Партия направила на обучение в вузы многих коммунистов и комсомольцев. «Партийная тысяча» фактически разрослась до десятков тысяч коммунистов, ставших студентами по большевистским путевкам. В результате вузовской реформы из институтов стало выходить все больше отличных работников – кредитников и финансистов, далеких от узкой специализации и вооруженных марксистско-ленинской методологией. Они обладали познаниями и в бюджетном деле, и в кредитном, и в сберегательном, и в налоговом. Я не раз встречал в последующие годы выпускников МФЭИ и других таких же вузов на разных участках народного хозяйства. Многие из них занимали высокие посты в министерствах, вузах, на предприятиях.
Когда я учился в МФЭИ, в СССР существовала шестидневная рабочая неделя (пять дней трудились, шестой отдыхали). Никто не вел счет от воскресенья к воскресенью. Пять учебных дней удваивались. Получалась декада. Она лежала в основе вузовского учебного плана, охватывавшего в МФЭИ 104 декады. 56 из них отводилось на институтские занятия, 37 – на производственные. Общий срок обучения равнялся трем с половиной годам. Однако не у всех. Дело в том, что МФЭИ принадлежал к так называемым военизированным институтам. Его выпускники получали начальное воинское звание в группе среднего командного состава Красной Армии. Поэтому 11 декад отводилось под военное обучение. Но я, как командир РККА, от полного прохождения курса воинских дисциплин был освобожден и в результате закончил вуз за три года.
Производственные занятия шли легко. Немало помогла мне практика почти восьмилетней работы в финансовых органах. Со многими вопросами я уже сталкивался ранее в рамках уездных, районных, окружных и областных финансовых учреждений, в которых работал, и мог поэтому помогать менее опытным товарищам. Такие учебные дисциплины, как счетоведение, планово-балансовый анализ, государственный бюджет, кредит, финансовое планирование, государственные доходы, местные финансы, отняли у меня в процессе подготовки сравнительно немного времени. Наибольшие трудности я испытал при изучении иностранных языков.
С интересом занимался математикой, статистикой – общей и частной, капиталистическими финансами, денежным обращением. Эти науки принесли мне большую пользу впоследствии, когда пришлось иметь дело с проблемами в масштабе всего СССР, а еще позднее – в рамках всей социалистической системы и по линии межгосударственных валютных контактов. Однако главную ценность представляли для меня диалектический и исторический материализм, политэкономия, теория социалистического хозяйства, а также история типов хозяйства и экономических учений, хозяйственное право, экономическая география. Вот когда я стал понимать то, до чего раньше доходил на практике. Вот когда я заглянул в корень вещей и нашел ответы на вопросы, которые мучили меня годами, с того самого времени, как я впервые начал постигать на практике премудрости финансового дела. А чтобы не отрываться от задач дня, я поставил себе за правило изучать всю основную выходившую в свет специальную литературу и регулярно следить за периодикой – журналами «Вопросы страхования», «Финансы и народное хозяйство» и газетой «Экономическая жизнь».
Первые полгода я занимался только учебой и не нес постоянной общественной нагрузки. Но зимой 1931 года меня избрали секретарем институтской партийной организации, а затем членом бюро Бауманского райкома ВКП(б). Положение резко изменилось. Пора сказать читателю, что к тому времени я был главой семьи, отцом троих ребятишек. Хотя мне, как парттысячнику, платили повышенную стипендию, денег не хватало. Да и жить в Москве было негде. Мне отвели место в общежитии, а жена с детьми находилась в Клину. По выходным дням, когда мог, я ездил к ним. И ни одна минута, проведенная мною в поезде, не пропала даром: заняв место у окна, я читал. Помимо напряженной учебы, дел в институтском парткоме и Бауманском райкоме оставалась еще и агитационно-пропагандистская работа на заводах и фабриках, которую вели все студенты. Если удавалось поспать 6 часов, то такие сутки считались хорошими и легкими. Нередко в течение многих недель мы спали по 5 и по 4 часа. Даже порой не верится, что в этих условиях мы шли почти не спотыкаясь. Тем не менее это факт! Наши дети и внуки иногда жалуются на загруженность. Честное слово, если бы кто-нибудь из нас располагал тогда возможностями нынешнего поколения, мы сочли бы себя счастливцами!
Итак, с 1931 года учение и партийная работа, то сочетаясь, то перемежаясь, были главным в моей жизни. В МФЭИ обучалось в то время 860 студентов, включая рабфаковцев. Из них более 700 являлись членами ВКП(б), в том числе 500 – парттысячниками. Среди профессорско-преподавательского состава коммунистов было свыше половины. В институтскую парторганизацию входило 16 первичных организаций, состоявших из 60 партгрупп. И одна из основных задач, которую все они ставили перед собой, заключалась в том, чтобы на третьем, решающем году пятилетки дать последний бой вылазкам внутрипартийной оппозиции. Разгромленная, она еще шевелилась и порою пыталась то там, то тут взять реванш. Особую ставку «левые» и «правые» делали на вузовскую молодежь. Как раз в МФЭИ уклонисты собирались организовать одно из своих выступлений: к нам явились с докладами К. Б. Радек и Е. А. Преображенский. Однако институтская парторганизация дала им отпор и не пожелала их слушать. Преображенский, до 1922 года являвшийся заместителем наркома финансов, надеялся, вероятно, опереться на поддержку со стороны некоторых своих прежних сотрудников, но его постигла неудача.
«Левые», несколько оживившись в связи с борьбой против кулачества и болтая, что это «их лозунг», собирались сделать ставку не только на студентов-горожан, но и на какую-то часть старых членов партии среди институтских преподавателей. А «правые» ориентировались в вузах на студентов из крестьян. Среди студентов МФЭИ тоже имелись выходцы из зажиточного и даже богатого крестьянства. Это обстоятельство предъявляло к нашей партийно-массовой и идеологической работе повышенные требования. Немало времени уделяли мы в связи с этим заслушиванию на партийных заседаниях докладов руководителей кафедр. Обычно докладам предшествовала тщательная проверка. Мы слушали лекции, внимательно читали учебные пособия, стараясь дать политическую оценку их содержанию. Случалось, партком предлагал освободить заведующих кафедрами. А однажды мы допустили явный перегиб, приняв сгоряча постановление о роспуске целой кафедры, которую возглавлял беспартийный ученый. К счастью, на дальнейшей его работе это не отразилось, и он впоследствии обогатил советскую экономическую науку многими полезными трудами.
