Цироллец отрицательно качнул головой.
- Нет. Просто еще одно ваше новое качество. Мы перестали пользоваться им почти с самого начала. Из этических соображений. Это не параллельный мир. Вы уловили чужие желания. Невоплощенные желания. Мы втроем уже многое успели узнать о Земле, хотя нам и мешали... Один ваш поэт когда-то писал, кстати его... то, что вы совсем неудачно и неправильно называете биополем до сих пор ощущается... как бы ярким пятном... Так вот, Тагор: "Я сижу один. Закат погас. В дверь души стучатся в поздний час путники, окутанные тьмой: неосуществленные надежды с болью возвращаются домой". В вашем сне или видении как раз и воплотились такие надежды. Только каждый надеется на разное, разный уровень желаний... Выбор опять же оказался в некоторой степени произвольным из-за разлаженности механизма ваших способностей.
- Аквитания - тоже параллельный мир?
- Не исключено. А возможно, дело в генетической памяти. Восприятие сознания предков.
- У меня что, предки французами были? Хотя... Предков-то своих мы и не знаем. Я вот бабушку свою по матери еще помню, а отцовская родня... Кто они, что они? Знаю только, что жили где-то в Удмуртии. Так что могла быть и Франция...
- Ваши видения, повторяю, можно толковать по-разному. Поверьте, однозначный ответ просто невозможен. Я стараюсь объяснить только то, что можно объяснить, то, что вы можете понять, но есть и другие объяснения. Просто они будут преждевременны и непонятны.
- Это я уже усвоил, - угрюмо сказал Панаев. - Ладно, об остальном не спрашиваю. Теперь о вас. И о биотах.
Цироллец скрестил руки на груди, покосился на пожилого мужчину, направлявшегося к их скамейке. Панаев непроизвольно напрягся. Мужчина сел на дальнем краю скамейки, развернул газету и углубился в чтение.
- Спокойно, Виктор Борисович. - Цироллец выразительно провел ладонью по плащу. - Об остальном вы не спрашиваете, но именно остальное служит мостиком к рассказу о нас и биотах. Небо в полыхающих звездах, багровые скалы, полет... и выбросы... энергетические пробои... вывернутость в момент слияния... акустический фон...
- Постойте, я что-то...
- Да, извините. Музыка, полет белых лент, спирали и колонны. Внешняя сторона определенных процессов. Одно из ваших вдений. Так вот, я тоже все это помню. Заметьте, никогда не видел и видеть не мог, но помню. И если ваше видение - только фрагмент, то я воспринимал гораздо более полную картину. И любой цироллец тоже. И мы знаем, что это такое.
- И что же это такое?
- Память. Та же самая генетическая память, восприятие впечатлений тех, кто принес жизнь на Цироллу.
- Но откуда...
- Подождите. Еще одно ваше видение: улицы какого-то города, площадь, выложенная разноцветными плитами. Зал Многомерных Отражений. Забытое Поле. Место Странных Игр. Разноцветный узор на площади - это древний символ, он сохранился в нашем сознании от тех, кто принес жизнь на Цироллу. Происхождение этого вашего видения, в отличие от других, истолковывается совершенно однозначно: в вас ожила генетическая память предков. Я тоже очень долго был жителем этого города. Это мой город.
- Я помню о тех, кто принес жизнь на Цироллу? - запинаясь повторил Панаев. - Так, подождите... То есть я как-то связан?.. Я помню ваш город... Значит... - Панаев растерянно посмотрел на хмурого циролльца. - Значит, вы - наши предки?..
Цироллец медленно кивнул.
- Да, Виктор Борисович. Именно так. Я один из тех, кто когда-то принес жизнь на Землю.
- Чепуха! - почти выкрикнул Панаев и стукнул кулаком по скамейке. С шорохом разлетелись голуби, мужчина с газетой недоуменно посмотрел в его сторону. - Че-пу-ха!
- Почему?
- Потому что этого просто...
*
- В отпуске уже были? - спросил врач, делая какие-то пометки в медицинской карточке Панаева, натягивавшего свитер. Врач был не тем, молодым и усатым, а пожилым, сморщенным и улыбчивым. Участковый терапевт сам угодил на больничный.
- Еще нет.
- Вот и чудненько. В деревню, в глушь, в Саратов. Или в пансионат. Противопоказаний нет. Загляните на той неделе, еще раз кардиограммку снимем. Зубчик тут у вас... Сердце не беспокоит?
Панаев пожал плечами.
- Вот и чудненько. - Врач, не глядя, протянул Панаеву голубой листок. - Печать поставите в пятнадцатом кабинете. Курить постарайтесь поменьше.
- Спасибо. - Панаев взял листок. - Я не курю. До свидания.
- Вот и чудненько. не забудьте на той неделе кардиограммку.
Цироллец прохаживался возле входа, спрятав руки в карманы плаща. Панаев увидел его сквозь стеклянную стену больничного вестибюля и, поколебавшись, сел в кресло возле окошка регистратуры под зловещим фиолетово-зеленым плакатом антиалкогольного содержания. Положил ногу на ногу, закрыл глаза и прислонился затылком к стене. Хотелось осмыслить, прочувствовать картину, нарисованную цирольцем, картину приблизительную, рассчитанную на понимание обыкновенного среднего человека, но в общих чертах, вероятно, правильно передающую то, что происходило когда-то и происходит сейчас. И подумать о том, как быть дальше. Ситуация складывалась не из веселых. И хорошо бы - выдумка все это, сказка, фантастика, так ведь нет...
Там, на скамейке в сквере, цироллец схематично изложил некоторые сведения. В далекие-предалекие времена, возраст которых не поддавался осмыслению (для Панаева десять или там двадцать миллиардов лет было всего лишь очень большим числом - не блоее), в те времена, когда наша Вселенная была молода и каждый миг рождались новые звезды, на планете, расположенной в бесконечно далекой от Земли галактике, появилась жизнь. Жизнь дала начало разуму. Разум создал цивилизацию. Потом, сотни веков спустя, уже многое узнав о мире, циролльцы предположили, что жизнь на планету была занесена извне, из другой Вселенной, память о которой сохранилась у каждого из них с давних времен. Была ли это Вселенная, существующая совсем рядом, в другом измерении или исчезла она, сжавшись в ничто и уступив место нашему миру, в структуру которого ушедшая цивилизация сумела вложить информацию о себе? Цироллец пытался что-то такое объяснить, но Панаев почти ничего не воспринял, и остались в памяти только обрывки расуждений об участках без времени и пространства, каких-то дугах, словно бы наперед закинутых в область Большого Взрыва, хотя понятие "наперед" и вовсе не годилось, а никакие другие понятия ни Панаев, ни самый большой мудрец на Земле просто не мог воспринять.
Циролльцы много размышляли о происхождении жизни вообще, о самой возможности возникновения живого из неживого. Волевой акт? Но чей волевой акт? И как появилось что-то, способное его совершить? Единственно возможная комбинация триллиардов различных необходимых условий, возникшая наконец после триллиардной попытки? Или жизнь существовала вечно, передаваясь по цепочке вселенных, каждая из которых попеременно рождалась и умирала, но сама эстафета не имела начальной точки отсчета? И в необозримом будущем замыкалась на себя?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
