не о мрачном и вгоняющем в депрессию смэке, а о жизнеутверждающем, дарящем радость экстази! Как справедливо заметил Джон Джолли из агентства по борьбе с наркотиками Release: «Многие из тех, кто употребляет экстази на вечеринках или в других местах, даже и не помышляют о том, чтобы принимать запрещенные наркотики» {Daily Telegraph, ноябрь 1988). Никто — ни газеты, ни агентства по борьбе с наркотиками, ни сами клабберы — толком ничего не знал о МДМА. Единственными медицинскими сведениями, которыми обладали употреблявшие экстази, были просочившиеся из Америки страшные истории о том, что экстази вызывает болезнь Паркинсона и высушивает спинномозговую жидкость. В последнюю байку поверили все без исключения. «Об этом все говорили и все в это верили, хотя это было очень глупо: спина болела у людей оттого, что они очень много танцевали, — говорит Джон Марш, вокалист The Beloved, инди-поп-группы, чье направление резко изменилось благодаря клубу Shoom, — но это была общеизвестная истина». Важно было то, что после года употребления экстази люди на собственном опыте обнаруживали, что новый наркотик не такое уж невинное развлечение, как они думали вначале: они чувствовали себя изможденными, выгоревшими изнутри, как будто бы сожгли свои нервные окончания.
В этих ощущениях не было ничего необычного: то же самое чувствовали все, кто когда-либо принимал экстази. После нескольких месяцев употребления наркотика тело привыкает к его физическому воздействию, и мозг уже не находит в нем ничего неизведанного. Поскольку со временем «приходы» становятся все менее яркими и удовольствие — менее сильным, наркотик уже не доставляет прежнего наслаждения и ощущение эйфории пропадает. Все отчетливее проявляются последствия его действия, и их становится все труднее переносить — воскресное похмелье и негатив серых будней. Но стоит один раз пережить нечто столь прекрасное, как это непременно хочется повторить еще раз. А потом еще раз, и еще, и еще. На физическом уровне экстази не вызывает привыкания, но люди попадают в психологическую зависимость от наркотика, особенно когда к нему прилагается такой привлекательный образ жизни и такая удивительная музыка. Некоторые не могут справиться с желанием принимать экстази снова и снова — две, три, четыре, пять, шесть таблеток за ночь (в основном такое желание возникает почему-то у мужчин, существует даже научное название для подобного явления — «macho ingestion syndrome» [66]). Неслучайно британская клубная сцена породила такое количество сленговых выражений для описания этого состояния: «cabbaged», «monged», «caned»[67]. А если при этом еще и выпить, чувство единения с окружающими притупляется и возникает ощущение нервозности, как после амфетамина.
МДМА отличается от других развлекательных наркотиков тем, что у него есть «фармакологический ограничивающий фактор», который предупреждает длительное использование. Еще Александр Шульгин писал: «Я абсолютно убежден, исходя из того, что слышал от других, и из моих собственных исследований, что в результате частого употребления экстази необыкновенный эффект, характерный для этого наркотика, теряется уже после нескольких употреблений. Я не знаю, происходит ли это из-за физических изменений в мозге, которые лишают человека возможности вновь испытать это ни с чем не сравнимое волшебство, или из-за психологического научения, благодаря которому отпадает необходимость в повторении подобных ощущений. Употребление экстази продолжает быть интересным и полезным, но то особенное чувство, которое испытываешь вначале, уходит навсегда. Его можно только вспоминать, но испытать вновь нельзя» (Nicholas Saunders, Ecstasy Reconsidered).
Проще говоря, когда достигаешь пика человеческих эмоций, выше тебе уже не забраться. После этого есть только два пути: рваться вперед за пределы возможного или притормозить, смириться с разочарованием и признать, что в одну реку нельзя войти дважды. Как отмечает Джон Марш: «Проблема в том, что если это — абсолютная совокупность всего самого лучшего, что только может испытать человек, то выходит, мы на скользком пути, потому что обречены гоняться за этим своим ощущением и признавать, что более ярких впечатлений мы не испытываем, а испытываем лишь менее яркие. Такова уж природа человеческой способности испытывать радость и удовольствие. Значение имеет лишь то, как отреагирует человек на перспективу подобного развития событий».
Для ветеранов Ибицы невинность давно испарилась, медовый месяц был позади. Теперь у многих из них ехала крыша — выражение возникло вместе с состоянием, наблюдавшимся в первую очередь у тех, кто продавал таблетки и имел доступ к большим количествам. Некоторые из тех, кто вначале довольствовался одной таблеткой за ночь, теперь перешли на количества, исчисляемые двузначными числами. Другие раскачивали себя кокаином: с теми суммами не облагаемых налогом наличных, которые у них имелись, они вполне могли себе это позволить. А еще в клубе Shoom всегда было небольшое сообщество людей, которые после экстази догонялись ЛСД или проводили все воскресенье в бесконечном трипе. «Эйсидсутра, — вспоминает один из них, — потом в клуб, там куча таблеток, потом — домой, всякая там ерунда, а потом — трип на целый день. Мы осматривали все достопримечательности — Планетарий, музей Мадам Тюссо, парк Баттерси, галерею Серпентин и Лондонский зоопарк».
Тем, кто увеличил свою дозу наркотика, становилось все труднее возвращаться в полную условностей реальность. Один «шумер» раздал все свои вещи, и в выходные его видели голым, бегущим по Пор-тобелло-роуд. Другие стали верить в существование сверхъестественных сил добра и зла, которые борются задушу города, и в то, что приближается предсказанный в Библии апокалипсис. «Хорошие люди, мои знакомые, сходили с ума, — говорит Дэнни Рэмплинг, — в основном из-за своих экстази-трипов, из-за того, что перебирали и не могли остановиться. Но это всегда будет так, всегда будут люди, которые заходят слишком далеко, окунаются в эйсид чересчур глубоко». Некоторые «поехавшие» в клубе Shoom уверовали в то, что Рэмплинг — бог, покровитель танца, властитель чувств. Сила, с которой люди направляли на него свои эмоции, отражена на очень характерной фотографии, снятой в фитнес-центре в августе 1988 года: сотни рук, протянутых к тощему телу Рэмплинга, и он сам за вертушками, с сияющей улыбкой на лице — картина безвозмездной преданности, напоминающая сюжет религиозного полотна.
«От Дэнни и Дженни все постоянно чего-то требовали — ответов на свои вопросы, объяснения своим эмоциям, — говорит Стив Проктор. — У них не было ответов на эти вопросы, да они никогда и не говорили, что у них есть ответы. Многие люди, которым недоставало жизненного опыта и которые не были морально, интеллектуально и эмоционально подготовлены, испытали очень сильное разочарование. И сейчас где-то есть люди, сидят себе по домам, так и не смирившись с тем, что остаток жизни не будет таким же волшебным».
