Но ясно, он рассчитывал на Москву, которая должна была стать его плацдармом для гораздо более обширных устремлений. Жить же и воплощать свои дьявольские замыслы в городе, зная, что тебя ищут и когда-нибудь непременно найдут, – это вряд ли возможно. Поэтому он решил подставить меня вместо себя.
Когда же я вышел победителем в схватке с убийцами,
Хаункас рассчитал и повел еще более тонкую игру, которая во всей полноте показала его изощренный, коварный и холодный, словно у змеи.
Я оказался в полной его власти. Искусством внушения, которое хорошо известно в Индиях, в сочетании с порошком он взвалил на мою совесть вину за свои убийства, а я терзался из-за них. Он с упоением следил за моими страданиями. Ему нравилось безраздельно владеть моими мыслями, толкать меня в пропасть.
Он рассчитывал на то, что Носители Возмездия прикончат меня и, вернувшись в Орден, доложат, что Магистр мертв. Он же получит полную свободу для дальнейших грязных дел. Ну а если победителем выйду я, он внушит мне мысль прийти с повинной в колдовстве и убийствах в Разбойный приказ. И в этом случае слух о казни Магистра разнесется и докатится до Ордена.
А тем временем в городе искал Магистра и Винер. Постепенно у него появилась уверенность, что Магистр не кто иной, как лекарь Эрлих. И неважно, что лекарь только прибыл в Москву. Это могла быть очередная игра… Нужно было все хорошенько проверить. Ошибиться было нельзя. Вот Эрлих и подослал ко мне своего слугу, а сам следил за мной во время ночного свидания у монастырских стен. Видимо, это было ошибкой, поскольку Хаункас слишком хорошо владеет собой, чтобы раскрыться. Но на Жезл Мудрых, как думал Винер, он должен был польститься
Очередной жертвой Хаункас избрал доктора Винера. Эта фигура ему казалась подозрительной, особенно после моего рассказа. И по уже отработанному пути Магистр напоил меня зельем, а сам отправился к Винеру… Однако тот был начеку и отбил нападение, но при этом не разглядел покушавшегося на него и был уверен, что это я.
После ночного нападения Винер пришел ко мне, чтобы покончить со всем этим. Но, выслушав мой рассказ, стал сомневаться в правильности такого решения. Усугубили его подозрения крупинки сатанинского порошка, вызывающего кошмары. Они были рассыпаны на столе.
Окончательно Винер все понял, когда появился Кессель-Хаункас. Убегая из дома Винера, он зацепился за гвоздь у двери, оставив клочок ткани и бисеринку-украшение. У меня Винер такой одежды не нашел, хотя перерыл все мои вещи, пока я лежал и смотрел на то, как он хозяйничает у меня дома. Зато Кессель был одет именно так.
– И я убил Магистра! – с гордостью произнес Винер. – Рука моя не дрогнула. Не может дрогнуть рука, которой движет жажда справедливости и которую направляет сам Господь…
Выслушав повествование, я сидел ошарашенный. Самое отвратительное было в том, что я столько времени оказывался слепым, бездумным орудием в руках негодяя. Он играл со мной, как с куклой, и, использовав, собирался выбросить. И еще неприятно было то, что я, Фриц Эрлих, честность которого угадывается даже из фамилии (честный, благородный. – нем.), поддался влиянию дьявольских сил и был очарован открывшимися мне бесстыдными картинами сатанинских действ настолько, что готов был принять их за истину и поставить себе на службу, тем самым связывая свою жизнь с дьяволом! Как это могло случиться?
И еще меня поразило, как разрослась по свету гидра, поставившая перед собой цель служение Злу. Я всегда считал, что несправедливость и жестокость в мире происходят из-за несовершенства отдельного человека, не пришедшего к Богу, но чтобы была такая все проникающая могучая сила, поставившая целью Эрлих прочить и умножить зло на всей Земле, это не укладывалось в моей голове.
И душа моя загорелась благородной жаждой мщения, ненавистью к черным силам.
– Они не могут так поступать с людьми! – воскликнул я.
– Этот Орден не должен существовать!
– Они сильны. Имя им легион, – вздохнул Винер. – Они совершают страшные обряды и приносят в жертву заживо вырезанные детские сердца. Они совокупляются на алтаре Господнем. Святые лики висят в их храмах вверх ногами. Они мечтают о крови. О море крови, которое зальет когда-нибудь мир. О миллионах убитых и распятых, о разрушенных городах и опустошенных землях.
– С ними нужно бороться.
– Нужно. Не на жизнь, а на смерть. Забывая боль, стыд, иногда оставляя саму добродетель и переступая через смерть. И вы были бы согласны на это?
– Я – да!
– Тогда помогите нам.
Жажда мщения и справедливости жгла мое сердце. Я должен помочь в борьбе с дьяволом. Может быть, смысл всех моих скитаний, всей моей предыдущей жизни был лишь в том, чтобы состоялась эта встреча. Чтобы я решил раз и навсегда, на чьей стороне я окажусь – добра, зла или огромной людской массы, которой нет никакого дела ни до того, ни до другого.
– Я согласен.
– Тогда вам предстоит вновь стать Магистром. Носители Возмездия уверены в том, что это именно вы. У вас брошь. Я подскажу, как вам проникнуть в Черный Орден. Как укрепиться там. У меня есть Жезл Мудрых, некогда принадлежавший Темному Ордену, мы используем и его. И мы взорвем сатанинский Орден изнутри!
Мне на миг стало жутко, но я быстро овладел собой. Это мой долг – пройти через все испытания и светом истины развеять отвратительную гнусную тьму.
– Я согласен.
– Ну, тогда налегайте на хлеб и сыр, Магистр. Вам нужно выздоравливать побыстрее…
Часть вторая
ПЕТЛЯ АСМОДЕЯ
Я проснулся от чувствительного и болезненного толчка нехотя открыл глаза. В келье, где по воле судьбы мне пришлось ненадолго вздремнуть, все было пронизано сыростью и гниением: и осклизлые, местами покрытые мхом, изъеденные временем стены, и полусгнившая скамья – единственная здесь мебель, и охапка влажного сена, на которой я спал столь сладко и беспечно. Воистину, не стоило и просыпаться, если перед глазами предстала столь безрадостная обстановка, которая даже у меня, закаленного в бесчисленных дальних странствиях бродяги, не могла не вызвать тоски и уныния. Впрочем, как бы все ни сложилось – к худшему или к лучшему, – вряд ли этой келье суждено стать моим пристанищем на сколько-нибудь продолжительный срок
Неподалеку от своего лица я увидел башмак весьма значительных размеров и понял, что именно он явился причиной моего болезненного пробуждения. Я поднял голову, и взору моему предстал хозяин башмака – толстобрюхий, со сросшимися на переносице бровями и нахмуренным челом молодчик. Я уже знал, что его зовут брат Вампа, что он совершенно не понимает шуток и к тому же дурно воспитан. Рядом с ним стоял тощий, костлявый, с одним плечом выше другого, с длинными, жилистыми и, вероятно, очень сильными руками человек лет сорока – брат Арден. Оба сжимали увесистые алебарды. Это мои охранники, конвоиры, и возможно, вскоре им предстоит стать и моими палачами.
– Вставай, Магистр, пришел день суда над тобой!
Голос брата Вампы был глух и торжествен. Молодчик просто из кожи вон лез, чтобы подчеркнуть собственную важность и значительность.
Кряхтя, я поднялся. Сырость плохо отражается на моих суставах, ибо годы уже не те, и впереди ясно видна старость. Вчера мне исполнился сорок один год, и я встретил день рождения вовсе не за дружеским столом, а в этом неуютном и, что греха таить, просто жутковатом месте.
– Зачем, брат Вампа, ты так больно ударил меня, предававшегося сонным грезам и пребывавшего в объятиях Морфея? – спросил я с укоризной.
– Ты пес, Хаункас! И, как всякая презренная собака, заслуживаешь лишь палки. Палки и виселицы!
– Ты очень зол, брат Вампа. – Я потянулся, разминая мышцы.
– Вскоре я увижу твои последние судороги. Чувствуешь ли ты приближение смерти, Хаункас?
– О чем ты, брат? – удивился я. – Уж не намекаешь ли ты на то смешное, балаганное представление, которое ожидает меня? О, не принимай это столь близко к сердцу и не беспокойся. Мне даже приятно будет немножко побеседовать с Мудрыми.
– Еще приятнее тебе будет, когда тебя поджарят на костре, бешеный пес!
Он подтолкнул меня древком алебарды к выходу, и я очутился в узком коридоре, который, казалось, жал в плечах. Он был ярко освещен нещадно коптящими факелами, которые держали в руках еще трое монахов. Они тоже ждали меня. Брат Вампа вышел вслед за мной. Улучив момент, я обернулся и прошептал ему:
– Ты ошибаешься, мой нелюбезный брат. Не родился еще тот, чья рука подожжет мой костер. Я тоже умею быть злым. И память моя хранит все. Не забывай об этом.
– Пойдем, Магистр, нас ждут, – тронул меня за плечо брат Арден.
В нем я не чувствовал ненависти и злости, а лишь вполне понятное опасение и еще более понятное любопытство. Определенно он был намного умнее своего товарища, уже записавшего меня в покойники. Брат Арден понимал, что даже со стоящим на краю могилы Магистром Хаункасом не стоит вести себя дерзко и вызывающе, поскольку он опасен и изворотлив, как змея, и злопамятен, как иудейский ростовщик, которого обманули на три медяка.
