Снова мы шли в пространство холмов, восточнее горы Наблюдателей, но на этот раз весьма далеко углубились между их меловыми склонами. Время было перед сумерками, но Габриэль дожидался темноты, отмечая для нас на местности всё, что могло заинтересовать. Расположение «врага» было намечено на крутизне одного из холмов, и чтобы ошеломить врага внезапной атакой, мы должны были проползти некоторое расстояние и затем, быстро вскочив на ноги, швырнуть гранаты, и тут же атаковать выстрелами вершину крутизны.
Мы впервые получили полное снаряжение. У каждого была боевая граната и заряженный пистолет. Шагая за Габриэлем по тропе вниз, через сосновую рощу около университета, в пустыню, я ощущал удивительное чувство силы. Вооружение, находящееся при мне, и обретенный опыт в его применении, давали мне уверенность в себе, в своих силах, которые до этого времени казались мне ничтожными. Впервые мои товарищи виделись мне, не как ватага, шатающаяся по полю, а как боевое подразделение, которое в силах определить судьбу мира, по которому оно движется. До сих пор я абстрактно представлял врага в виде, положим, араба со зверским выражением лица, которых мы иногда встречали, или высокомерного британского полисмена. Теперь же, ползком в сторону крутизны, я более реально представлял «врага». Вот, они ужинают, не представляя, что их ожидает. Некоторые ложатся спать, некоторые переговариваются на сон грядущий, и двое-трое охраняют укрепление. Я старался изо всех сил ползти бесшумно. Сердце мое начинало колотиться, когда спичечная коробка для поджигания гранаты издавала звуки, ибо терлась о сукно брюк в кармане. Услышав грохот взрывов, я почувствовал окатившую меня волну гордости и мужества, словно бы поднявших меня на своих крыльях и понесших вверх, на крутизну, вместе с вспышками выстрелов из моего «штайера».
Но когда мы, столь всесильные в пустыне, вернулись в реальность ночной улицы предместья Шейх-Джарах, на которой расфранченные молодые арабы отпускали в сторону Айи скабрезные шуточки, и британский полисмен с пониманием подмаргивал им, настроение мое испортилось, снова я пал духом. Габриэль приказал нам не реагировать на эти окрики, ибо «пять пистолетов, находящихся в наших руках, нельзя подвергать опасности», и я видел, что подозрительный взгляд, которым провожал нас полисмен, встревожил Габриэля. Как только мы исчезли из поля зрения полисмена, за поворотом шоссе, он велел нам рассеяться. Только меня оставил, чтобы я помог ему нести сумку с частью оружия в его квартиру, находящуюся совсем близко.
«Выпьешь чаю?» – спросил он меня.
«Нет, спасибо».
«Ну, как тебе сегодняшние маневры?»
«Это чудесно».
«И все-таки ты грустен». – Улыбнулся он мне. – Несомненно, из-за того, что в Шейх-Джарахе те дураки унизили Айю. Верно?»
«Верно».
Он зажег трубку, и, видно, собирался со мной беседовать. Еще раньше, когда он велел мне взять одну из сумок с оружием, которую мог и сам унести, я понял, что намерен со мной поговорить.
«Смотри, – обратился он ко мне с мягкостью, которая дается уверенностью, – тебе еще будет дана возможность свести счеты с унижениями. Причем, с гораздо более серьезными и тяжкими. В конце концов, эти в Шейх-Джарахе не были просто легкомысленными хулиганами, а людьми из вражеского лагеря, намного более опасными. Придет время, и мы посчитаемся с ними, со всеми»
«Когда?» – выдохнул я.
«Рад услышать этот вопрос от тебя, – сказал он, – и еще более рад форме, в которой вопрос этот был задан. Ты с нетерпением ожидаешь этого дня, и это свидетельствует о том, что ты уверен в себе гораздо сильнее, чем когда-либо».
«Это так, – сказал я и покраснел, вспомнив нашу прежнюю беседу, – упражнения с оружием внушили мне уверенность в себе. Она усилилась вместе с улучшением результатов моего владения оружием. И все же я по сей день не уверен, что родился держать оружие в руках, как Дан, Аарон и Яир. Полагаю, что они более подходят к этому, чем я и Айя».
«До этих пор я не нашел никаких недостатков в ваших с Айей способностях, – сказал он, – и хочу, чтобы ты это знал: меня радуют твои успехи в последнее время».
Я чувствовал, что упоминание моего имени рядом с именем Айи приносило мне скрытую радость. Но тут же настроение опять испортилось. Я выделял Айю вместе с собой в разряд «неподходящих», хотя она справлялась с трудностями полевых занятий гораздо лучше меня. И тут я неожиданно вспомнил ее просьбу узнать, что это за девушка на фотографии, неизменно стоящей на его столе. Я знал, что не успокоюсь, пока не узнаю этого, как человек, не исполнивший свой долг.
«Габриэль», обратился я к нему в смущении, – хотел вас о чем-то спросить. Извините меня, но вы можете не отвечать, если это против вашего желания».
«О чем это?»
«Эта девушка на фото, – пробормотал я, – кто она?»
Лицо его побледнело, в глазах проступила печаль.
«А-а, – сказал он, – оставим в покое души, которых нет в живых».
Затем, после паузы, добавил:
«Это моя сестра… Сестра Лили. Почему ты спросил?»
Я молчал, не в силах отыскать какой-либо ответ, близкий к истине, которую скрывал.
«Потому что мы похожи друг на друга, да?»
«Да, – произнес я с облегчением, – очень похожи».
Глава тринадцатая
1
События 1936 года докатились до нас в разгар наших стрелковых занятий и подготовкой к диверсионной деятельности. Не помню, что знаменовало начало этих событий, – резня евреев около Туль-Карема или в ином месте. В любом случае это началось с массовых убийств евреев ножами, пулями, гранатами. В цитрусовых садах вырубались деревья, пламя бушевало в домах, вырываясь из окон. Такое уже было в 1929 году, но теперь это совершали более умелые руки. Это не были, как тогда подстрекаемые муллами феллахи деревень вокруг Хеврона и Цфата, а хорошо организованные банды с определенным опытом ведения боя, которые не останавливались перед атаками на подразделения британской армии. Именно это привлекло особое внимание Габриэля, отказывающегося называть происходившее «событиями».
«Просто глупость говорить об этом – «событие». Мы имеем дело не с толпами, которые собираются, чтобы идти убивать, а затем делить награбленное, а с настоящими военными действиями во имя политических целей. Потому слово «событие» не подходит к ним, как подходило, быть может, в 1929 году».
Он, шаг за шагом, анализировал политические процессы, которые привели к агрессивным действиям.
«Перед нами не случайная кучка убийц и террористов, а вооруженное восстание против увеличивающегося в последние годы еврейского населения, против властей, которые дали евреям эту возможность, и, главное, против того, что в один из дней здесь возникнет национальный дом нашего народа. Время начала восстания, которое было выбрано как раз после предложений абсолютно проарабской «законодательной комиссии», указывает на то, что у арабов нет намерений – показать какую-либо склонность к компромиссу, даже если он в их пользу. Их устраивает лишь полное уничтожение сионистского предприятия. Международное положение играет им на руку. Германия и Италия пытаются добиться их дружбы, чтобы направить против Британии. Сами же арабы пытаются доказать англичанам, что это не просто стихийное выступление, а настоящее восстание, и не стоит потерять поддержку со стороны арабов во имя каких-то обещаний еврейскому народу».
Мы помнили, как Габриэль еще на первых наших встречах предвидя, благодаря своему математическому уму и логике, говорил о грядущих столкновениях, которые превзойдут по силе все, что было до них. Помню, эти черные пророчества казались нам сильно преувеличенными на фоне тех спокойных дней. Евреи прибывали в страну массами, привозя серебро и золото, чтобы осуществлять планы большого строительства. Верховный наместник сэр Артур Вокхоп, в отличие от прежнего наместника относящийся с симпатией к евреям, посещал поселение за поселением, дискуссируя с крестьянами – евреями и арабами – о шансах на урожай. Мы не верили, что пророчество Габриэля стоит на пороге ближайших дней и что кровавые цветы тридцать шестого года взойдут из земли вместе с колосьями пшеницы и ржи в начале лета.
«Тревожитесь ли вы о будущем?» – спрашивали мы, видя его хмурое и напряженное лицо, склонившееся над утренней газетой.
«Вовсе нет. Счастье наше, что дело арабов в арабских руках, и мы не освобождены от необходимости спустить их дело в преисподнюю».
Он развернул перед нами впервые программу действий, и в ней мы ощутили судьбу каждого из нас, как запах пороха.
«Самое главное, знать планы врага. Когда они нам раскроются, надо их сорвать. Если арабы хотят доказать, что они решающая сила в этой стране, нет у нас иного выхода, как доказать обратное».
«Как это сделать?» – не задумываясь, спросил Дан.
«Следует превратить страх перед арабами в страх перед евреями. В этом все дело».
«Это ведь так просто», – уронил я.
